Дюна - Фрэнк Герберт

Нефуд снова проглотил слюну,

— Да, милорд.

— Тогда займись делом. Разыщи командира сардукаров, и пускай все закрутится, как мы решили.

— Сию минуту, милорд. — Нефуд поклонился, развернулся и выбежал вон,

Хайват на моей стороне! думал барон. Сардукары мне его отдадут. Если они что-то и заподозрят, так только то, что я хочу его уничтожить. А я сделаю так, чтобы их подозрения подтвердились. Кретины! Один из самых опасных ментатов во всей истории человечества — ментат, специально обученный убивать. А они швырнут его мне, как старую куклу, с которой можно поиграть и выбросить. Они еще увидят, на что способна такая кукла!

Барон потянулся к пологу поплавковой постели и нажал кнопку звонка, вызывая своего старшего племянника, Раббана. Потом уселся поудобнее и улыбнулся.

Атрейдсы погибли!

Олух-капитан прав, сомнений быть не может. Всем известно, что там, где прошла аракианская песчаная буря, не остается ничего живого. Махолет и тех, кто в нем был, искать бесполезно. И женщина, и мальчишка уже мертвы. Взятки, сунутые кому надо, космический десант немыслимых масштабов, доставивший на планету чудовищное количество военной техники… скромные донесения, тщательно составленные специально для ушей Императора, — и идеально продуманный заговор принес наконец впечатляющий результат!

Сила и страх, страх и сила!

Барон ясно видел, что случится потом. Придет день, и один из Харконненов станет Императором. Пусть не он сам, пусть не его собственный отпрыск. Но Харконнен. Конечно же, не Раббан, который сейчас сюда явится. Но младший брат Раббана. Молодой Фейд-Рота. В мальчике была черточка, которая восхищала барона: изощренная жестокость.

Смышленый малыш, думал барон. Еще годик-другой — ему исполнится семнадцать, и я буду знать точно, тот ли это человек, с помощью которого Дом Харконненов сможет заполучить трон.

— Милорд барон.

Перед дверным пентащитом спальни барона стоял невысокий человек, с полным лицом, с бычьей шеей и по-харконненски узко посаженными глазами. Достаточно плотного сложения, он с первого взгляда производил впечатление человека, который со временем не сможет нести свой собственный жир и однажды наденет поплавковый пояс.

Гора мяса с мозгами бульдозера, думал барон. Мой племянничек, уж конечно, не ментат… не Питтер де Вриз. Но, может, сейчас мне это только на руку. Если я предоставлю ему свободу действий, он все здесь сотрет в порошок. Ух, как его возненавидят на Аракисе!

— Дорогой мой Раббан, — начал барон. Он отключил пентащит, но с подчеркнутой предусмотрительностью включил свой личный щит на полную мощность, так, чтобы в свете лампы-шара было видно напряженное дрожание воздуха вокруг его кровати.

— Вы меня звали? — спросил Раббан. Он вошел в комнату, посмотрел на марево вокруг ложа, поискал глазами стул и не нашел.

— Подойди ближе, чтобы я лучше тебя видел.

Раббан сделал еще шаг и подумал, что проклятый старик наверняка убрал все стулья нарочно, чтобы заставить посетителей стоять.

— Атрейдсы погибли, — сказал барон. — Последние из них. Вот почему я призвал тебя на Аракис. Планета снова твоя.

Раббан прищурился.

— Но ведь вы собирались назначить Питтера де Вриза.

— Питтер тоже погиб.

— Питтер?

— Питтер.

Барон снова включил дверной щит, чтобы ничто не могло проникнуть в комнату.

— Вам надоело его терпеть? — спросил Раббан.

Его голос звучал вяло и невыразительно в перекрытом силовыми полями помещении.

— Это тебя я скоро устану терпеть, понял? — заорал на племянника барон. — Ты что, вообразил, будто я мог уничтожить Питтера, словно поганую безделушку! — он щелкнул жирными пальцами. — Вот так, да? Не считай меня дураком, племянничек. Тебе очень плохо придется, если ты еще хоть раз, словом или делом, намекнешь, что я настолько глуп.

В сощуренных глазках Раббана отразился страх: он знал, как будет действовать барон во внутрисемейных делах. Казнить он, конечно, не казнит, если не будет открытого бунта или подстрекательства к нему. Но наказать может очень жестоко.

— Простите меня, милорд барон, — прошептал он и опустил глаза, чтобы скрыть раздражение и одновременно создать видимость смирения и покорности.

— Нечего играть со мной в кошки-мышки, Раббан!

Раббан, не поднимая глаз, нервно сглотнул.

— У меня есть правило, — продолжал барон, — никогда никого не уничтожать необдуманно. Тем более если это может произойти само собой, естественным путем. Все твои действия всегда должны подчиняться самой главной цели, старайся только как следует уяснить себе — в чем твоя цель!

Раббан не смог подавить раздражения:

— Но предателя-то, Юха, вы ведь убили. Я сам видел труп, когда прилетел сюда прошлой ночью.

Племянник уставился на дядю, вдруг испугавшись собственных слов.

Но барон только улыбнулся.

— С опасным оружием надо обращаться осторожно. Доктор Юх был предателем. Он выдал мне герцога, — в голосе барона зазвучала властная сила. — Я подчинил себе доктора школы Сак! Доктора закрытой школы! Ты понимаешь, что это значит? Но такое оружие может стать неуправляемым. Я убрал его не случайно.

— А Император знает, что доктор из Сака работал на вас?

Провокационный вопрос, подумал барон. Может, я недооценивал своего племянника?

— Император еще об этом не знает. Но сардукары наверняка ему доложат. Так вот, прежде чем они это сделают, я направлю свой рапорт по каналам компании АОПТ. Я сообщу ему, что по счастливой случайности мне удалось разоблачить доктора, который только притворялся, будто принимал Императорскую клятву. Лжедоктора, понимаешь? Всем известно, что клятву школы Сак нарушить нельзя, и в этом никто не должен сомневаться.

— А-а-а, понял, — пробормотал Раббан.

Надеюсь. Надеюсь, что понял, насколько важно, чтобы все оставалось в тайне. Барона вдруг удивило собственное поведение. Зачем я это сделал? Чего ради я вдруг расхвастался перед моим тупоумным племянником, человеком, которого я собираюсь использовать и выбросить? Барон рассердился на себя. У него возникло чувство, словно его предали.

— Это должно оставаться в тайне, — сказал Раббан. — Конечно.

Барон вздохнул.

— На этот раз, дорогой племянник, я дам тебе другие инструкции в отношении Аракиса. Раньше, когда ты здесь правил, я держал тебя в строгой узде. Теперь мне нужно от тебя только одно.

— Милорд?

— Доход.

— Доход?

— Как ты думаешь, Раббан, сколько мы истратили на доставку такой прорвы военной техники на Аракис? Ты можешь хотя бы приблизительно представить, сколько содрала с нас Гильдия?

— Наверное, много?

— Много!

Барон ткнул жирной рукой в племянника.

— Если с сегодняшнего дня ты начнешь выжимать из Аракиса все до последнего цента, то через шестьдесят лет мы только-только возместим наши расходы!

Раббан разинул рот, потом закрыл его, не издав ни звука.

— Много, — фыркнул барон. — Проклятая монополия Гильдии на космические перевозки разорила бы нас подчистую, если бы я не начал готовиться еще много лет назад. Тебе полезно будет узнать, Раббан, что мы оплатили все расходы. Даже сардукаров мы перевозили за свой счет.

И уже не в первый раз барон подумал, что, возможно, настанет день, когда ему удастся переиграть Гильдию. Они вели себя с потрясающей наглостью: сначала выматывали клиента так, что он соглашался на все их условия, потом зажимали его в кулак и начинали тянуть — плати за это, плати за то, плати, плати, плати…

А на военные экспедиции они заламывали попросту немыслимые цены. Агенты Гильдии масляно улыбались и говорили одно и то же: «Наценка за риск». И каждый раз, когда удастся внедрить к ним своего человека, они внедряют к тебе двоих.

Кошмар!

— Значит, доход, — сказал Раббан.

Барон опустил руку, сжал ее в кулак и медленно, выразительно произнес:

— Ты должен вы-жи-мать.

— А пока я буду выжимать, мне позволено все?

— Все.

— Милорд, вы привезли с собой пушки… Мог бы я…

— Артиллерию я забираю.

— Но ведь…

— Такие игрушки тебе ни к чему. Их смысл был в неожиданности, а теперь они бесполезны. Мы должны экономить металл. Все равно артиллерия против щитов бессильна. Это была просто военная хитрость. Мы рассчитали, что на этой дурацкой планете людям герцога отступать некуда, кроме как в скалы, в ущелья. Там мы их и законопатили.

— У вольнаибов-то нет щитов.

— Если хочешь, оставь себе несколько лазерных орудий.

— Да, милорд. Значит, руки у меня развязаны.