10 жизней Василия Яна. Белогвардеец, которого наградил Сталин - Иван Просветов

33. РГАЛИ, ф.2822, оп.1, д.155, л.8—8об; М.В.Янчевецкий. Указ. соч., стр.148.

34. Здесь и ниже письма цитируются по книге М.В.Янчевецкого (стр. 149, 162—163).

Глава 10. К последнему морю

«Молю всевидящего и всезнающего, – записывал в своей путевой книге Хаджи Рахим, – дать мне достаточно умения, чтобы описать правдиво этот необычайный поход грозного Бату-хана на земли народов вечерних стран…».

Несколько недель победного лета 1945 года Василий Ян по настоянию жены провел в Доме творчества писателей в Переделкино. Первый настоящий отдых за десятилетия неспокойной жизни, но Яну он не в радость. «Мне невыносимо так жить! Наедаться, а после этого быть в полусонном настроении. Надо следовать методу Чехова – уйти от людей в одиночество, обдумывать план и потом работать по 8 часов подряд!.. Я пищу потихоньку (как ненавижу это слово! хотел бы работать стремительно!) новые страницы моего „Александра“… Просмотрел записи в дневнике за три года и пришел в ужас: повсюду разговоры о конце трилогии, а повесть ни с места… Так мрачно на душе, как давно не было, но я стараюсь не показать этого… Хызр быстроприходящий, помоги!» [1].

Что не устраивало сочинителя? Первую часть «Золотой Орды» он дописал осенью 1943-го, переслал в Москву и просил Женю спрятать ее «под замок и никому не показывать (кроме Миши и Данилы)». Всего же Ян задумал пять частей. Как и прежде, он сочинял главы не последовательно, а как подсказывала фантазия: «Если сразу не записать нахлынувшие образы – река времени в своем течении все смоет» [2]. Василий Григорьевич вновь и вновь возвращался к уже изученному материалу, написанным страницам. «Бьюсь над тем, чтобы описать Чудское озеро и битву новгородцев на нем так, как никто и не подозревает… Изучаю новгородскую речь того времени, сказочный говор, пословицы и поговорки, и не выпущу из рук моих страниц, пока сам не похвалю себя…». «Приходится взрывать неизвестную целину. Показать Александра новым, живым, необычайным во всех разрезах его многогранной натуры, очень оригинально и по-своему решавшим самые труднейшие политические, военные и житейские вопросы… Нужно нарисовать еще и фон – такой разнообразный: и Вольный Новгород, и отношение к северным соседям, и Золотая Орда, и происки папы римского…» [3].

Но приступы работоспособности сменялись упадком сил. Переход через 70-летний рубеж не прошел даром. «С утра меня мутило, голова кружилась… Я пролежал весь день, отложил работу… При моем упрямстве и настойчивости меня приводит в бешенство всякое мое недомогание». На новогодних праздниках 1946 года в квартиру на Гоголевском бульваре заглянул Давид Кауфман – уже не тот застенчивый юноша, читавший Василию Григорьевичу свои первые стихи, а настоящий мужчина, прошедший войну от Волховского фронта до Берлина: «Ян – жизнерадостный старик, благородно думающий о смерти. Он сидит в кресле в черной шапочке, в бархатной блузе с бантом. Вокруг него благородные старики, пришедшие его поздравить. Бывалые старики, немного скептики, но готовые все понять. Когда-нибудь и мы будем такими стариками» [4].

В январе 1947-го Ян завершил «Александра и Золотую Орду». Конечно, об этом тут же узнали Миша, Женя, а еще в письме – сестра Соня. С младшей сестрой Ян переписывался с осени 1945 года. Софья потеряла мужа, погибшего в дни Варшавского восстания, и по настоянию дочери, жившей в Луцке (город стал советским еще во время польского похода Красной армии в 1939 году), вернулась на родину.

«Если сразу не записать нахлынувшие образы – река времени в своем течении все смоет…». Василий Ян за рабочим столом. Москва, 1950 (из архива семьи Янчевецких).

«Ты теперь senior нашей семьи, – отвечала она брату из Луцка. – Митина жизнь осталась незаконченной; как ужасно жаль!..».

Прошел год, а роман все еще не был принят к печати. «По прочтении историком рукопись „Александра“ опять вернулась к автору для некоторых доделок», – объяснял Василий Григорьевич в письме Софье от 1 февраля 1948 года [5].

Старость – время мемуаров. Зимой 1947—48 года Михаил Янчевецкий записывал воспоминания отца (впрочем, он сам настоял на этом – Ян считал, что писатель должен до последней возможности создавать оригинальные произведения). «Придерживаясь плана, отец рассказывал о пережитом, об ушедших в небытие людях и временах. Я наскоро конспектировал беседу, потом восстанавливал его рассказы. Обычно к следующей встрече я приносил перепечатанное на машинке то, что записал в прошлый раз, и оставлял для просмотра отцу».

– Сияло яркое солнце, сильный ветер выплескивал высокие, пенистые волны на песчаный берег, у которого в ожидании пассажиров дымил пароход, – перебирал Ян длинные четки. – Не задерживаясь в Баку, я пересек Каспийское море и на другой день, ранним утром, впервые увидел берега Средней Азии. Меня поразили необычайно нежные тона песчаных отмелей, пологих гор и моря – светло-розовые и бирюзовые. Близ скалистого берега плыли узкие, длинные, черные рыбачьи лодки, вовсе не похожие на суда, какие я привык видеть на Балтийском море и у берегов Англии [6]…

Летом 1948-го Василий Ян вновь увидел Балтику – море своего детства. Побывал в Риге, прошелся по знакомым улицам, заглянул в бывшую гимназию («всякие образы, как стая журавлей, проносились перед моими глазами»), а потом отдыхал в Доме творчества писателей в Юрмале. Он вдохновился настолько, что тут же сочинил маленькую повесть «Мое бегство на Остров сокровищ», поставив на заглавном листе свой скаутский псевдоним «Петушков». Ян очень любил море – оно умело лечить душу, дарило чувство простора и свободы, придавало сил. В декабре он завершил «Александра Беспокойного и Золотую Орду» и в последний день уходящего года отнес рукопись в Гослитиздат. «Трилогия закончена! – торжествовал писатель. – Скажу словами Пушкина: „Миг вожделенный настал, окончен мой труд многолетний!“. Мне кажется, что я с великими трудностями поднялся на вершину высокой скалистой горы и смотрю вокруг» [7].

«„Александр“ находится у третьего по счету историка и пока с ним все благополучно, – рассказывал Ян сестре Софье в письме от 15 февраля 1949 года. – Я наслаждаюсь тем, что могу читать все, что хочется, а не только то, что требует моя работа, как было все эти годы…» [8].

Чем значительней ожидания, тем больнее разочарование. «Почти все рецензенты отмечают то обстоятельство, – сообщили В.Г.Янчевецкому из Гослитиздата, – что в романе, являющемся третьей частью Вашей трилогии, Вы недостаточно показали историческую роль и величие Древней Руси и славного сына великого русского народа Александра Невского. Мы, работники редакции русской советской литературы, обсудив Ваш роман и рецензии на него, решили просить Вас доработать роман в направлении, указанном рецензентами».