Herr Интендантуррат - Анатолий Федорович Дроздов

В дверь постучали. Это был Крюгер.

– Не нашли! – доложил он с порога.

– Хорошо искали? – спросил фон Лютцов.

– Развалины разобраны до последнего кирпича, поселок и окрестности прочесаны фельджандармами. Всем довели, что любой, кто найдет Музычко или папки личных дел, получит месячный отпуск, и солдаты очень старались. Безрезультатно.

– Мы проиграли эту войну, Пауль! – сказал фон Лютцов.

Адъютант смотрел на него недоуменно.

– Клаузевиц и Мольтке учили нас, что нельзя недооценивать противника. В Великую войну 1914–1918 годов мы имели возможность убедиться в справедливости этих заветов. Но забыли их. Нас развратили победы в Европе. Мы опасались французов и поляков, но их фронты развалились под ударами немецких армий. В 1941 году русские стремительно убегали от вермахта, и мы возомнили себя непобедимыми. Мы считали славян недочеловеками и забыли, как упорно они сражались двадцать лет назад. Мы не учли, как быстро они учатся. Когда мы столкнулись с танками Т-34 и КВ, следовало задуматься. Народ, который после тяжелейшей гражданской войны создал промышленность, способную выпускать такое оружие, опасен. Однако мы научились бороться с их чудовищными танками и успокоились. Мы не подумали, что люди, сумевшие создать современное оружие, могут научиться успешно вести разведку. Они научились. Зонненфельд, или как там его по-русски, доказал это. Вы молоды, Пауль, и, возможно, уцелеете в этой мясорубке. Запомните: нельзя драться с врагом, когда исход сражения складывается не в твою пользу. С таким врагом заключают мир. Пусть невыгодный. Худой мир лучше доброй ссоры, говорят русские. Они правы.

Адъютант смотрел на полковника широко открытыми глазами.

– Идите, Пауль! – сказал фон Лютцов. – Желаю вам выжить!

Когда дверь за адъютантом закрылась, полковник достал из кобуры «вальтер». Снял пистолет с предохранителя и передернул затвор. Затем с силой воткнул дуло в висок и нажал спуск…

19

На базу бригада вернуться успела. Двумя волнами, другой дорогой, разгромив по пути полицейский заслон. Полицейские бежали после первых же разрывов 76-миллиметровых снарядов, преследовать их не стали. Ночью на партизанском аэродроме сели самолеты, забрали Музычко и раненых. Саломатин дал бригаде сутки на отдых и сборы – намечалось перебазирование. Партизаны собирались двигаться утром, но с рассветом в деревню вошли танки…

Батарея молоденького лейтенанта-артиллериста погибла почти сразу же – слишком неравны были силы. В лес танки не пошли, но егерей остановить он не мог. Бригаду смяли, разорвали на части и погнали уцелевших партизан, как собаки по пороше гонят зайцев…

⁂

Грязь и бурая вода стекали с шинели Седых, в сапогах его хлюпало.

– Не пройти! – сказал он, отбрасывая слегу. – Везде проверил.

Крайнев глянул вопросительно.

– Не сомневайтесь, товарищ майор! – сказал Седых обиженно. – Я с детства по болотам, понимаю…

– Егеря! – сказал Саломатин. – Знают, куда загонять.

В отдалении звонко простучал МГ, затем еще.

– Ильин! – Саломатин прислушался. – Бьет короткими – значит, идут цепью. У него одна коробка патронов. Минут на пять…

– Я пойду! – сказал Седых, поднимая с земли пулемет.

– Саша! – остановил его Крайнев. – Спасибо! Прости, если чем обидел!

– Ладно! – буркнул Седых. – Вам спасибо, товарищ майор! Не поминайте лихом!

Хлюпая водой в сапогах, он скрылся за кустами.

– Есть закурить? – спросил Саломатин.

Крайнев пошарил в карманах и вытащил сплюснутую пачку.

– Последняя! – сказал Саломатин.

– Кури! Мне не хочется.

Крайнев чиркнул спичкой и поднес огонек. Саломатин затянулся и откинулся на ствол сосны.

– Не болит! – сказал, глядя на безжизненно лежащие ноги. – Совсем не болит! Но тела не чувствую. Ниже пояса будто ничего нет.

– Нерв перебит! – сказал Крайнев.

– Если б и прошли болото, то на всю жизнь калека, – заключил Саломатин. – Кому такой нужен? Только обуза. У вас обо мне что известно?

– Пропал без вести. Где похоронен, не нашли.

– Правильно. Незачем немцам радоваться, что генерала убили. Обойдутся! Бросишь меня в болото – засосет, никто не найдет!

Слезы выбежали из глаз Крайнева и покатились по грязным щекам.

– Ты чего? – встревоженно спросил Саломатин.

– Я… Не могу себе простить… Появился в прошлом, влез не в свое дело… Не узнал бы про «Валгаллу» – не было бы операции в Орешково. Бригада уцелела бы. Тебя и бойцов твоих из лагеря вытащил, а из-за меня все сгинули…

– Дурак ты, Витя! – сказал Саломатин. – Бригада едва не сгинула еще в сорок третьем под Торфяным Заводом! Ты спас, как в сорок первом. Ты людям жизнь подарил! Кому-то несколько месяцев, кому-то – лет… Ведь не просто небо коптили! Человек в жизни должен что-то хорошее сделать! Строитель – дом построить, крестьянин – хлеб вырастить, солдат – врага убить… Чтоб с пользой. Польза была. Мне так совсем счастье: Таня, дочка, внук, правнуки… Если б каждому так на войне везло! Дурак ты!

– Наверное! – сказал Крайнев, вытирая слезы.

Пулемет в отдалении словно захлебнулся. Они прислушались. Вдалеке больше не стреляли.

– Кончился Миша! – сказал Саломатин. – Хороший мужик был! Угрюмый, но добрый. Он после каждого расстрела плакал, я его водкой отпаивал. Не повезло человеку со службой, как и с жизнью. Он детдомовский, один как перст. Ни родни, ни жены, ни детей. За Таней моей ухаживал, но я отбил. Может, и не следовало…

Окурок немецкой сигареты обжег Саломатину пальцы, он поморщился и бросил.

– Все, Витя! – Саломатин достал из кобуры ТТ. – Как только похоронишь, немедленно уходи! Тебе здесь больше незачем. Сделал, что мог, и даже больше. Спасибо тебе за все!

– Ладно! – сказал Крайнев.

– Покажи карточку! – попросил Саломатин.

Крайнев расстегнул нагрудный карман на его гимнастерке, достал фото. Саломатин несколько секунд жадно рассматривал.

– Жена у внука красивая! – сказал Крайнев. – Но моя Таня не хуже. Трудно им будет без меня… Порвешь! – велел строго. – Не хочу, чтобы гады лапали…

Совсем рядом заливисто затрещал МГ.

– Пора! Прощай!

Саломатин приставил ствол ТТ к груди. Крайнев закрыл глаза. Сухо ударил выстрел. Когда Крайнев открыл глаза, Саломатин лежал на боку, откинув в сторону руку с пистолетом. Крайнев взял ТТ и сунул за пояс. Затем поднял мертвого друга. Он двинулся к болоту, как вдруг заметил глубокую промоину в песчаном обрыве. Берег нависал над ней, далеко выдаваясь вперед. Крайнев отнес тело в промоину, снял с себя пальто и укрыл покойного. Подумав, вложил фотографию в карман. Затем взобрался на берег, встал над промоиной и высоко подпрыгнул. Берег поддался, лавина песка сорвалась вниз, надежно укрыв тело. Крайнев едва успел отскочить.

«Вот и все! – подумал он. – В самом деле, пора…»

За кустами МГ дал длинную очередь и умолк. Следом тявкнул автомат. Крайнев вытащил саломатинский ТТ и двинулся в ту сторону. У него не было другого оружия. СВТ выбросил,