Бульдог. В начале пути - Константин Калбазов

Девушка прервалась, залившись слезами. Ушаков взирал на нее совершенно равнодушно. Сейчас его не волновали переживания этой, по сути, девчушки. Куда больше его занимало то, что один из его доверенных лиц мог оказаться в числе предателей.

– Анна Александровна, вы собирались выполнить его требование? – вдруг заговорил заинтересовавшийся Петр.

Оно вроде и не к месту. Но император вспомнил, как эта девушка упомянула, что с легкостью управляется с купцами. Теперь вот такая подробность, как управление мануфактурой. Подумать только, девчушка восемнадцати лет, а суметь наворотить такого, что не под силу и куда более опытным дельцам. За два года укрыть от казны двадцать тысяч рублей. Бог с ней, с наглостью, но ведь этакую сумму еще и заработать нужно.

– Нет, ваше императорское величество. То, что утаила, отдавать в казну я воспротивилась, но обещала, что впредь такого не повторится, – не в силах лгать, потупившись и все так же проливая слезы, ответила княжна.

– А разве не ваш брат хозяин? И разве не мог он сам взять положенное и вернуть казне?

– Мог. Да только… Любит он меня. Боится, что потеряет, если сильно обижусь. Я в ту мануфактуру душу вложила. Но если бы я знала, что все так, то и вдвое больше отдала бы не задумываясь. – Туманова уже справилась с собой. Император лично заинтересовался обстоятельствами дела Ивана, и у нее появилась надежда.

– Но отчего воспротивились, Анна Александровна? – продолжал настаивать Петр, прислонившись к стене и скрестив на груди руки.

– А оттого, что немалая часть тех денег ушла на переустройство мануфактуры, дабы она лучше работала.

– Поставщик двора не сумел все устроить должным образом на своей мануфактуре? – имея в виду покойного отца девушки, усомнился император.

– Если все продумать и сделать должным образом, чтобы и пряжи вдосталь, да стригальных станов в потребном количестве, да отпаривателей и много чего иного, то любая мануфактура сможет давать в полтора раза больше. Я это дело рассмотрела. А батюшка что, он за качество радел, и оно славным было. Таким и осталось, да только выделка больше.

– Но такая сумма не может образоваться, даже если производство повысится вдвое.

– А оно повысилось вчетверо, ваше императорское величество, – вновь потупив взор и вздохнув, ответила девушка.

– Даже казенные мануфактуры при использовании нового челнока дают только вдвое против прежнего. – Петр уже не пытался скрыть свою заинтересованность.

– А у меня с тем челноком вчетверо вышло. – И опять виноватый вздох.

– А как же инспекторы Мануфактур-коллегии?

– Я устроила станы так, чтобы, когда они приезжали, погонялки легко можно было убрать.

– Хм. Ловко. – Петр не сумел сдержать восхищения, и девушка подняла на него недоумевающий взор. – Значит, все деньги планируете на развитие мануфактуры потратить?

– Не только, – не сводя внимательного взгляда с императора, продолжала откровенничать девушка. – С одним негоциантом условилась, что он привезет мне овец испанской породы особой, мериносы прозываются. За ее вывоз в Испании казнят даже. Больно шерсть у нее тонкорунная. Только и цена непомерная за риск великий. Сто рублей за голову.

– Так вы овец на племя разводить хотите? Да-а, удивили так удивили. Андрей Иванович, а где сейчас Туманов?

– На Аптекарском, у Блюментроста, вместе с Мальцовым, – совершенно спокойно доложил Ушаков, словно ничего необычного и не происходит.

– И как он?

– Иван Лаврентьевич утверждает, что жизнь его уже вне опасности.

– Хорошо. Анна Александровна, сейчас вас в моей карете отвезут домой, а как приведете себя в порядок, к брату. Мне тут предстоит задержаться, так что особо не спешите. И еще. По выплате задолженности в казну я вам даю отсрочку на два года. На эти же два года освобождаю от выплаты десятины. Поставки сукна для нужд армии оставляю на прежнем уровне. Ну и жду успехов в разведении овец. Можете идти.

– Петр Алексеевич, нельзя так, – когда дверь за девушкой закрылась, посетовал Ушаков. – Я понимаю твою заботу о пополнении казны и росте мануфактур. Но кроме доходов казны должен быть и порядок. Такое послабление смотрящему давать никак нельзя.

– Но ведь умысла у него не было, Андрей Иванович, это же видно. О том и потребно сообщить по канцелярии, дабы не расхолаживались. А касаемо той ночи… Не станет убийца кричать «Государь!». Скорее так кричат, спеша на помощь. Я это уж потом осознал. Да только не понял вовремя, что ты без расследования этого не оставишь. Кабы не сегодняшняя случайность… А Тумановы, – в частности княжна, это же просто находка. Я еще к ней всех своих управляющих для обучения ведению дел отправлю, попомни мои слова.

– Хм. Похоже, твоя правда, государь. Тем более сведений о его причастности выявлено так и не было. Но в смотрящих Туманову все одно теперь не место.

– Отчего так-то?

– Раз уж сестра прознала о нем… Сплоховал я. Видать, усталость сказывается. Тут ведь вся хитрость в тайности. Да еще и его подручных придется отстранять, потому как он их знает. Жаль. Уж все налажено было.

– А ты отстрани только его. Привлеки к работе в канцелярии. Кроме этого к нему ведь нет претензий. Знаю, что по Санкт-Петербургской губернии самые высокие результаты.

– Это так, Петр Алексеевич.

– Вот и решили. Раз уж с этим покончили, давай к делам по заговору. Клубок размотал?

– Размотал, государь. До самой последней ниточки…

Ушаков был прав, оценивая степень готовности заговорщиков. До конца приготовиться они так и не успели. Для полного успеха предприятия им нужно было склонить к заговору Елизавету. Но в этом-то и заключалась главная трудность. Заявить об этом в открытую нельзя, так как реакция может быть самой непредсказуемой. Поэтому готовили ее исподволь, всячески давая понять, что ее авторитет постоянно растет, в том числе и в гвардии, на которую она сможет опереться.

Правда, наемными убийцами заговорщики озаботились заранее. К сожалению, этой информации у Ушакова не было, а потому и эффективно противодействовать этому он не смог. Будь у него в запасе еще время, возможно, все пошло бы иначе. Но вмешался случай. Поняв, что раскрыты, заговорщики начали действовать.

По плану офицеры должны были поднять три роты преображенцев, едва только поступит информация о том, что император убит. Одна рота должна была захватить дворец. Вторая – здание Сената. Третья – отправиться во дворец Елизаветы. При должной расторопности уже утром все должно было кончиться.

Переворота как такового не было бы и в помине. Король умер, да здравствует король. Все просто. Злоумышленники убили императора. Елизавета взошла на престол согласно завещанию покойной императрицы. Гвардейцам оставалось только поддержать ее и не допустить поворота событий в нежелательное русло. Никакой крови, арестов, репрессий. Всеобщие траур и скорбь.

Словом, в случае смерти императора риск был минимален. Даже если бы убийц и захватили, результат был бы нулевым. Что, собственно, и произошло, так как двое выжили и дали показания. Трех немцев и двух французов нанял неизвестный, свободно говоривший на обоих языках и скрывавшийся под маской. Выйди все как задумано, его личность так и осталась бы неустановленной.

Однако случилось иначе. То, чего не знали убийцы, знали некоторые из заговорщиков, которым подручные Ушакова сумели развязать языки.

Указанные три роты преображенцев весь вечер провели в казармах в ожидании сигнала. И он поступил. Вот только заговорщикам не было известно о том, что неудавшееся покушение произошло час назад, а улицы, примыкающие к казармам, как и задний двор полкового городка, уже заполнены ингерманландцами и семеновцами. Разумеется, не в полном составе, а только шесть сборных рот. Ничего удивительного, самый обычный день, треть находится в карауле, другая треть в увольнении.

Обошлось без стрельбы. Преображенцы по большей части не понимали, что происходит, попросту выполняя приказ офицеров и сержантов. Поэтому, когда перед ними появился император и приказал сложить оружие, большинство с недоумением повиновались. Один из офицеров, капитан Бахметьев, выстрелил в Петра. Не попал. Его скрутили его же солдаты, вконец ошалевшие от происходящего.

Кстати, допрос Бахметьева выявил очень интересную подробность. Оказывается, он стрелял в Петра уже не в первый раз. Капитан умышлял против государя еще два года назад, будучи прапорщиком. Да только и тогда удача не улыбнулась ему.

Прав оказался Савин, когда утверждал, что в государя стрелял кто-то из преображенцев. Да только тогда вывести его на чистую воду не удалось. Спутали карты нанятые Долгоруковыми убийцы. Покушение списали на них.

Причина же подобного желания была в делах сердечных. Капитан безответно любил покойную Марию Меншикову, в смерти которой винил императора. Нечаянно оброненная фраза, косой взгляд, выражение неприязни – офицера приметили и вовлекли в заговор. Будь он хотя бы в сержантском звании… Ушакову не хотелось об этом думать, потому как гвардейцы постоянно выступали в качестве эскорта государя.