Ратоборцы - Влада Воронова

— Вот сучонок! — грянуло на весь двор. — Вышвырок поганый.

Выругался Бродников по-русски, но поняли все.

Он подбежал к казнимомому, обнял, крепко прижал к себе.

— Махмуд, это всё морок, ничего этого на самом деле нет, — говорил он по-арабски. — Не поддавайся, Махмуд. Посмотри на меня. ПОСМОТРИ НА МЕНЯ!!!

Взгляды Махмуда и Бродникова встретились. Ховен едва сдержал крик: Бродников нырнул в самую глубину кошмарных потёмочных галлюцинаций.

И тут же вынырнул вдвоём с Махмудом.

— У Бродникова была потёмочная казнь, — ошарашено пробормотал Виалдинг на хелефайгеле. — Победить заклинание может только тот, кто прошел тропой потёмок через морриагел и остался жив… Но как?.. Потёмки всевластны, а морриагел не отпускает свои жертвы.

Солдат плакал, Бродников поглаживал его по спине, шептал на ухо что-то успокаивающее.

— Вот и повод для казни — нарушение приказа, — на хелефайгеле сказал Ховен. — Гонителя смерти я в крепости не оставлю.

Бродников помог Махмуду подняться, повёл к казармам.

— Стража, — рявкнул Ховен, — Бродникова в карцер первого сектора!

Стражник отшвырнул Махмуда в сторону легко как котёнка. Бродников что-то ему сказал, страж вспыхнул от ярости, сшиб его с ног, хотел пнуть по рёбрам, но Бродников увернулся, вскочил и сказал что-то ещё, от чего стража бросило и в жар и в холод одновременно. Он выхватил пистолет, но второй страж ударил его по руке. До Ховена донеслось «камера смертников».

Бродникова увели.

Обыскивали Славяна тщательно, но в страже служил Юсуф, брат Махмуда, — он сумел пристроиться к конвою и незаметно сунул в ладонь Славяна отобранную при обыске отмычку.

Казнят по обычаям Соколов на рассвете, и в распоряжении Славяна была целая ночь. Планировку первого сектора он знал неплохо, за время пробивки в пыточных бывал частенько, и как истязуемый, и как наблюдатель. Выбраться из карцера нетрудно, гораздо сложнее пройти через пыточные к мертвецкой, там есть люк в подземный водогонный канал — кяриз, который подземной речкой соединён с бедуинским колодцем в ста пятидесяти метрах от стен крепости.

Надо переодеться палачом, нынешнему давно обещали помощника. Славян осторожно заглянул в палаческую — тесную неоштукатуренную комнатёнку. Одноместный стол, табуретка, узкий платяной шкаф, голый топчан. На потолке — пыльная стоваттная лампочка на длинном проводе. Славян скользнул в комнату, открыл шкаф. Дверцы тихо скрипнули, и у Славяна захолодело сердце. Но никто ничего не услышал, никто не пришёл. Славян сбросил одежду смертника, натянул кожаные штаны палача. На его мослах они болтались как на вешалке. Славян потуже затянул пояс, накинул жилетку. Велика. Пойдёт, кто там больно к палачу приглядываться станет. Только морду прикрыть надо. Под безжалостным аравийским солнцем Славян быстро загорел, цвет кожи теперь как у араба, рыжие волосы здесь не редкость, но курносая тульская физиономия и неистребимые конопушки никуда не годились. Он вывернул наизнанку арестантские штаны, соорудил чалму. Поправил её так, чтобы на лицо падала густая тень. Рубаху свернул в тугую скатку и сунул под мышку. Для пустыни рубахи и штанов мало, нужен бурнус — широкий плащ с рукавами, на манер хелефайской мантии от тайлонира, только с капюшоном. Ладно, ночь длинная, что-нибудь придумаем. Главное, армейские ботинки на толстой подошве остались, и у палача нашлись запасные шнурки. А с оружием будет совсем просто, в пыточных подходящая снасть найдётся обязательно.

Дверь распахнулась, вошёл палач.

— Бежать собрался, смертник из Нитриена, эльфийский выкормыш? — насмешливо проговорил он.

— Именно, — ответил Славян. Шнурки — оружие дрянное, да и пользоваться им Славян толком ещё не научился, но чего уж есть. А что до убийства, то ещё в первый день он решил убить их всех до единого, так что какая разница с кого начинать и когда. И ему будет совсем не страшно, ведь он и так уже убийца, к тому же убийца невинного. Что бы ни говорили Латрик и Тин, а Данивена ли-Аддона, Славян так и не решился назвать его Лалинэлем, убил он. Опыт отнятия жизни имеется. Значит, убить палача будет совсем легко.

Колебался Славян всего несколько мгновений, но палачу как раз хватило, чтобы понять, что за людь забрёл в его каморку. Он посмотрел на судорожно стиснутые шнурки, на испуганное, растерянное до беспомощности лицо Славяна, и тут как на стену наткнулся на решительный взгляд.

Палач рухнул на колени.

— Господин, — он быстро пополз к Славяну, — во имя милосердия — забери меня отсюда. Клянусь аллахом всемогущим, милостивым и милосердным, я буду верным твоим рабом в жизни и посмертии. Псом у твоих ног лягу, только забери меня отсюда, господин мой! — палач припал лицом к ботинкам Славяна.

— Встань, — Славян попятился, упёрся спиной в шкаф. — Встань, пожалуйста. И не кричи, всю стражу соберёшь.

Палач не шевельнулся.

— Ты это… — неуверенно выговорил Славян, — если хочешь, пойдём вместе. Тебя как зовут?

— Хаким, господин, — вскочил палач. — У меня есть бурдюки и одежда для пустыни, господин.

— Значит, бежать давно решил, — сказал Славян. — Так чего ждал?

Лицо палача исказилось от страха.

— Они забрали мою душу, господин, превратили в камень и вделали в одну из этих стен. Я не мог уйти от них. Они знают всё, что я думаю, видят все мои сны. Я должен делать то, что они велят, и не могу сказать «нет». Я был весь в их руках и не мог уйти. Но ты не такой как они, совсем другой, тебе не надо есть чужую боль, я видел. И ты сильный, тебя боится сам комендант, и даже эльф боится. Теперь я принадлежу тебе, господин. Моя душа больше не камень и я могу уйти от этих стен.

А вся спина Хакима в шрамах от плети и свежих следах хлыста. Трудно шло у Соколов превращение души в камень. Славян припомнил благодарные взгляды Хакима, если ему удавалось прервать пытки пленников, когда взбешённый насмешками комендант или заместитель велели страже отвести Славяна в другой сектор, на новый вариант воздействия, а палачу — убрать материал в камеру.

Пожалуй, что Хаким и не врёт.

— Ты сможешь найти дорогу к стойбищу племени мархрани? — спросил Славян.

— Да, господин. В этой луне они живут у колодцев Лейли. Мы дойдём за три ночи. Лошадей или верблюдов лучше не брать, господин, пешего найти труднее.

— Отлично, — кивнул Славян. — Теперь бы оружие найти.

— Всё есть, господин. Три автомата, к каждому по три запасных магазина, метательные ножи.

— Ты из автомата стрелять умеешь?

— Да, господин.

— А нож метать?

— Пока меня не околдовали здешние чародеи, господин, я был лучшим воином племени лухт. Не бойся ничего, я смогу защитить тебя, господин.

— Спасибо, — усмехнулся Славян, — но я и сам за себя постоять могу.

— Господин! — взмолился Хаким.

— Тихо. — Славян сжал ему плечо. — Я ведь сказал — идём вместе. Только, Хаким, одна просьба.

— Приказывай, господин.

— Никогда больше не называй меня господином. Меня зовут Славян.

Хаким поклонился, но ничего не ответил.

— Пойдём? — спросил его Славян.

— Да. Но не через пыточные и колодец, как ты хотел. Мы выйдем открыто, через ворота. Палач и помощник. До восьмой стражи нас не хватятся, а к тому времени мы будем далеко. Я хорошо умею прятаться в пустыне. А утром будет ветер, он скроет наши следы и закроет путь погоне.

— А с какой стати нас выпустят?

— Все привыкли, что перед казнью я хожу к блудницам, они живут в маленьких домах у стен крепости. Хватает и домов виноторговцев. Сначала обыщут посёлок, и только потом подумают о погоне. Одежда и оружие спрятаны в тайнике за посёлком.

— Отлично. — Славян зашнуровал ботинки. — Пошли.

Как выглядит пустыня Аравийского полуострова на Техничке, Славян понятия не имел, а здесь — выжженная солнцем, высушенная, мёртвая земля, трещины до метра глубиной. И всё песком припорошено, ногу сломать можно запросто. Оставалось только изумляться безмерности собственной глупости — без Хакима он и километра не прошёл бы. А ещё Хаким умел находить сушняк — даже на мертвой земле что-то росло, разводить бездымный костёр, прятать его в трещинах, выбирать место для днёвок, да просто ориентироваться там, где никаких ориентиров нет. Славян не уставал восхищаться и учиться. Это даже не волшебство — чудо: добывать посреди мёртвой пустоши, то убийственно раскалённой, то мертвяще холодной, воду, целый стакан. И правильно пить, так чтобы выпитого утром глотка хватало до самого полудня, а полуденного — до заката, времени третьего глотка.

Шли они пятые сутки. На горизонте постоянно маячили орденские всадники на боевых верблюдах, но Хаким прятаться умел: трижды рыцари проезжали мимо них, ничего не видя и не замечая. Дважды пришлось отстреливаться. Теперь Славян убивал сознательно, но в душе не колыхнулось ничего, всадники в форме песчаного цвета на людей ничем не походили — тени, роботы.