РОЗА И ЧЕРВЬ - Роберт Ибатуллин

Брендан, кажется, призадумался — а Саид так и светился от радости, что смог так ясно, просто, доходчиво все сказать. По правде говоря, он прямо на ходу придумал все эти доводы. Сам-то он безо всяких доводов знал истину — а вот Брендана они могли бы и убедить… Но Брендан смотрел на него как-то странно.

— Неужели не понял? — огорчился Саид.

— Дай-ка я тебя снова привяжу, — решил врач. — У мышей такого вроде не было… На центр наслаждения, что ли, действует? Нуклеус аккумбенс? Жаль, что Шефера нет, он бы объяснил…

— Опять ты за свое. Ну где я не прав?

— Да это не ты. Это мелантема тебе внушает. Но объяснять бесполезно, сам поймешь через часик, когда приступ пройдет.

— Какой приступ? — Саид от души засмеялся. — Мне хорошо! Да ты представить не можешь, как мне хорошо!

О да, ему было уже не просто хорошо… Сейчас Саид ощущал нечто неописуемое… даже не радость, а предчувствие какого-то невероятного взрыва счастья… С каждой секундой его сознание наполнял свет… и этот свет был так полон любви, добра, ясности… Да, да, ясности!.. Ему становилось понятно все, все на свете, он видел ясно как солнце ответы на все загадки бытия… Он плакал слезами счастья… Рассказать это всем! Рассказать всему миру, и люди все поймут, и станут счастливы, и обнимутся, и больше никогда не будут воевать и мучить друг друга…

Саид закричал… Брендан успел сунуть ему что-то твердое между зубов… и в следующий миг света стало так невыносимо много, что все померкло в его сиянии.

Саид очнулся.

Все мышцы болели, будто он целый день копал грядки с мешком камней за спиной. Голова раскалывалась. Во всем теле была слабость и пустота… и что-то еще, нечто неуловимо сладостное и странное, для чего нельзя было подобрать слов… Саид ничего не помнил. Они ужинали, а потом… Сколько времени он провалялся? За окном уже стемнело, в каюте горел ночник.

— Что со мной было? — еле слышно спросил Саид.

— Эпилептический припадок, — сказал Брендан устало. — Мелантема закоротила тебе мозг. Это не аккумбенс был. Это зона Нойберга в височной доле. Она… ладно, не буду читать лекции. Не помню, было ли такое у мышей… Может ли вообще такое быть у мышей…

— Достал со своими мышами. — Саид смутно помнил, что с ним произошло что-то очень важное… и очень хорошее… и что с Бренданом говорить об этом без толку, все равно ничего не поймет. — Ты меня наконец отвяжешь?

Врач, поколебавшись, отвязал. Некоторое время он подежурил, но поскольку ничего плохого больше не случалось, полез на верхнюю полку спать.

Саид лежал в темноте и не спал.

Он все еще ощущал в себе нечто странное. Когда Брендан замолчал и перестал его отвлекать, это ощущение прояснилось и усилилось.

Теперь Саид ясно чувствовал, что в каюте есть кто-то еще. Кто-то третий, невидимый и беззвучный.

Это мелантема? Болезнь? Сумасшествие? Саид, конечно же, знал, что они одни — но присутствие невидимого третьего ощущалось настолько явственно, как будто он лежал и дышал под боком.

«Я схожу с ума. Сначала паралич, потом припадок, теперь вот это…» Саид понимал, что должен испугаться — но страха не было.

Невидимое присутствие не пугало. Оно успокаивало. Оно внушало уверенность и чувство защиты.

ВСЕ ХОРОШО, без слов говорило оно. Я С ТОБОЙ. Я ХРАНЮ ТЕБЯ.

«Кто ты?» — мысленно прошептал мальчик.

ЗАКРОЙ ГЛАЗА, пришел к нему безмолвный ответ.

Саид зажмурился, и тогда ощущение невидимого присутствия стало еще сильнее. С ним уже невозможно было спорить, нельзя отключить никакими доводами рассудка… Таинственный друг был здесь. Он был реален. Теперь в этом не осталось сомнений.

Закрытыми глазами Саид всматривался в сумрачное мерцание цветных точек, пока в нем не обозначилось нечто оформленное… Саид не видел его по-настоящему — стоило сосредоточить на этом взгляд, как оно пропадало — но боковым зрением как будто можно было что-то различить. Что-то простое, круглое, белое, светящееся… Звезда?

ЗВЕЗДА, подтвердило молчание. Я ТВОЯ ЗВЕЗДА. Я С ТОБОЙ. Я ТВОЯ. Я ХРАНЮ ТЕБЯ. НИЧЕГО НЕ БОЙСЯ…

Безмерный покой наполнил Саида. Он растворился в нем. Он заснул.

Саид открыл глаза. Сердце беспокойно колотилось. Какой-то сон… что-то невероятно важное… начисто забывшееся, как только он открыл глаза. Или нет…

Звезда. ЕГО звезда.

Надо было сейчас же найти звезду.

Саид свесил с койки ноги. Наверху похрапывал Брендан. Из иллюминатора сочился холодный свет палубных огней. Звезда была там — на небе, конечно, с другими звездами — и она ждала его. Он должен был сейчас же ее увидеть — и что-то важное ей сказать.

Что-то увиденное им во сне и забытое. Саид знал — он вспомнит все, как только увидит свою звезду.

В одних трусах, босиком, чтобы не разбудить Брендана, мальчик выскользнул из каюты. Прикрыл дверь как можно тише, пробежал пустой коридор в тусклом свете ламп. Вышел на палубу.

Ночной холод заставил его задрожать. Внизу стучали двигатели, от носа по черной воде тянулся пенный клин, над водой плыли привидениями клочья тумана. Дальше глухо чернел берег в редких огоньках деревень. По звездному небу ползли мигающие огни кораблей и спутников… и стояла та самая, ЕГО звезда.

Саид безошибочным чутьем нашел и узнал ее сразу. Яркая, белая, немигающая.

Она самая, никаких сомнений.

Звезда, ждущая от него каких-то слов, какого-то послания невероятной важности… Откуда он это знал? Он не мог объяснить… но знал так же твердо и неопровержимо, как то, что родители его любят, на небе есть Аллах, а сам он никогда не умрет…

Дрожа от холода и не замечая его, он глядел на белую звезду неотрывно… Забытый сон поднимался из погребальных глубин памяти… Звуки… Сон без образов, сон из одних звуков… Звуки песни на неведомом языке…

Øurřöœ… Ţzz… Fś||p… Θyŕæ… T!ā… Ųčhe… Nłà…

Да, теперь он понял, он вспомнил то невероятно важное из сна… то прекрасное, что ему открылось перед припадком… Он должен докричаться до звезды! Он должен пропеть ей эту песню — все эти странные звуки — что всплывали из неведомо каких закоулков памяти… И тогда…

И тогда все будет хорошо. Он выздоровеет, вернется в Рабат, увидит родителей, война кончится, мама родит ему брата и сестру, они разбогатеют, станут самой уважаемой семьей в махалле Науруз, и все будут счастливы вечно, вечно, вечно!.. Надо лишь докричаться до звезды!

— Øurřöœ, — непослушными, окаменевшими от холода губами пропел Саид. — Ţzz… Fś||p… Θyŕæ… T!ā… Ųčhe… Nłà…

Раньше Саид и представить не мог, что его язык и гортань способны порождать такие звуки, такие сочетания звуков. Он щелкал, трещал, причмокивал… ни один звук не повторялся дважды, и ничего в этой песне не походило на человеческую речь — но кто знает, на каком языке говорят между собой звезды?

— Šŕmë!.. — все громче кричал Саид. — Qwrŋaþħ!.. Đæl;lĕ!..

А потом подошел вахтенный матрос, схватил его за ухо и со страшными ругательствами оттащил в каюту.

Саид не сопротивлялся. Он уже понял, что звезда все равно не слышит.

Одним голосом, конечно, до нее не докричаться. Ведь звезда — она далеко.

Он был не дурак, он понимал: чтобы звезда услышала — нужно радио.

АРЛЕКИН ОТДЫХАЕТ

Настал вечер 2 августа, и Арлекин так ничего и не знал о том, что делается во внешнем мире за благословенной стеной подсолнухов.

Его голова все еще была перевязана. Не наденешь диадему, не включишь имплант, не узнаешь, какие дела творятся в мире. Нетвизоров, а уж тем более гарнитур в реалианской общине не водилось (это были скверные вещи, засоряли сознание). Итак, Арлекин мог судить о происходящем только по тому, что лично видел, слышал и обонял.

Зарево и дым. Рокот спасательных и пожарных рингеров. Треск выстрелов. Запах дыма. Все это — на севере, в стороне Новой Москвы. Этого, пожалуй, было достаточно.

Арлекин не слишком огорчался, что не знает ничего больше. Близких людей в погибшей колонии у него не было. Остальные были не его заботой. Он отдыхал.

Арлекин чувствовал себя заметно лучше. Он уже мог гулять по саду, где сектанты трудолюбиво и слаженно, как муравьи, убирали последствия бомбежки: срезали сломанные ветки, чистили дорожки от листвы. Садовника Игоря нигде не было. Валериан коротко сказал, что тот болен.

Сам Валериан почти не общался с Арлекином. Гейммастер был весь в делах — проповедовал, разъяснял, успокаивал, руководил работами. Добывал где-то стекла для восстановления пирамиды медиториума (при падении, к счастью, никто не пострадал). Одновременно лихорадочно искал покупателей на свое масло (транспортный узел Новой Москвы погиб — ничего вывезти было невозможно). Словом, совсем забыл о Брэме Конти, своем бывшем кураторе из несуществующего более экстрагарда несуществующего филиала «Рио-Био» в несуществующей Новой Москве… Арлекина это тоже не огорчало. Единственным человеком, о котором он хоть сколько-нибудь беспокоился, был Игорь.