Золотой век предательства. Тени заезжего балагана - Дарья Кочерова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ёсио снова недобро сверкнул глазами, но возражать больше не стал. Горо уже не раз доводилось быть объектом чьей-либо неприязни, и потому к поведению Ёсио он решил относиться с подобающим смирением. На всех не угодишь, а искать среди якудза друзей Ямада не намеревался. Хватит с них и того, что он вёл себя со всей возможной учтивостью.
– Благодарю за доверие, господин Хаяси, – склонил голову Ямада. – Я вас не подведу.
– Вот и прекрасно, – Итиро Хаяси поднялся и направился к выходу из чайной. – Ёсио покажет тебе, где ты будешь ночевать и разъяснит все правила, которые приняты здесь, у нас.
Он открыл двери и о чём-то тихонько переговорил с охранником. От услышанного лицо Итиро Хаяси снова помрачнело, и он поманил Ямаду к себе.
– Но прежде ты осмотришь Уми и скажешь, как ей можно помочь. Мои люди сказали, что, как над ней ни бился лекарь, в себя она так и не пришла.
– В таком случае мне бы пригодился мой посох, – попросил Ямада.
Итиро Хаяси дал знак одному из охранников в коридоре, и тот вскоре вернулся с посохом. Когда тёплое дерево привычно легло в руку, Горо почувствовал, как на него снизошла уверенность, остатки которой он почти растерял в непростом разговоре сначала с тайной полицией, а теперь и с якудза. Так было всегда: стоило Ямаде коснуться посоха, как ему начинало казаться, что его давно почивший учитель снова был рядом, снова был готов помочь и дать совет.
«Уповаю на вашу мудрость, Светлейший Гёки», – твердил про себя Ямада, следуя за Итиро Хаяси на второй этаж усадьбы. Даже неприязненный взгляд, которым Ёсио сверлил его спину, не мог сбить Ямаду с нужного настроя. Чему-чему, а концентрации в обители обучали прекрасно.
В комнате, где лежала Уми, царил полумрак: света двух бумажных фонариков не хватало, чтобы осветить как следует все углы. Когда пламя свечи в одном из фонарей странно замерцало, будто бы вот-вот погаснет, Ямала признал в нём того самого ёкай, с которым Уми шла всю дорогу до усадьбы.
– Ну, чего уставился? – осклабился дух-фонарик, и Ямада поспешил отвести от него взгляд. В суматохе, которая воцарилась перед воротами, он успел напрочь позабыть о духе. В другое время Ямада задумался бы, как ёкай удалось пробраться в дом, но пока было совершенно не до того.
Подле Уми сидела пожилая женщина, которую Ямада уже видел мельком во дворе усадьбы, когда Уми заносили в дом. Волосы её были наскоро собраны в пучок на затылке – должно быть, она уже готовилась ко сну, когда в усадьбе началась суматоха.
О-Кин была тут же, рядом, но никто не видел ёкай, кроме Ямады. Она была необычайно тиха: даже на появление в комнате новых лиц О-Кин отреагировала безо всякого интереса. Должно быть, дзасики-вараси настолько ослабила защиту, что чужой дух сумел пробраться в дом.
С другой стороны, если бы он попытался навредить Уми или кому-то из живущих здесь, О-Кин наверняка остановила бы его.
– Томоко, как она? – спросил Итиро Хаяси, опустившись на колени рядом с футоном, где лежала Уми.
Женщина перевела на него покрасневшие от слёз глаза.
– Лекарь так и не смог сказать, что с ней случилось, – сказала она. – Чего он только не перепробовал, чтобы привести Уми в себя! Даже достал какую-то соль – мол, в Глэндри все лекари только такой и пользуются. Да толку-то от неё…
– Позвольте мне взглянуть, госпожа, – заговорил Ямада.
Томоко только сейчас заметила, что отец Уми пришёл не один, и вздрогнула от неожиданности. Когда она окинула взглядом скромное облачение Ямады и его посох, на навершии которого тускло блестели медные кольца, в глазах женщины отразилось понимание.
– Конечно, прошу вас, добрый брат, – проговорила она.
Комната была совсем небольшой, и пятерым людям с двумя духами в придачу там попросту негде было развернуться. О-Кин забилась в угол, куда не доставал свет фонариков, и теперь сверкала оттуда тёмными глазами. Дух-фонарик остался на прежнем месте: он принялся что-то тихонько напевать себе под нос гнусавым голоском, но Ямада строго посмотрел на него, и ёкай послушно затих. Томоко отправила Ёсио за тёплой водой, а сама вышла следом, сказав, что приготовит для Уми целебное питьё, которое прописал лекарь.
Когда народу в комнате поубавилось, Ямада уселся напротив Итиро Хаяси и принялся водить раскрытой левой ладонью над предплечьем Уми. Проклятая метка на сей раз отозвалась слабо, словно, утолив свой аппетит, снова погрузилась в сон. Ямада знал, что не стоило этому радоваться, ведь подпиталось проклятие за счёт жизненных сил Уми.
На сей раз Горо удалось ощутить отголоски колдовской силы девушки. Он перевёл раскрытую ладонь в область сердца Уми и попытался воззвать к магии девушки. Отголоски её силы были едва слышны: так затихает шум воды, когда ты всё дальше удаляешься от берега реки. Ничего удивительного, что он сразу не почувствовал колдовской силы, когда они с Уми только встретились. Что-то сдерживало её – сдерживало так надёжно, что сама девушка, должно быть, и не догадывалась о том, что в ней было сокрыто.
Учитель Гёки как-то упоминал о том, что некоторые особенно могущественные чародеи могли запечатать силу – свою ли, чужую ли, особой в том разницы не было. Важно было другое: только тот, кто наложил печать, мог разрушить её.
Час от часу не легче! Теперь придётся разыскивать ещё и того, кто запечатал силу Уми. Без своей магии долго противостоять натиску проклятой метки девушке будет просто не под силу. А так пробудившееся колдовство могло бы значительно ослабить злую магию метки…
– Скажите, господин Хаяси, в вашем роду или в роду вашей жены были колдуны?
Во взгляде отца Уми мелькнуло нечто, напомнившее затаённый страх, но Итиро Хаяси быстро удалось взять себя в руки.
– Ни о чём подобном мне не известно, – пожал плечами он. – А почему ты спрашиваешь?
– Мне хотелось узнать, каков исток у дара вашей дочери. Способность видеть духов встречается редко и, как правило, она передаётся по наследству.
Итиро Хаяси ничего на это не ответил. Он перевёл взгляд на бледное
