Страницы моей жизни - Моисей Кроль

– Кто же эти люди, на деле выполняющие предписания вашей веры? Наверное, все люди науки?

– О, далеко не все ученые следуют этому высокому учению. Но есть много простых людей, живущих хорошей, чистой жизнью.

Лама меня слушал, широко открыв глаза. Мои слова были для него большой неожиданностью. И он по своей привычке погрузился в глубокую думу.

Чувствуя, что наша беседа больше не возобновится, я тихо поднялся и стал прощаться с ламой. Тот, точно очнувшись от глубокого сна, очень сердечно пожал мне руку. Так мы расстались, не условившись даже о новой встрече.

Весь следующий день я провел у себя. Мне нужно было разобраться в собранных мною материалах и привести в порядок мои дневники. К вечеру моя работа была закончена, и мы, я и Маланыч, собрались было пойти к святому ламе с прощальным визитом, т. к. я решил на следующее утро покинуть Кижингинский поселок. Имел я в виду горячо поблагодарить святого ламу за гостеприимство и за то внимание, которое он мне уделил. Но тут один из молодых хувараков, прислуживавших у святого ламы, прибежал запыхавшись и сообщил нам, что сам святой лама идет к нам. Маланыча эта весть сильно взволновала. В доме поднялась суматоха. Наш добрейший хозяин дома был совершенно ошеломлен сообщением хуварака. На мгновенье он растерялся, но овладев собою, бросился вон из комнаты, чтобы встретить высокого гостя, который уже подходил к нашему дому. Несколько случайно находившихся там хувараков стояли точно остолбеневшие. Видно было, что произошло что-то небывалое.

Я вышел навстречу святому ламе, и мы друг друга очень тепло приветствовали.

– Хорошо ли вы спали эту ночь? – спросил меня лама, участливо заглядывая мне в глаза.

Я поблагодарил его за внимание и тут же подумал, что этот вопрос звучал в его устах не только как вежливая фраза. Он чувствовал, что наш последний разговор мог меня взволновать и лишить сна.

Подали чай, но беседа у нас долго не клеилась. Мы только обменивались незначительными фразами. А между тем чувствовалось, что что-то святым ламой не было договорено и что, может быть, не было сказано самое важное.

Стало темнеть, жестом руки, означавшим приказ, лама предложил присутствовавшим в комнате хуваракам удалиться. Хозяин нашего дома тоже бесшумно покинул комнату, и мы, святой лама, Маланыч и я, остались одни. Воцарилось снова довольно длительное молчание. В комнате стояла волнующая тишина, и у меня было острое ощущение, что наше молчание будет прервано необыкновенным образом.

Заговорил первый святой лама, и голос его звучал торжественно и проникновенно.

– Уважаемый гость, – сказал он, – выслушайте меня! Во время наших бесед я неоднократно позволял себе говорить с вами в довольно грубом тоне. Но я говорил так для того, чтобы выслушать от вас как можно больше аргументов в защиту ваших взглядов. Я вообще человек очень молчаливый, но заметив, что имею дело с образованным человеком, каких я до сих пор не встречал, я захотел узнать побольше о вашей науке и о вашей вере. Я видел, что моя резкие слова вам были очень неприятны, а потому прошу вас извинить меня. Узнал я от вас очень много нового, и мне хочется восстановить в вашем присутствии все то, что вы мне говорили, чтобы я был уверен, что я вас правильно понял.

И лама стал резюмировать содержание наших бесед с замечательной точностью и последовательностью. Я слушал его и все больше убеждался, что имею дело с человеком необыкновенных способностей и большого философского ума. Маланыч в этот вечер превзошел себя самого: так умело, точно и умно он переводил часто весьма глубокие и отвлеченные мысли святого ламы.

– Верно я передал содержание наших бесед? – спросил лама, закончив свое изложение.

– Да, совершенно верно, – сказал я тоном истинного удивления.

– Ну, а теперь мне хочется вам сказать еще несколько слов о буддизме. Многого я не знаю, – скромно заметил он, – но кой-какие священные книги я читал. У нас написано много книг о нашей вере, и в этих книгах вы найдете самые разнообразные рассуждения о Боге.

В одном месте вы прочтете, что Бог не имеет названия, что его грешно изображать в какой бы то ни было форме, а в другом писании ему, напротив, приписывают десятки разных видов. Одни священные книги запрещают кланяться и молиться бурхану, другие предписывают множество молитв, когда стоя, когда на коленях и т. д. Кто как может, так и понимает и верит. Мне лично очень пришлись по сердцу ваши слова, что вера без дел мертва, и я подумал, что ваша религия очень высокая, такая же высокая, как наша.

Было четыре часа утра, когда святой лама окончательно простился со мною, выразив в весьма теплых выражениях свое удовольствие по поводу того, что случай дал ему возможность встретиться со мною. В свою очередь, и я с полной искренностью ему заявил, что унесу самые лучшие воспоминания о днях, проведенных мною в беседе с ним.

На дворе уже светало. Сильно уставший Маланыч очень быстро заснул крепким сном. Но я долго не мог сомкнуть глаза. Я не ожидал, что в сибирской глуши, в бурятском поселке мне придется проводить целые дни и вечера в беседах на темы, которые были так близки моему сердцу. И я думал:

Как богата человеческая натура! Везде она пытливо вопрошает жизнь, везде она старается разгадать ее тайны. И когда жаждущему познания человеку выпадает благоприятный случай, со дна его души поднимаются годами накопившиеся вопросы и сомнения и властно требуют ответа. Так было и со святым ламой. Кто знает, сколько лет таились в его душе вопросы, которыми он меня засыпал с первой же нашей встречи. Утолил ли я хоть сколько-нибудь его душевный голод, я не знаю, но он услышал от меня много нового, он ознакомился с мировоззрением, о котором не имел даже смутного представления до встречи со мною. Снова он замкнется в самого себя, снова он одним движением руки будет удалять из своей аскетической кельи благоговеющих перед ним бурят, но в его голове запечатлелось так много новых мыслей, что на их обдумывание и углубление он, быть может, употребит весь остаток своих дней в промежутки между чтением тибетских священных книг и исполнением своих обязанностей духовного пастыря… Передаст ли он кому-нибудь хоть часть своих глубоких и страстных дум или он унесет тайну своих душевных мук и радостей с собою в могилу?..

Глава 16. Годы ссылки.

В августе 1893 года я направился по долине реки Хилок в Селенгинск, а оттуда в Троицкосавск и Кяхту, чтобы повидаться с политическими ссыльными Чарушиным и Поповым, которые давно уже приглашали меня к себе в гости.

О Попове мне пришлось уже упомянуть. Как народоволец, он был сослан в Забайкалье. Поселившись в Троицкосавске, он занялся там культурной работой. Одна из его больших заслуг на культурном поприще – это создание прекрасной общественной библиотеки в Троицкосавске. Старику Лушникову также принадлежит заслуга, что он, щедро финансируя библиотеку сам и собирая для нее крупные суммы среди кяхтинских богачей, обеспечил ее бюджет и дал возможность Попову обогатить ее теми книжными сокровищами, которые украшали ее шкафы. Мне хочется еще сказать несколько слов о другом политическом ссыльном, жившем в то время в Троицкосавске и завоевавшем мои горячие симпатии и глубокое уважение с первой нашей встречи. Это был Николай Аполлонович Чарушин.