Шестьдесят рассказов - Дональд Бартельми

Что она думает обо мне? Вчера она бросилась на меня и трижды злобно ударила в живот книгой - «викинговским» однотомником Мильтона. Позднее я посетил ее в ее комнате и был удостоен самого теплого приема. Она позволила мне наблюдать, как она делает физические упражнения. Каждое упражнение имеет свое название, и я уже знаю все эти названия: «бумеранг», «арбуз», «вращение бедрами», «ромб», «хлыст», «объятие», «фары», «закрутка сидя», «лебедь», «лук и стрела», «черепаха», «пирамида», «кувырок», «аккордеон». Ее движения поразительно эротичны. Я встал на колени и дотронулся до нее. Она улыбнулась и сказала, не сейчас. Я вернулся в свою комнату и стал смотреть телевизор - «Огромный мир спорта», футбольный матч в Сан-Паулу.

* * *

Пойманная женщина курит трубку. У ее трубки длинный, изящно изогнутый чубук и белая фарфоровая чашечка, разрисованная маленькими красными цветочками.

- А уж чопорный,- говорит она неожиданно,- словно ему пять зонтиков в задницу загнали.

- Кто?

- Мой супруг. И все же он очень приличный человек. Конечно же в этом нет ничего необычного. Если разобраться, очень многие люди очень приличны. Таких, я думаю, большинство. Даже ты.

Нас окутывает аромат ее особого (дамская смесь) табака.

- Все это сильно смахивает на кино. Не сочти мои слова за критику. Я люблю, когда как в кино.

Меня охватывает легкое раздражение. Столько усилий, а она вдруг про какое-то там кино, ничего лучше придумать не может.

- Это не кино.

- Кино,- говорит она,- Кинокинокинокино.

* * *

Позвонил до крайности возбужденный М.

- Моя заболела,- говорит он.

- А что такое?

- Не знаю. Она словно в каком-то ступоре. Не хочет есть. Не хочет полировать. Не хочет играть на флейте.

Пленница М. - безжопая, очень стильная женщина, обладающая далеко не незначительной красотой.

- Она тоскует,- говорю я.

- Да.

- Это плохо.

- Да.

Я притворяюсь, что задумался,- М. любит, чтобы к его неприятностям относились серьезно.

- Поговори с ней. Скажи ей так: «С тобой, о леди, я в раю, пленен и опьянен».

- Откуда это?

- Это цитата. Очень могущественная.

- Я попробую. Опьянен и пленен.

- Нет. Пленен и опьянен. Хотя, пожалуй, так, как ты сказал, будет лучше. Пленен в конце.

- О'кей. Так я и скажу. Спасибо. Я люблю свою больше, чем ты - твою.

- Нет, не больше.

- Конечно больше.

Я сунул в рот большой палец правой руки, откусил

его и предложил М. сделать то же самое.

#9830; * *

Крайне медлительный почтальон принес женщине ответ на ее письмо.

Я смотрю, как она вскрывает конверт.

- Вот же ублюдок,- говорит она.

- Что он пишет?

- Невероятный ублюдок.

- Так что там?

- Я предоставляю ему возможность спасти меня на белом коне - много ли в этой жизни подобных моментов истинного величия? - а он рассусоливает, как они с дочкой хорошо живут. Как это здорово, что теперь она почти не плачет. Как спокойно стало в квартире.

- Вот же ублюдок,- говорю я, почти не скрывая радости.

- Я прямо вижу, как он сидит на кухне у микроволновой печи и читает этот свой «Роллинг Стоун».

- А он что, читает «Роллинг Стоун»?

- Он считает «Роллинг Стоун» классным журналом.

- Ну, если…

- Ему не полагается читать «Роллинг Стоун». Этот журнал нацелен на другую аудиторию. А с этого мудилы песок сыплется.

- Ты в ярости.

- Мягко сказано.

- Ну и что же ты намерена сделать?

Она на секунду задумывается.

- А что у тебя с рукой? - спрашивает она, обратив наконец внимание.

- Ничего,- говорю я, пряча перевязанную руку за спину. (Само собой, я не отгрыз палец напрочь, хотя и надкусил его весьма основательно.)

- Отведи меня в мою комнату и привяжи,- говорит она. - Я хочу его поненавидеть.

Я отвожу ее в ее комнату, сам же иду в свою комнату и сажусь смотреть «Огромный мир спорта» - международный турнир по фехтованию в Белграде.

* * *

Наутро, за завтраком, пойманная женщина обратила всю свою ярость против меня.

Я дерьмо, самовлюбленный попугай, телевизионный маньяк, пустозвон, скользкий тип, чудовищный трус, трусливо воспользовавшийся, и т.д. и т.д. И я слишком много пью.

Все это абсолютно верно. Я и сам зачастую прихожу к аналогичным выводам, особенно - по не совсем ясной причине - в моменты сразу же после просыпания.

Я подложил себе на тарелку кусок канадского бекона.

- Мелкий пакостник, привыкший все делать исподтишка.- Она распаляла себя все дальше и дальше.- Человек, который…

Я лювлю ее в видоискатель «Пентакса» и отщелкиваю новую серию кадров. В ярости.

Поимка женщины неизбежно влечет за собой некую трудность: исходный поступок задает стандарт, который почти невозможно поддерживать, тем более - превзойти.

* * *

Она говорит:

- Он хочет забрать у меня ребенка. Он хочет оставить ребенка у себя. Он похитил мою дочку.

- Когда ты вернешься, она будет на месте. Можешь не сомневаться.

- Когда это будет?

- Спроси у себя самой. Тебе решать.

- Хм.

Почему я не могу жениться на одной из них и прожить с ней в ссорах и разладе всю остальную жизнь? Я уже пробовал.

- Сними меня еще.

- Я снимал тебя вполне достаточно. Я не хочу больше никаких снимков.

- Тогда я уйду во вторник.

- Вторник. Прекрасно. Это будет завтра.

- Завтра вторник?

- Да.

- О!

Она хватает мяч и притворяется, что хочет разбить окно.

- А бывало так, чтобы ты поймал женщину снова - после того, как ты поймал ее однажды?

- Это почти неслыханно.

- А почему бы и нет?

- Так не бывает.

- Почему?

- Не бывает, и все тут.

- Завтра. Ох, Господи.

Я иду на кухню и берусь за мытье посуды - чем больше ты делаешь черной работы, тем лучше к тебе относятся, это я уже усвоил.

* * *

Я вхожу в ее комнату. Там стоит Л.

- Что у тебя с рукой? - спрашивает он.

- Ничего,- говорю я.

Все взгляды устремляются на мою перебинтованную руку - это длится какое-то мгновение, недостаточно долго.

- Так ты ее поймал? - спрашиваю я.

Л. профессионал высочайшей пробы, несравненный, О. Дж. Симпсон нашего извращения.

- Это я его поймала,- говорит женщина.

- Погоди, погоди. Так это не делается.

- Я изменила правила,- говорит она.- Я с радостью предоставлю тебе экземпляр новых правил, которые я записала здесь, вот в этом блокноте.

Л. лыбится, как выхухоль, он явно доволен, что его поймала такая классная женщина.

- Погоди, погоди,- говорю я,- Сегодня еще не вторник!

- А мне это по фигу,- говорит она. Она улыбается этому Л.

Я ухожу на кухню и начинаю отскребать микровол- новку при помощи «Фэйри».

Изменить правила - насколько это смело и оригинально! Она и вправду на редкость одухотворенная личность.

«Французский русский рокфор или оливковое масло с уксусом»,- бормочет она во сне - не иначе как работала прежде официанткой, это подсказывает мне логика.

* * *

Пойманная женщина делает обратное сальто из положения стоя.

Я бешено аплодирую. Больно большому пальцу.

- Где Л.? 

- Я отослала его прочь.

- Почему?

- У него нет интересных проблем. К тому же он сделал с меня неудачный набросок.

Она демонстрирует мне набросок углем (Л. известен как прекрасный рисовальщик), и я вижу, что сияние ее красоты несколько затуманено - там, на этом наброске. Скорее всего, Л. заранее нервничал, что не сможет превзойти мои фотографии.

- Бедняга Л.

Пойманная женщина снова крутит сальто. Я снова аплодирую. Что сегодня, вторник или среда? Я не помню.

- Среда,- говорит она.- В среду моя дочка ходит на танцы и ночует чаще всего не дома, а у своей подруги Регины, которая живет близко к тому месту, где у них танцы. Так что мне нет никакого смысла возвращаться в среду.

* * *

Прошла неделя, а она все еще со мной. Она уходит постепенно.

Если бы я повырывал ей все волосы, ее не полюбил бы никто, кроме меня. Но она не хочет, чтобы я повырывал ей все волосы.

Ради нее я надеваю различные рубашки: красную, оранжевую, серебристую. Ночью мы держимся за руки, до самого утра.

ПРИОБРЕЛ Я ГОРОДОК

Так вот, я купил себе маленький городок (Галвестон, штат Техас) и для начала сказал всем, что никому не нужно никуда переезжать, что мы организуем все постепенно, без спеха, никаких скоропалительных перемен.

Они и радовались, и не очень чтобы верили. Я прогулялся до порта, посмотрел на склады хлопка, рыбные рынки и всякие такие установки, как-то там связанные с распространением нефти по всему свободному миру, и подумал: «Сюда бы еще несколько яблонь. Да, это было бы очень мило». Затем я вышел на этот самый бульвар, где посередке растут толстенные пальмы высотою футов по сорок или не знаю уж там сколько, а по обеим сторонам - олеандры, он тянется квартал за кварталом, а в конце упирается в безбрежную ширь Мексиканского залива, а по обеим сторонам его - импозантные такие здания и еще большая католическая церковь, сильно смахивающая на мечеть, и дворец епископа, и симпатичная такая сараюха из красного кирпича, где собираются шрайнеры[59]. Какой милый городок, думал я, он меня прекрасно устраивает.