Яшмовая трость - Анри де Ренье
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Г-н Курте улыбнулся и затем продолжал:
— Это произошло в церкви Сант-Аполлинаре-ин-Классе. В то время как я смотрел довольно равнодушным взором на знаменитые мозаики, являющиеся украшением этой церкви, шум голосов заставил меня обернуться. Вошла группа посетителей, среди которых была молодая девушка, шедшая впереди. При виде ее я словно остолбенел, ослепленный. Никогда не представлял я себе красоты, подобной красоте этой незнакомки. Она была такой сияющей, такой нежной, такой божественной, что я не стану пытаться вам ее изобразить, и могу лишь заверить вас в том, что никогда еще любовь не овладевала человеческим сердцем так внезапно и с такой страшной силой, как это случилось со мной.
Г-н Курте скрестил на груди руки и заговорил снова:
— Вы, может быть, думаете, сударь, что я вам опишу теперь какое-нибудь романтическое приключение? Я чувствую, вы ожидаете от меня драматического рассказа, полного интриги и хитростей? Вы представляете себе похищение со всякими осложнениями? Так нет же, сударь! Я больше не видел этой девушки; я даже не старался еще раз ее увидеть. Я не пытался узнать, как ее зовут и откуда она родом, но я сохранил ее образ в моем сердце и в моей душе, и этот лучезарный и недоступный образ, сделавший меня счастливым, я обожал в течение всей моей жизни. Ибо я был счастлив, сударь, в этой нематериальной и тайной любви, никогда не ослабевавшей и не знавшей пресыщения. В то время как другие люди, которые любят, подвержены всем мукам любви, я изведал лишь ее радости. Моя страсть была чудесным образом защищена от действия времени и от ударов, которые действительность наносит нашим самым глубоким чувствам. Ничто не омрачило чистый образ моей возлюбленной, который я сохраняю. Он живет во мне, бессмертный и непобедимо юный, и для того, чтобы благочестиво вызывать его, приезжаю я ежегодно в эту Равенну, где вы, сударь, бродите так меланхолично, влача за собою столько горьких и мрачных воспоминаний, потому что вы требовали от любви ее мимолетной реальности, вместо того чтобы удовлетвориться ее вечной иллюзией.
Г-н Курте замолчал. Медленно и аккуратно он закурил новую сигару. Его лицо утратило блеск, за минуту перед тем озарявший его, и вновь стало лицом доброго буржуа, который путешествует по Италии и рад случаю, проездом через Равенну, скоротать одинокий вечер беседою с сотоварищем по гостинице.
ДВОЯКИЙ СОВЕТ
Сразу после того как моя милая приятельница, Луиза д'Овинье, и обычный предмет ее флирта, Жак де Руассен, возвратились из Италии, я понял, что в их отношениях произошла перемена.
В самом деле, с некоторого времени Жак де Руассен ухаживал за Луизой д'Овинье, ухаживал открыто и упорно. Только слепой мог не заметить, что очаровательная женщина, какою являлась г-жа д'Овинье, не была вполне бесчувственной к поклонению со стороны приятнейшего человека, каким являлся г-н де Руассен; несмотря на это, было видно, что старания г-на де Руассена имели пока лишь единственным своим результатом интерес г-жи д'Овинье к тому, что она считала любезной данью ее грации и красоте. Это льстило кокетству Луизы д'Овинье, но сердце ее, по-видимому, оставалось незатронутым.
Иначе обстояло дело с Жаком де Руассеном. Он казался, как говорят, «совсем погибшим», и все свидетельствовало о том, что он влюбился искренно и страстно. Я готов был понять его чувство, хотя сам никогда не разделял его. Я знал Луизу д'Овинье с самого ее детства, и никогда отношения наши не выходили за пределы доверия и дружбы. Впрочем, я был гораздо старше ее; поэтому она всегда охотно поверяла мне свои «сердечные дела». Таким-то образом я один из первых узнал о ее браке с бароном д'Овинье, так же как один из первых был осведомлен о разнице характеров и вкусов, которая довольно скоро между ними обнаружилась. Не будучи до конца несчастным, союз д'Овинье не принадлежал и к числу вполне благополучных. Не страдая от этого разлада, Луиза могла найти в нем повод для утешений, за которые пришлось бы расплачиваться ее мужу и последствия которых, увы, могли бы дорого обойтись ей самой. Двадцать раз я уже готов был предостеречь д'Овинье, указав на то, как неразумно доводить до крайности женщину, правда, к себе строгую, но молодую и не лишенную кокетства и чувствительности. Удовольствие, с каким она принимала знаки внимания со стороны Жака де Руассена, доказывало опасность положения.
Оно мне показалось еще более угрожающим, когда Луиза д'Овинье сообщила мне, что собирается проехаться по Италии в обществе нескольких друзей. Путешествие должно было состояться на автомобиле. Г-н д'Овинье, задержавшийся в Париже, должен был встретить туристов на обратном пути их через Геную; напротив, Жак де Руассен входил в состав компании. Луиза д'Овинье изложила мне свой проект с самой милой естественностью. Поэтому она сделала крайне изумленный вид, когда я удивился и указал ей, насколько невыгодным для ее репутации может быть присутствие Жака де Руассена.
Так как я настаивал, она принялась смеяться. Как это я вдруг заговорил с ней таким стариковским тоном? Какую важность могло иметь внимание, оказываемое ей г-ном де Руассеном? Поистине, я был плохого о ней мнения! Правда, г-н де Руассен ей очень нравился. Он был мил и предупредителен, и должен был быть приятным спутником, если только в дороге не окажется невыносимо скучным. Такие сюрпризы бывают в путешествии. Во всяком случае, не ему суждено уготовить г-ну д'Овинье участь, которой тот столь заслуживал!
Я простился с Луизой д'Овинье несколько успокоенный. Для того чтобы у нее переменились намерения, нужны были какие-нибудь непредвиденные события, которые навряд ли
