Рим. Прогулки по Вечному городу - Генри Мортон

Двадцать четыре ступеньки ведут вниз, к церкви Санта-Пуденциана. Снизу я смотрю, как, подобно геологическим кастам, футами и ярдами залегает Время, постепенно достигая уровня современной улицы. Церковь не очень впечатляет, она не самая красивая из ранних церквей, но это колыбель западного христианства. Под ней руины дома I века, в котором, говорят, жил, совершал таинства и собирал верующих святой Петр. Такая традиция восходит к временам Пия I, к 145 году, когда еще живы были старики, слышавшие рассказы об апостолах от тех, кто видел их своими глазами, или от тех, чьи родители видели их семьдесят восемь лет назад. Считается, что и святой Павел жил здесь и что здесь святой Марк написал свое Евангелие.

Дом принадлежал высокопоставленному человеку — Корнелию Пуденсу, который, говорят, был римским сенатором. Некоторые полагают, что он и есть тот самый друг, которого упоминает апостол Павел во Втором послании к Тимофею «Приветствуют тебя Еввул, и Пуд, и Лин, и Клавдия, и все братия» (2 Тим 4:21).

Две реликвии, связанные со святым Петром, хранили здесь столетиями. Одна — стул, который считается сенаторским креслом Пуденса. Его использовал святой Петр как епископский трон. Теперь он хранится в тайнике под кафедрой в соборе Святого Петра. Вторая реликвия — деревянный стол, за которым святой Петр причащал верующих. Он столетиями хранился внутри высокого алтаря в Латеранском храме Святого Иоанна, и только одна часть его оставалась в церкви Санта-Пуденциана.

Когда кардинал Уайзмен был титуларом церкви Санта-Пуденциана, он заинтересовался этим алтарем и поручил ученым сравнить куски дерева в Латеранском соборе Святого Иоанна и в церкви Санта-Пуденциана. Было доказано, что оба фрагмента — одного возраста и от одного и того же стола. Вы можете увидеть этот кусок дерева за зеркальным стеклом в боковом алтаре церкви Санта-Пуденциана, где кардинал Уайзмен выставил ее на обозрение.

Красивее всего в этой церкви — мозаика купола, старейшая в Риме. Это сияющее произведение искусства предстает перед нами таким же свежим, каким оно, вероятно, казалось первым паломникам. Мы видим Господа нашего сидящим в окружении учеников. Все одеты в тоги, как римские сенаторы. По обе стороны от Иисуса — святой Петр и святой Павел. А за ними стоят две женщины в зеленых с золотом одеяниях — две дочери Пуденса, Пуденциана и Пракседа, и держат венки над их головами. На заднем плане — уличная сценка. Это может быть Рим того времени (то есть примерно 390 год) или, возможно, Иерусалим. За спиной Спасителя возвышается гора, вероятно, символизирующая Голгофу, из которой, подобно бьющему источнику, поднимается вверх огромный, покрытый драгоценностями византийский крест. Облака на небе расступаются, чтобы видны были эмблемы четырех евангелистов.

Когда церковь реставрировалась в XVI веке, рабочие обнажили древнеримский фундамент, на котором обнаружили великолепную мраморную статую Лаокоона. Говорили, что она больше, чем Ватиканская статуя. Но так как рабочие работали a cottimo[76] по контракту, они побоялись, что не получат дополнительной оплаты за откапывание скульптуры, и закопали ее обратно. Так она и лежит там до сих пор.

Я прошел к церкви Санта-Прасседе, которую часто посещал. Мне захотелось увидеть самую знаменитую маленькую византийскую часовню в Риме, тесное, похожее на склеп помещение, украшенное позолоченной и цветной мозаикой и построенное папой Пасхалием I около 800 года как гробница для его матери Теодоры. Теодору можно увидеть среди сурово застывших фигур с квадратными нимбами. Такой нимб означал, что она была еще жива, когда закончили мозаику. В Риме не много столь же византийских по духу мест, как эта часовня, таких же сияющих и свежих, где, кажется, ничего не изменилось с того далекого дня, когда Рим был полон греческих монахов и папа все еще оставался под юрисдикцией константинопольского императора. Святая Пракседа была сестрой святой Пуденцианы, и обе приходились дочерьми Пуденсу. Они были так потрясены ужасами первых преследований христиан, что молились о мученичестве. Преодолев несколько ступенек вниз от алтаря, вы можете увидеть их саркофаги в склепе, куда Пасхалий I перенес их из катакомб более тысячи лет назад.

Прекрасное представление о том, как выглядела титульная церковь в ранние времена, дает храм Санта-Мария-ин-Космедин, первоначально представлявший собой нечто вроде амбара, где в античные времена лишнее зерно раздавалось населению. Этот хлеб называли panis gradilis, или «лестничный хлеб», так как его выдавали не в пекарнях, а на ступенях какого-нибудь всем известного общественного здания. Здесь, вероятно, был оживленный центр распределения, рядом с доками и зернохранилищами.

Некоторые считают, что реставраторы слишком много поработали над этой церковью, но менее критично настроенный посетитель будет им благодарен. Они вернули ей по меньшей мере половину ее странного полувосточного очарования. Когда я зашел туда, вся церковь звенела от криков итальянских школьниц, которые вкладывали пальцы в «Правдивые уста» у входа. На большом круглом камне — свирепое лицо с дырками вместо глаз, ноздрей и рта. Камень был знаком средневековым паломникам, которые верили, что это работа мага Виргилия и что тому, кто солжет, положив руку в рот чудовищу, оно откусит пальцы. Существует немецкая история, хорошо известная в Средние века, об изменившей мужу женщине, которая положила руку в каменный рот, поклялась в своей невиновности и тут же лишилась пальца! Мне забавно было смотреть на девочек, с тревогой и азартом сующих руки в темную пасть, и на отчаявшуюся навести порядок монахиню, которая кричала «Silenzio! Silenzio!»[77] и тщетно размахивала зонтиком.

В Риме не найдешь более очаровательного вида, чем тот, что открывается с крыльца этой церкви. Напротив — округлый храм с рифлеными колоннами, с низкой, пологой крышей, похожей на танагрскую шляпу. Веками его знали как храм Весты, хотя, возможно, в действительности он был посвящен богу гаваней Портуну. А поблизости — прекрасный храм, издавна известный как Fortuna Virilis, хотя сейчас склоняются к предположению, что это храм Матуты, и своей изогнутой частью он окружает другую очень старинную церковь Сан-Джорджио-ин-Велабро, с колокольней и крыльцом с колоннами. Я всегда взбирался по крутой дороге позади круглого храма и шел на набережную Тибра к Палатинскому мосту, ведущему в Трастевере. Если пройти несколько шагов по этому мосту и, оглянувшись, посмотреть назад, на берег реки, вы увидите выход знаменитой Cloaca Maxima, главного водостока Древнего Рима.

Святая Сабина, чья церковь находится неподалеку на Авентине, была римской матроной, обращенной в христианство своей рабыней-гречанкой по имени Серафия. Обе приняли мученичество во времена Адриана, а церковь построили на том месте, где стоял дворец Сабины, и я думаю, что эта — самая красивая из всех ранних церквей, сравнимая даже с церковью Сан-Клименте. Могу понять одного моего друга, который дважды в год проводит вечер в Риме и всегда заходит в эту церковь в ожидании своего позднего рейса. Лишившись большинства украшений, эта церковь не утратила своей красоты и даже наоборот, кажется, выиграла в чистоте линий. Двадцать четыре рифленые белые колонны нефа — возможно, из храма Юноны, который стоял раньше на этом месте. Ничто не отвлекает от простоты и римского достоинства античных декораций. Молодой монах-доминиканец, раскладывающий цветы у алтаря под темным сводом, мог бы позировать Сурбарану с его удивительной светотенью. Он подвел меня к отверстию в стене церкви и спросил, что я вижу. Я увидел апельсиновое дерево, потомок апельсинового дерева, посаженного святым Домиником семьсот лет назад. И еще он указал на мраморную плиту, на которой святой часто лежал распростертый ниц, погруженный в молитву.