Злые куклы - Елена Юрская

— Виктор Федорович Глебов очень заинтересован в этой женщине…

— Молодой человек, то есть Вячеслав, вы тоже должны быть заинтересованы, если она умрет, то вы… И если не придет в себя, то тоже вы. Кстати, а кто такой Глебов?

Дядя Витя. Папа Витя. Бедный, бедный Глебов. И Славик тоже бедный… Даша могла бы оставить записку ей лично. Даша, ты не права. Это был мой мальчик. Мой последний мальчик. Даша, хватит купаться… Хватит, ты утонешь… Скажи ей, Лялька… Она ведь больше не жена твоего мужа… И я не жена… Отпусти ее… Или давайте поиграем в карты… Ты не хочешь, потому что…

— Кто-то забрал халатик…

— Она умрет?

— Для нее это было бы лучше…

— Нет!!!

— Как хотите, были бы деньги… Кстати, а кто этот ваш Глебов? Такая знакомая фамилия.

— Я могу быть свободен?

— Это вы с лейтенантом обсуждайте. Меня это не касается. И выйдите из палаты… Не мешайте ей… нам… Короче, вон отсюда!

Нет, ей не хотелось возвращаться. ТАМ было лучше. Она знала наверняка, что будет тепло и будет светло. И когда-нибудь Славик догонит ее по годам. А Глебов все равно будет старше. Хотелось купаться, хотелось заплыть и остаться там, за буйками… И стоило ли теперь говорить, что она все знает… Что она знала это чуть ли не всегда… Теперь у нее была своя жизнь, и в этой новой жизни у нее уже ничего нельзя было отобрать… И дать — тоже ничего было нельзя. Оставалось только ждать всех остальных. Она теперь знала, в какой последовательности все придут на большой пляж. На пляж, который манит всех…

— Давление, доктор, у нее падает давление…

— Спасайте, сердце крепкое… Хотя я бы отпустил.

— Извините, доктор, там звонят — спрашивают, как больная? Что говорить?

— Что говорить? Скажите, что кто-то забрал халатик.

«Зачем я сделал это? Зачем?» — Славик дал четкие объяснения, где и как он провел «подозрительное время», честно признался, что там, где ее нашли, живет его приемная мать… И что сам он там не был очень давно. Потом, в неформальной обстановке, дал подписку о невыезде и, взглянув в темную бездну лейтенантских глаз, почему-то подумал, что мужик похож на лошадь. На какую-то очень знакомую лошадь.

Только зачем же он, Славик, ввязался в это дело? Хотелось отомстить мамочке? Так ей было плевать. Хотелось быть к ней ближе? Да, наверное. Хотелось устроить свою жизнь? «Альфонс — профессия уважаемая, пока нет другой. А к бабам нужным я тебя пристрою».

Пристроила… Как же… Но в самом начале Славик еще не знал, что мама Афина думала только о своей игре. Хотя на самом деле она просто подчинялась другой силе, о которой не ведала, может быть… Всемогущий Виктор Федорович… О-ле-о-ле-о-ле — Глебов.

— Я все знаю, мой мальчик. Мне не нравится, как ты живешь. И мне не нравится, как живет твоя мама.

— Моя мама окучивает картошку.

— Нет, твоя мама окучивает себе могилу. Особенно в те моменты, когда поставляет не тем девочкам не тех мальчиков. А тебе учиться надо… Работать… Хочешь?

— Я могу отказаться?

— Да, а я расскажу все Жанне. И еще одному человеку — дяде Дамиру. Только дяде Дамиру я расскажу о делах твоей мамочки.

— Жанне — достаточно. Этой кнопки будет достаточно. Жмите на здоровье. — Вот тогда в первый раз Славик сумел совладать с собой и даже попасть в тему. Или не в тему, но во что-то, что вызвало глебовский интерес. Или тщательно скрываемое раздражение.

— Значит, договор?

— Договор.

Неужели он продал душу? Неужели это такая простая процедура? Без крови, воска и магических обрядов? И почему он ничего не сказал матери? Хотел отомстить? Или хотел быть к ней поближе. А Жанне? Неужели он все понял? Все и сразу? Значит, он сам хотел этого? Значит — хотел… И они умерли. Почти все… Почти… «Кто-то забрал халатик».

Алиби у Славика не было. Ни на один случай. Даже тот розовый бред, который он только что пропел лошадиному милиционеру, оставлял желать… Да что там — желать… Не было у него алиби. Зато сам он был везде… Прикоснулся к ним ко всем, даже к Дарье… О боже, не надо было брать записку у нее из рук… Но это-то ладно… А мать?

Той ночью его не было дома. И если Жанна придет в себя, это будет второе, что она скажет… Потому что первое… Славик усмехнулся… Но его не было дома не по своей вине, а по материной. По ее приказу… Только по ее. А значит, нужно, чтобы об этом кто-то вспомнил. Например, Кирилл. Они созванивались той ночью. Кирилл всегда знал, что и кому поручала Афина. Кирилл должен подтвердить. А дядя Дамир и все прочие — пусть катятся. Он ведь только исполнитель. И больше ничего.

Ничего. И как жить теперь — никто не знает, и никто не скажет. Наверное, Глебову он больше не интересен. Ни к чему — отработанный материал. И Жанны фактически больше нет. Но ведь никто не рубит сук, на котором сидит. Да, только кто сказал, что Жанна — сук? Мысли разбегались и собирались, плыли перед глазами ровными строчками, хоть читай. Только его будущее от каждой этой мысли становилось все туманнее, все кровавее, все безнадежнее.

— Можно войти? — Слава осторожно постучал и чуть дернул на себя ручку. — У вас тут не заперто. Кирилл, я могу войти? — В ответ на тишину в мозгу вспыхнуло подозрение, что… Но отступать было поздно, дверь напротив потихоньку отворилась, и оттуда раздался противный голос: «Опять скандалить? Опять самоубийство? Ну, хоть одним глазком на тебя посмотрю. Так вот ты, значит, какой, киллер». Славик было рванулся, но дверь ехидно захлопнулась и оставила его перед выбором. Вернее, перед отсутствием такового. — Я вхожу.

— Валяй, — раздался властный женский голос. — Кузя, ты смотри, оказывается, можешь. Ты бы лучше, Кузя, шел в гадалки… Вот была бы карьера!

— А Кирилл дома? — Славик обвел взглядом комнату и понял, что кое-какие шансы обзавестись алиби у него есть. Наталья Ивановна Амитова — единственная, кому из них удалось остаться в живых, даже не подозревала, как она попала. А этот рыжий суетливый мужичонка, который явно не годился в телохранители, при случае тоже будет молчать.

— Кузьма Григорьевич, если кто не помнит.

— Очень приятно, Славик.

— О, так это конкуренты, значит? Ну-ну… Чего надо, деточка? — развеселилась Наталья.

— Алиби, — вызывающе глядя на Наталью Ивановну, сказал Славик.

— Жанна… знаешь? — тихо уточнила она.

— Да. — Он слегка кивнул и не отвел взгляда.

Наталья Ивановна вдруг улыбнулась. В своей жизни она прочитала не так много книг. И кроме разных «матюгальников», иногда ей в руки попадались детективы. Два-три, может быть, пять… Когда она читала эти романы-романчики, у нее всегда было ощущение, что ее обманывают… Ведь так не бывает. Двадцать два героя, и ни один из них, ну иногда за исключением убийцы и гениального сыщика, не знает, что произошло. Не знают и не догадываются. Это казалось ей глупым. Это даже злило ее, обижало… Выводило из себя. Она точно знала, что так не бывает. Люди не могут прожить рядом жизнь, да что там — они минуту не могут прожить так, чтобы не узнать о соседе все. Глебов как-то сказал: «Это же импортные люди. Заграничные. Понятно? Они — другие. Ну, теперь понятно?» Наталья Ивановна купила историю об отечественном убийстве. Там все было то же самое. А значит, неправда…

А теперь ей было смешно. Потому что она оказалась умнее всех. Ну и что, что сама бы никогда не догадалась. Но ведь, кроме туповатого следователя и убийцы, ответ знали многие… Да, очень многие знали ответ. И знала она. Так что было даже смешно. И грустно. Грустно оттого, что правильный ответ ее не устраивал. То есть абсолютно.

Наталья Ивановна не была кровожадной, но подставлять своих, чтобы спасать чужих, было просто не в ее правилах. К сожалению или к счастью, она знала ответ. И ей было немного, совсем немного не по себе.

— Значит, алиби? — уточнила она. — Кирилл, ты был с мальчиком во время убийства Жанны?

— Нет, — выкрикнул Матвеев и затравленно посмотрел на Славика. — Нет, пусть он уходит. Наташа, ему тут делать нечего.

— А почему? — Петров-Водкин пребывал в благодушном настроении. Пусть у него не хватило своих сил развязать этот узел, но ведь они сами шли сдаваться. Просто пачками стремились сдаваться. Если, например, на Амитову навесить убийство директора продмага, а заодно и отравление Афины Наливайко, а на Кирилла — смерть Даши, а на вот этого вот сопляка — покушение на Жанну, то получится, что уровень раскрываемости преступлений резко пойдет вверх. А если хорошо покопаться в картотеке, то можно найти и других жертв их деятельности. — Рукописи не горят, — глубокомысленно изрек Кузьма Григорьевич. — Рукописи не горят.

— Ну и что? — Все трое посмотрели на Кузю привычно, как на идиота.

— А то, — сказал он. — Классику надо читать. Даже если ты летаешь голой на метле, это не всегда означает, что ты ведьма.

— А если не оскорблять, — возмутилась Наташа.