Дюна - Фрэнк Герберт

Поль направился к ближайшему карнизу, вскарабкался на него. Джессика последовала за сыном.

Она заметила, что их продвижение начинает определяться сиюминутными обстоятельствами: попадаются между скалами участки песка — и их шаги замедляются, приходится цепляться за острые, изъеденные песком выступы — движения становятся более резкими, встречается препятствие — и мозг лихорадочно соображает: идти по верху или в обход. Ландшафт навязывал им свой собственный ритм. Переговаривались только по необходимости, хриплыми от усталости голосами.

— Здесь осторожнее — на склоне песок, можешь поскользнуться.

— Смотри не задень головой о камень — тут выступ.

— Не вылезай на гребень: луна светит нам в спину. Если здесь кто-нибудь есть, мы будем видны как на ладони.

Карниз поворачивал. Поль остановился и привалился спиной к стене.

Джессика прислонилась к скале рядом с ним, радуясь мгновению отдыха. Она услышала, как Поль присосался к питьевой трубке, и тоже глотнула переработанной влаги. Вкус был мерзкий. Она вспомнила воду на Каладане: высокий фонтан, упирающийся прямо в небо. Такое обилие воды, что ее даже не замечаешь. Видишь только форму, радужные переливы, слышишь звук — если остановишься неподалеку…

Остановиться, подумала она. И отдохнуть… по-настоящему отдохнуть.

Сейчас она воспринимала неподвижность как истинное милосердие. Движение казалось чем-то немилосердным.

Поль оттолкнулся от скалы, развернулся и на четвереньках начал спускаться по склону. Джессика со вздохом последовала за ним.

Они соскользнули вниз на другой карниз, который огибал выступавшую острым углом скалу. И снова их движение подчинилось сбивчивому ритму безжизненной местности.

Джессика поймала себя на том, что нынешней ночью ее ощущения распределяются странным образом: они зависят от размеров предметов под руками и ногами. Округлые валуны и гравий, острые сколы камней и крупный, зернистый песок или очень мелкий песок, порошок, пыль, мягкая и липкая, как паутина.

Пыль забивала носовые фильтры, и их приходилось продувать. Мелкие камешки и гравий выкатывались из-под ног, и, зазевавшись, на них было легко поскользнуться. Острые камни обдирали руки.

То и дело попадались проплешины песка, в котором тонули ноги.

На карнизе Поль резко остановился и поддержал мать, споткнувшуюся о него.

Он показал влево, она посмотрела туда и увидела, что они стоят на вершине утеса, а в двухстах метрах под ними, словно неподвижный океан, простирается пустыня. Всюду посеребренные луной волны, тени ложатся то острыми углами, то плавными кривыми, а вдалеке поднимаются в сероватом мареве горы.

— Открытая пустыня, — сказала она.

— Придется пересечь довольно широкий участок, — из-за респиратора голос Поля звучал приглушенно.

Джессика огляделась — слева и справа ничего, кроме песка.

Поль всматривался в дюны, наблюдая за тем, как шевелятся тени — вторая луна медленно заканчивала свой путь по небу Аракиса.

— Около четырех километров, — наконец произнес он.

— Черви, — сказала мать.

— Конечно.

Она сосредоточилась на своей усталости, на боли в мышцах, которая притупила восприятие.

— Может, мы поедим и отдохнем?

Поль освободился от лямок вещмешка, сел и прислонился к нему спиной. Джессика, опускаясь на скалу рядом с ним, оперлась на его плечо рукой. Она почувствовала, как он повернулся, и услышала, что он шарит в глубине мешка.

— Вот, — сказал он.

Его руки оказались на ощупь суше, чем ее, — Джессика почувствовала это, когда Поль сунул ей в ладонь две таблетки энергостимулятора.

Она проглотила их и запила глотком воды из питьевой трубки, воды, больше походившей на слюну.

— Выпей всю воду, — велел Поль. — Аксиома: лучшее место для хранения воды — твое тело. Оно дает тебе силы. Ты почувствуешь себя бодрее. Надо доверять своему влагоджари.

Она послушалась, опустошила карманы-влагоуловители защитного костюма и в самом деле ощутила прилив сил. При этом Джессика подумала, как хорошо, что они, обессилев, могут наконец спокойно сидеть здесь, и вспомнила одно из изречений Джерни Халлека, воина-певца: «Лучше кусок сухого хлеба и с ним мир, нежели дом, полный заколотого скота, с раздором».

Она повторила это вслух Полю.

— Так говорил Джерни, — ответил он.

Джессика уловила интонацию его голоса — он говорил будто о мертвом, и подумала: Наверное, бедняга Джерни погиб. Все люди Атрейдсов либо погибли, либо попали в плен, либо, подобно им, затерялись в безводной пустыне.

— Цитаты Джерни были всегда к месту, — сказал Поль. — Мне кажется, я слышу сейчас его голос: «И я высушу реки, и продам землю в руку нечестивого, и обращу землю в пустыню, и сотворю все сие рукой чужеземца».

Джессика закрыла глаза — пафос, звучавший в словах сына, тронул ее до слез.

Но вот Поль снова заговорил:

— Как ты… себя чувствуешь?

Она поняла, что вопрос касается ее беременности, и ответила:

— Пройдет еще много месяцев, прежде чем твоя сестра появится на свет. Пока я… физически в норме.

Про себя она подумала: Каким сухим, официальным языком я говорю со своим сыном! Потом, поскольку бен-джессеритская выучка обязывает доискиваться до причин любой странности, она отыскала в себе ответ: Я боюсь своего сына. Меня пугает его странное поведение, пугает, что он видит наше будущее и может рассказать мне об этом.

Поль надвинул на глаза капюшон и прислушался к ночным скрипам и шелестам. Его легкие сами следили за тем, чтобы из его горла не вырывалось ни звука. Зачесался нос. Поль потер его, вынул фильтры и обратил внимание, что воздух насыщен запахом корицы.

— Где-то поблизости россыпи пряностей, — сказал он.

Нежный ветерок пушинкой коснулся щек Поля и шевельнул складки его джуббы. Но этот ветерок не предвещал грозную бурю — Поль уже чувствовал разницу.

— Скоро рассвет.

Джессика кивнула.

— Должен быть какой-нибудь способ пересекать открытые пески. Вольнаибы же ходят по пустыне.

— А черви? — спросила Джессика.

— Можно взять било из вольнаибского комплекта и воткнуть его в камни. Это на время отвлечет червя.

— Вероятно. Еще можно попробовать идти, производя только естественный для них шум, чтобы черви не обратили внимания…

Поль изучал пустыню и одновременно копался в своей провидческой памяти, пытаясь вспомнить таинственное назначение пружинного била и крюков управления, обнаруженных им все в том же мешке. Ему казалось странным, что каждый раз, когда он думал о песчаных червях, его охватывал страх. Он знал, что сведения о них скрыты где-то на самой границе его сверхсознания, что червей нужно не бояться, а почитать, если только-только…

Он потряс головой.

— Шум должен быть неритмичным, — продолжала Джессика.

— Что? Ах, да. Если мы будем каждый раз ступать с разной скоростью… песок ведь тоже иногда осыпается. Не могут же черви реагировать на любой звук. Но перед тем как попробовать, нужно как следует отдохнуть.

Он посмотрел на отвесные скалы вдалеке и по укоротившимся теням прикинул, сколько сейчас времени.

— Скоро рассвет…

— Где мы проведем день? — спросила мать.

Поль повернулся и указал налево:

— Скала здесь заворачивает к северу. Видишь, как она иссечена ветром? Значит, это наветренная сторона и там должны быть расщелины, и довольно глубокие.

— Тогда вперед, — сказала Джессика.

Поль поднялся, помог ей встать на ноги.

— Ты хорошо отдохнула? Сейчас будем спускаться вниз. Я хочу разбить лагерь как можно ближе к пустыне.

— Вполне достаточно, — она кивнула Полю, чтобы он шел вперед.

Поль немного помешкал, потом поднял мешок, вскинул его на плечи и пошел вдоль обрыва.

Эх, будь у нас поплавки, думала Джессика. Прыгнули бы вниз и все. Хотя, возможно, они принадлежат к тем вещам, которыми в пустыне лучше не пользоваться. Возможно, они притягивают червей так же, как и щиты.

Они подошли к ряду сбегающих вниз уступов и увидели под ними широкий карниз, отчетливо выступавший на фоне серых лунных теней.

Поль начал спускаться, двигаясь осторожно, но достаточно быстро — луна, очевидно, скоро зайдет. Они продвигались вниз, туда, где начиналось царство теней. Неясные контуры скал вокруг них вздымались к звездам. Карниз был теперь не шире десяти метров, сразу за его краем темнел песчаный склон, исчезавший в темноте.

— Здесь можно спуститься? — прошептала Джессика.

— По-моему, можно.

Он попробовал склон ногой.

— Попробуем соскользнуть вниз, — сказал он. — Я пойду первым. Стой здесь, пока не услышишь, что я остановился.

— Будь осторожен.