Жизнеописание Л. С. Понтрягина, математика, составленное им самим - Лев Понтрягин

Когда мы первый раз были в Нью-Йорке, Александра Игнатьевна как-то вечером ушла погулять. Ко мне зашёл американец и, узнав, что она ушла одна, сказал: «Разве можно женщине одной ходить вечером по Нью-Йорку? Никогда не допускайте этого».

В Нью-Йорке, в Колумбийском университете я прочёл лекцию о своих результатах по дифференциальным играм, притом на английском языке. На лекцию собралось человек четыреста. На этом мы закончили наше самое длительное пребывание в США и отправились в Москву.

На этот раз в Москве никаких чрезвычайных неожиданностей нас не ждало. Мы начали вести свой прежний образ жизни, правда не совсем спокойный. 16 марта 1970 года я прогуливался по бетонной дорожке перед окнами нашей дачи и продумывал свои стэнфордские лекции с тем, чтобы написать большую работу и опубликовать её. Здесь я внезапно обнаружил ошибку, сделанную в своих лекциях в Стэнфорде. Сперва я старался тут же её исправить, но скоро убедился в том, что дело обстоит плохо.

Невозможно рассказать, каким страшным потрясением это было для меня. Я чувствовал себя несчастным и опозоренным. Я вернулся с прогулки в дом, и Александра Игнатьевна сразу же заметила, что со мной что-то случилось. Я, конечно, сообщил ей об обнаруженной ошибке. Дело осложнялось ещё тем, что я уже дал согласие сделать в Ницце пленарный доклад по дифференциальным играм на международном конгрессе в августе этого 1970-го года. Правда, не все мои результаты пропадали, но исчезала простота формулировки результатов. Условие (9) дифференциальной игры убегания оказалось недостаточным. Его приходилось заменять громоздким и трудно формулируемым условием, полученным в совместной работе с Е. Ф. Мищенко. Это портило всю картину, и исчезала обозримость результатов. Пропадал мой результат, полученный непосредственно перед поездкой в Стэнфорд. Этим результатом я был очень доволен и горд. Приходилось ограничиваться тем, который мы имели вместе с Е. Ф. Мищенко. Формулировка его была громоздка.

Около полутора месяцев после обнаружения ошибки я был в таком подавленном состоянии, что даже не пытался её исправить. Я рассказал о своей беде Гамкрелидзе, и тот выразил готовность выслушать меня. В Ленинский субботник 1970 года, т.е. в конце апреля, мы встретились с ним в институте, и я детально рассказал ему о своей ошибке. Конечно, предварительно мне пришлось ввести его в проблематику теории дифференциальных игр, так как раньше он этим не занимался. Начиная с этого момента я и Гамкрелидзе, отдельно и вместе, стали стараться исправить ошибку. При этом мы каждый день обсуждали этот вопрос по телефону. Интересно, что, пытаясь исправить ошибку, Гамкрелидзе всё время повторял её в разных завуалированных формах. В результате этих разговоров я активизировался и в конце концов сам нашёл новый подход к решению задачи. Так что ошибка была исправлена. Окончательно я убедился в этом, когда мы вместе с Александрой Игнатьевной летели в Крым. А это было в середине июня.

Таким образом, после 16 марта, когда была обнаружена ошибка, полтора месяца я находился как бы в параличе, а следующие полтора месяца усердно трудился и достиг успеха. Ошибка была исправлена. Точнее, было найдено новое доказательство. Но за полтора месяца напряжённой работы я много раз ошибался и совершенно извёлся. Исправление ошибки принесло огромное облегчение... Мой доклад на конгрессе был спасён, а Калману я послал исправление, которое нужно было вставить в издающийся там текст моих лекций.

За время между двумя конгрессами меня одолевали и другие тревоги.

Я уже рассказал о моём конфликте с В. Г. Болтянским. Он произошёл в 1963-м году. В самом конце года, когда переиздание его книги было приостановлено и он был вызван из-за границы, у нас начались с ним переговоры об исправлениях. Я позвонил главному редактору нашего издательства Цветкову и спросил его, как же он согласился на издание книги Болтянского, не согласовав этот вопрос со мной, хотя книжка Болтянского была простой переделкой нашей совместной книги четырёх авторов. Цветков ответил мне, что у него есть письменный положительный отзыв Е. Ф. Мищенко на книгу Болтянского. А так как Е. Ф. Мищенко является моим учеником и соавтором нашей книги, то он считал, что вопрос согласован тем самым и со мной. Как раз когда я вёл эти переговоры с Цветковым из своей квартиры, ко мне пришёл в гости Е. Ф. Мищенко и присутствовал при конце разговора. Мищенко посоветовал мне бросить возню с Болтянским, так как я изведусь на ней. Эта позиция Мищенко огорчила меня. Мне было неясно, как поведёт себя Гамкрелидзе, другой соавтор, которого тогда не было в Москве. Но когда Гамкрелидзе вернулся, он поддержал меня.

Как я уже говорил, после этих конфликтов с Болтянским я решил вмешаться в работу издательства и добился организации под моим председательством группы, наблюдающей за издательством математических книг в Главной редакции физико-математической литературы. Таким образом, осложнения, связанные с изданием и публикацией моих работ, толкнули меня на организационную работу, совершенно мне не свойственную. Мне очень не хотелось заниматься издательской работой, изучать чужие книги. Это было не свойственно моей прежней деятельности. Но я считал, что это необходимо сделать не только из своих собственных интересов, но и исходя из интересов дела. Хочу ещё раз подчеркнуть, что моя работа по издательским вопросам была органически связана с моей предыдущей работой как учёного.

Тут наложилась ещё другая сравнительно небольшая, но существенная для меня бытовая неприятность. Летом 1968 года лопнула водопроводная труба, идущая от магистрального поселкового водопровода к нашей даче. Согласно поселковым правилам починка этой части водопровода должна была производиться мною. Одновременно мы решили сменить и трубы отопительной системы, идущие от магистральных труб к нашей даче. Всё это строительство потребовало от нас большого напряжения и вызвало много тревог. Для того чтобы работа была произведена хорошо, мы вынуждены были вникать во все детали. С самого момента приобретения дачи она требует от меня пристального внимания, так как всё время возникает необходимость в каких-то ремонтах, а осуществлять их непросто. Постоянно приходится следить за всем, вплоть до мелких деталей, иначе работа будет выполнена плохо.

Я очень любил и люблю бывать на даче, но был целый длительный период, когда эти поездки на дачу были омрачены тем, что Александра Игнатьевна порой не переносила климата нашей дачной местности. Там сравнительно сыро. Поэтому я часто ездил на дачу не с ней, а с кем-нибудь другим, в частности с Болтянским. Такие поездки всегда сильно огорчали меня тем, что я должен был разлучаться с женой, и тем, что она больна. Теперь положение изменилось. Её здоровье настолько улучшилось, что она свободно ездит на дачу и разделяет со мной, а может быть даже берёт на себя бóльшую часть всех забот, которые надо нести нам в жизни.