Генерал из трясины. Судьба и история Андрея Власова. Анатомия предательства - Николай Коняев

«На этом незабываемом собрании 18 ноября мне было поручено слово от лица Православной церкви, — вспоминал протоиерей Александр Киселев. — Это был день, когда мы впервые так уверенно ощутили себя силой, русской организованной силой, способной спасти Отечество. В зале были две тысячи русских и только несколько немецких наблюдателей на балконе зала. На расстоянии полугода от нас стояла смерть. Но опасность скорее ободряла нас, чем пугала. Наши сердца тогда бились так, как бились они, наверно, у суворовских солдат, переходивших снежные вершины Альп. Ни о каком ощущении „обреченности“ тогда не было и речи. Мы верили в победу. Это было не только нашим духовным ощущением, но и реальной возможностью, которая стояла близко, перед нами…

Отклик на власовский манифест был колоссальный.

Теперь мне самому даже как-то плохо верится, что это было именно так, хотя я и был свидетелем этого необыкновенного отклика. Со всех концов Германии самотеком устремились люди в КОНР, отдавая себя в полное и немедленное распоряжение генерала Власова. Соответствующих письменных заявлений почта приносила в среднем две с половиной тысячи ежедневно. Особо интенсивная запись в добровольцы РОА наблюдалась в дни опубликования манифеста».

Если Власов и верил в успех, то все равно — такого он не ожидал.

Это было, как праздник, как фейерверк.

Кружилась голова от всеобщего восторга, от самых неумеренных похвал.

Но были и другие суждения о генерале Власове.

— Ну, как? — спросил у профессора НА. Курганова генерал Д.Е. Закутный после встречи с Власовым.

— Неважно, Дмитрий Ефимович, неважно, — ответил И.А. Курганов. — Конечно, Власов теперь наше знамя. Без этого знамени нет армии и нет надежды. Но надо его окружить действительно серьезными, честными, государственно-мыслящими людьми. Спасение только в этом, только в окружении. Старайтесь повлиять на подбор такого окружения.

Так говорил историк.

Сразу после обнародования Пражского манифеста А.А. Власов принял на себя командование всеми Вооруженными силами КОНРа.

В течение недели поступило свыше 60 000 заявлений на вступление в РОА.

Одновременно было достигнуто соглашение с германским командованием о переводе в состав РОА военнопленных офицеров и бойцов, находившихся в частях германской армии.

Это позволяло планировать формирование 30 русских дивизий.

Наступающий 1945 год — последний год войны — Андрей Андреевич Власов встречал у Ф.И. Трухина.

— На границе Рейна стоит Красная армия. — поднимая бокал, сказал он. — Что ж? Даже наше физическое поражение не есть уничтожение духовное. Наша программа, которую мы огласили в манифесте 14 ноября 1944 года, соответствует, по моему убеждению, желаниям русского народа. Мы делаем историческое дело, мы семена будущего освобождения России. Если всем нам суждено погибнуть (и это как раз так и выглядит), то манифест нас переживет. Раз сказанное не может быть уничтожено!

Часть шестая. Куда шли власовцы?

Власовское освободительное движение как не было началом, так не является и концом известного периода Русской истории.

— Да что же вы, право, ничего не берете! — чуть растягивая слова, проговорил Власов. — Может, чайку выпьем? Подождите, у меня есть, чем вас угостить!

Он прошел к граммофону и поставил пластинку пасхальных песнопений.

— Андрей Андреевич! Я приехал, чтобы спросить у вас… Вы верующий человек?

— Да как же можно без веры, отец Александр?..

Этот разговор с генералом Власовым остался в памяти протоиерея Александра Киселева на всю жизнь, и он вспоминал его, когда жил в начале девяностых годов в Москве, в Донском монастыре.

— Я думаю, — сказал тогда протоиерей Александр, — пройдет еще немного времени, и в Москве будет поставлен памятник Андрею Андреевичу. Я так считаю.

И он посмотрел на нас остро, испытующе.

Мы не считали так и промолчали.

Старенький протоиерей обиженно сморгнул и опустил глаза.

Глава первая

«Трудно найти слова, чтобы рассказать о том подъеме, о том взрыве энтузиазма, которыми встретили русские люди создание Комитета и опубликование манифеста. Рабочие и военнопленные, солдаты вспомогательных частей и беженцы — все это бросилось на призыв к борьбе против большевизма, — пишет в „Материалах к истории Освободительного движения народов России“ М. Китаев. — Самотеком по всем углам небольшой уже тогда Новой Европы создавались группы и общества содействия, собирались средства, пожертвования, крестьяне приносили свои незамысловатые драгоценности, серебряные нательные кресты и обручальные кольца, рабочие — свои скромные сбережения, собранные за годы тяжелого труда [82]. Во все инстанции Комитета приходило ежедневно до трех тысяч писем и телеграмм с изъявлением готовности принять посильное участие в борьбе. Комитет считал, что в той или иной степени за участие в Движении высказалось в первые же дни больше 10 миллионов человек.

Наплыв в начавшиеся формироваться первые воинские части Русской освободительной армии превзошел все ожидания. Резервуар сил был почти неисчерпаемым. Только за один день 20 ноября (манифест был передан по радио 19-го) из ближайших к Берлину лагерей было подано 62 тысячи индивидуальных и коллективных прошений о приеме в армию. Это составляло минимум пять дивизий состава мирного времени. К концу ноября число желающих поступить в части Освободительного движения поднялось до трехсот тысяч, а к концу декабря число добровольцев поднялось до миллиона».

Разумеется, надо помнить, что автор этих слов — человек восторженный, и к его подсчетам надобно относиться осторожно, не забывая, что эти миллионы добровольцев — только мечта об освобождении Родины.

Тут мне хотелось бы сделать одно принципиальное отступление.

Некоторые читатели возмущаются, считая мою книгу попыткой оправдать генерала Власова. При этом они не замечают, что смешивают мою оценку идей, взятых на вооружение «власовским движением», и мою оценку самого движения и самого генерала Власова.

Разобраться в этом принципиально важно.

Что касается Власова, то я стремился показать жизненный путь человека, который мог бы остаться вполне благополучным советским генералом, но который попал — не по своей вине и не по своей воле — в трудные обстоятельства, завершившиеся пленением. У него было только два выхода — совершение подвига и неизбежная казнь или предательство. Власов выбрал второй путь, и выбор его был обусловлен, разумеется, стремлением сохранить жизнь во что бы то ни стало, а не духовным перерождением, как утверждают некоторые исследователи, пытающиеся выдать генерала Власова за идейного борца с тиранией Сталина.

Описывая деятельность уже совершившего предательство Власова, я показываю ее именно, как деятельность предателя и тут, как мне представляется, никакой другой оценки не может быть…

Другое дело идеи, взятые на вооружение Андреем Андреевичем Власовым и его окружением.

Освобождение России от большевизма.

Возрождение русского народа и русской патриотической идеологии…

Идеи эти входили в острейший конфликт с идеологией национал-фашизма и заведомо не могли быть осуществлены с помощью гитлеровской Германии даже и в урезанном виде. Когда А.А. Власов поднял эти идеи, как знамя, он пошел на откровенный обман немцев, но именно эти идеи придали его движению силу.

То что идеи эти были использованы Андреем Андреевичем Власовым никак не грязнит патриотическую чистоту самих этих идей, нисколько не снижает их актуальности для современной России.

Определяя Андрея Андреевича Власова, как предателя, тем ни менее к высказываемым им идеям русского освободительного движения мы не можем отнестись однозначно отрицательно.

Выступая 18 ноября 1944 года в Европейском доме в Берлине, священник Александр Киселев говорил в уже процитированной нами речи: «Исключительно тяжел нынешний исторический момент — родина наша в нищете и развалинах, десятки миллионов сынов ее скитаются на чужбине, кругом кровь и неисчислимые мучения. У нас нет сейчас возможностей прекратить это бедствие, этот страшный бой. Но есть возможность пресечь то, что, как дрова костер, питает общее несчастье. Много хороших слов и добрых намерений высказано в декларации, но нашлись в ней и слова золотые, небесные слова. Вот они: „Никакой мести и преследований. Нашей движущей силой должна быть любовь к измученному и обманутому соотечественнику, любовь в противовес тем, кто идет во имя зла и ненависти. Помоги Бог, чтобы намерения эти осуществились. Ведь только при их осуществлении возможно спасение Родины. Дело наше должно быть чистым, белоснежным, а не грязно-серым, и только тогда оно даст то, что ждем мы от него. Чем чище, чем белее будут дела наши, чем больше будет проведено в жизнь из того, что декларируется, тем меньше будет пролито братской крови. Чем больше милосердия и человеколюбия с нашей стороны, тем кратковременнее бой. Чем полнее осуществление обещанного у нас, тем меньше сил у врага, поработителя нашего народа“».