Титан - Фред Стюарт

— Мистер Хилл, — проговорила она, — мы с мужем затеяли провести пикник 4 июля. Нажарим побольше хотдогов. Устроим фейерверк. Ну и вообще. Будет весело. Приходите.

Он сильно удивился. Ник редко приглашал к себе даже самых высокопоставленных своих подчиненных. Всем было хорошо известно, что Флеминг гостеприимно принимает у себя и всячески развлекает только тех людей, которых он пытается подтолкнуть к заключению сделки. Подчиненных же он держит на приличной дистанции.

— Я э-э…

— Там будут интересные гости, — добавила Эдвина. — Включая нашего старого знакомого из Германии графа фон Винтерфельдта, министра культуры. Мне кажется, вам у нас понравится. Или у вас уже другие планы на ту субботу?

— О нет! У меня нет никаких планов.

— Тогда придете? — Она очаровательно улыбнулась.

«Что происходит? — думал он. — Черт возьми, что происходит?»

— О да, с удовольствием! С удовольствием приду. Спасибо.

— Вот и хорошо. Приезжайте к полудню. И не забудьте захватить купальный костюм. Предсказывают жаркую погоду, и вы, конечно, захотите искупаться в бассейне.

«Не важно, буду я с ним спать или нет, — думала она. — Важна будет реакция Ника, когда я скажу ему, что хочу спать с Хиллом».

— Что ты сделала? — в изумлении воскликнул Ник часом позже, когда они сидели на заднем сиденье «кадиллака» и ехали обратно в Гринвич-виллидж.

— Я пригласила Честера Хилла на наш субботний пикник, — небрежно отозвалась Эдвина.

— За каким дьяволом ты это сделала? Ты ведь отлично знаешь, какие у меня отношения с подчиненными!

— Не нервничай, милый. Все очень просто. Помнишь, несколько лет назад в Германии я сказала тебе, что ненавижу двойной стандарт применительно к семейной жизни? Помнишь, мы договорились, что если мне попадется человек, с которым я хотела бы переспать, я скажу сначала тебе? Ну так вот, я нашла такого человека. Я хочу переспать с Честером Хиллом.

У Ника был такой вид, будто его хватил апоплексический удар.

— Эдвина, не дурачься. Не забывай, что, помимо всего прочего, этот человек на меня работает! Он один из моих вице-президентов, черт возьми!

— Я знаю. Мне кажется, что это делает его в моих глазах еще интереснее.

— Дьявол! Не знаю, что за дурь влезла тебе в голову, но ты можешь забыть об этом. Я категорически запрещаю!

— Да?! Так, значит, те твои слова были просто болтовней? Значит, ты занимаешься любовью с молодыми актрисами — которые тоже, между прочим, на тебя работают, — а мне нельзя разочек переспать с одним из твоих вице-президентов?

— Идиотское сравнение.

— Тебе оно, может, и кажется идиотским. А мне нет.

— Между прочим, я тебе не изменял.

— Так я и поверила.

— А я тебе говорю! Послушай, Эдвина, у тебя могут быть какие угодно представления о семейной жизни, но у всей Америки они такие: жена не должна гулять на стороне!

— Не говори глупостей. Лично я знакома со множеством жен, включая жен наших друзей, которые преспокойно гуляют на стороне. Хочешь имена? Салли Уинстон, которая спит с Пайпингом Роком, с одним теннисистом-профессионалом. Эльвира Несбит, которая — это ж надо! — спит со своим адвокатом. Дороти Данлоп, которая перебрала уже половину мужского населения Палм-бич. Агнес де Вит…

— Да мне плевать на них. Меня интересует наша жизнь. Ты и я. И наши дети.

— Я вовсе не говорю о том, что собираюсь рушить нашу семью. То, что я говорю, не имеет никакого отношения к моей любви к тебе. Это дело принципа. Я считаю, что у меня есть право на временного любовника, если я хочу его иметь. И если ты меня хоть немного уважаешь как человека, а не только как жену, ты должен предоставить мне это право. То самое право, которое я предоставила тебе уже давно. Одному только Богу, наверное, известно, сколько раз я могла крутить хвостом у тебя за спиной! Но я уважаю тебя и не занимаюсь этим. Я хочу заниматься любовью с другим мужчиной с твоего ведома. И одобрения.

— Если все это шутка, то довольно дурацкая.

— Это не шутка. Я серьезна как никогда.

— Ну что ж, мой ответ — нет. Другого не будет. И предупреждаю, Эдвина, если ты будешь строить глазки Честеру, я его уволю. И учти, этим ты не просто испортишь карьеру молодому человеку, но и нанесешь существенный вред нашей обороноспособности, потому что Честер как раз сейчас работает над одним очень важным проектом.

— Даже интересы государства приплел! — перебила его Эдвина. — Но скажи, что тебе важнее: права твоей жены или какое-то паршивое оружие для армии?

— Я бы сказал: какое-то паршивое оружие для армии! Тут и вопроса нет.

— О, хорошо! Значит, мы с тобой во многом расходимся. О Ник, я знала, что все этим кончится! Я знала, что, если только заикнусь об этом, ты так или иначе, но обязательно вывернешься. Ты апеллируешь к национальной обороноспособности? Что ж, оригинально, по крайней мере.

Она отвернулась от него и стала смотреть в окно.

— Ну? — спросил он после паузы. — Что ты собираешься делать?

— Там видно будет.

— Эдвина, я люблю тебя. До сих пор мы так хорошо жили. Ну давай же не будем все это разрушать во имя какого-то там твоего сиюминутного и бредового плана!

— Это не бред. И, как я уже сказала тебе, это не имеет никакого отношения к нашему семейному счастью.

— Ничего себе, не имеет!

Последние слова он произнес негромко. Она знала, что, когда он говорит тихо, это хуже всего. Она вновь повернулась к нему. В глазах у нее блестели слезы.

— Эх ты, Ник, — сказала она. — Меня больше всего раздражает то, что ты отказываешься понять, насколько это все для меня важно!

— Настолько важно, что ты спокойно рискуешь ради этого моей к тебе любовью?

Она молча посмотрела на него, потом вновь отвернулась к окну.

Она не знала ответа на этот вопрос. Не знала и того, насколько далеко ей самой хочется зайти.

За четыре тысячи миль от Коннектикута, в два часа утра канцлер германского рейха Адольф Гитлер, кутаясь в кожаный плащ, поднялся по трапу в трехмоторный «Юнкерс-52», пилотируемый его любимым летчиком Гансом Бауром.

Самолет взлетел с аэродрома в Бад-Годесберге, взял курс на Мюнхен и приземлился в условиях дождя на военном аэродроме в Обервизенфельде. У трапа фюрера встречали несколько нацистов и армейских офицеров. Гитлер находился в сквернейшем расположении духа, он оглядел встречавших и зло бросил:

— Это самый черный день в моей жизни. Но я поеду в Бад-Висзее и свершу правосудие.

Бад-Висзее был курортом, расположенным на берегах красивейшего Тегернзее, озера у подножия Альп в сорока километрах к югу от Мюнхена. Именно в этом уютном местечке в данное время и находился Эрнст Рем, один из старейших и ближайших сподвижников Гитлера, шеф штурмабтайлунга, то есть службы СА, коричневорубашечников. Вместе с некоторыми высшими офицерами СА он находился в Бад-Висзее на отдыхе и профилактическом лечении.

В течение последних недель по Германии упорно циркулировали слухи о том, что готовятся столкновения между головорезами из СА и солдатами германской армии или даже путч Рема против Гитлера. Изначально коричневорубашечники появились как «персональная армия» Гитлера. Своими изуверскими акциями они вызвали ненависть к себе не только у немецких евреев, но и просто у многих немцев. Бандиты из СА называли себя элитой, движущей силой чистого национал-социализма. Они считали, что Гитлер решил предать их, чтобы добиться поддержки вермахта. Несмотря на смутные угрозы со стороны Гитлера, Гесса, Геринга и Геббельса, Рем безмятежно отдыхал на курорте. Накануне вечером он играл в тарок[14], затем принял кое-какие врачебные процедуры и отправился спать. И хотя он слыл известным гомосексуалистом, на этот раз он спал один.

В шесть утра у берега озера появились две черные машины. Они въехали на территорию Бад-Висзее и остановились перед входом в пансион «Хансельбауэр». В первой машине, которую вел личный шофер Гитлера Эрик Кемпке, находился сам фюрер. Говорили, что его сопровождало меньше десятка человек.

Над озером поднимался утренний туман. Начинался восход солнца.

Гитлер прошел во главе своей команды в пансион. На первом этаже никого, кроме хозяйки, не было. Она была до крайности изумлена тем, что ее почтил своим посещением сам фюрер.

— Где сейчас рейхсляйтер Рем? — рявкнул Гитлер.

— Наверху, — пролепетала хозяйка пансиона. — Комната номер 3…

Вся компания отправилась на второй этаж. Лестница содрогалась под зловещим стуком кованых сапог. Гитлер стал стучать в дверь указанной комнаты. В руке у него был пистолет. Когда зевающий Рем появился перед ним, фюрер сказал:

— Эрнст, ты арестован. Ты предал меня и изменил рейху. Одевайся.

— Но…

— Одевайся!!! — заорал Гитлер. — Или я пристрелю тебя на месте, как бешеную собаку.