Сладкое безумие (Глубокая, как река) - Ширл Хенке

Казалось, поношенная и во многих местах заштопанная одежда лучше сидела на девушке, чем наряд жокея Вескотта. Странное дело! Одетая в мужское, Оливия представлялась еще более соблазнительной и желанной, чему, впрочем, не приходилось удивляться при ее великолепной фигуре, длинных огненно-рыжих волосах и зеленых кошачьих глазах. «Совсем, видно, плох стал от болезни, – одернул себя Сэмюэль. – Распустил слюни, как влюбленный школяр».

Девушка, видно, и впрямь многому научилась у этого старого медведя Микайи. По-хозяйски быстро отодвинула в сторону кофейник, как только он закипел, умело перевернула на другой бок лепешку, убедилась, что та достаточно подрумянилась, положила на тарелку и сразу занялась кусками мяса, шипевшими на сковородке. Все это без суеты, ни одного лишнего движения.

– Похоже, Джонстон произвел на свет кулинара-волшебника, – не удержался от похвалы Шелби.

Оливия развернулась, не выпуская из руки большой вилки, и встретила его насмешливый взгляд. Опять он ее разыгрывает.

– Между вами и Микайей есть большая разница. У меня ни разу не возникало желания его отравить, – отрезала она вызывающе, изогнув брови в ответ на язвительно вскинутую бровь полковника.

Их взоры встретились. Оливия перевела глаза на втянутые щеки, видневшиеся из-под густой черной бороды, окаймлявшей подбородок. Когда больного привезли в хижину, нужно было его осмотреть с головы до пят, чтобы не пропустить ни единой царапины, и тогда его тщательно побрили, но теперь он основа оброс. Вспомнив, как прикасалась к колючей бороде Сэмюэля, девушка почувствовала тепло в груди, причем вовсе не оттого, что находилась рядом с печкой, отвернулась и вновь занялась приготовлением завтрака.

– Отрава это или нет, но пахнет так, что язык можно проглотить, – сказал Сэмюэль.

– Вам пора нарастить мясо на костях, а то ребра, того и гляди, проткнут кожу, – выпалила Оливия и прикусила язык.

– Чего же вы ждете? – улыбнулся в ответ Сэмюэль, подметив, как покраснела девушка. – Идите сюда и кормите меня. Лишний жирок мне не помешает.

– Мы откармливаем только тех, кого собираемся зарезать, чтобы запастить мясом на зиму. Можно, конечно, и вас причислить к этой категории, вот только прикончить вас, похоже, трудновато. – За разговором Оливия положила на тарелку куски поджаренной оленины, кукурузную лепешку, сдобренную медом, и налила в кружку дымящегося кофе.

– Смею ли я надеяться, что все это для меня?

– Нет, это для Микайи. Вы получите бульон и кусок кукурузной лепешки, размоченный в молоке.

Сэмюэль скорчил недовольную гримасу. В этот момент в комнату вошел Микайя со свернутой шкурой бизона под мышкой.

– Ты где предпочитаешь работать над шкурой? – спросил он. – Возле ручья будет прохладнее, но, может, лучше ближе к хижине? – Микайя развернул и поднял шкуру без видимого усилия, хотя она весила не меньше ста пятидесяти фунтов.

– Думаю, лучше расстелить у ручья. Мне пора проветриться. В последнее время слишком долго сидела взаперти, – ответила Оливия, искоса бросив взгляд на Сэмюэля.

– Доброе утро, сынок. Слава богу, проснулся. Как бы тебя ни беспокоили раны, желудок, надеюсь, в полном порядке? Вот и отлично, Искорка прекрасно готовит. – Великан сбросил шкуру на спинку стула, взял тарелку, предложенную Оливией, и прошел к постели больного.

– Мне кажется, ему еще рано давать твердую пищу, – забеспокоилась Оливия.

– Мясо, наверное, еще рано, но лепешка не помешает. Да и кофе будет в самый раз. У нас есть свежее молоко?

– Да, есть. Сюки опять взбрыкнула и пыталась достать меня рогами, но все обошлось.

– У вас есть корова? – удивился Сэмюэль, с трудом представляя Оливию в роли доярки.

– Нет, у нас коза, – ответил Микайя. – Я купил ее у испанца, который забрел в наши края пару лет назад. Молоко у нее густое и жирное, но доить ее небольшое удовольствие. Все зависит от подхода. К козе тоже нужно найти подход, – добавил великан, многозначительно посмотрев на Сэмюэля.

– Все женщины одинаковы, – пробормотал полковник, пытаясь сесть на кровати.

– Погодите, давайте помогу, – вызвался Микайя, подошел к больному, легко приподнял его и прислонил к спинке кровати. – Сейчас Искорка принесет еще подушек, и мы подложим под спину. Так будет удобно.

От дикой боли в боку на лбу выступил пот, но Сэмюэль промолчал, крепко сцепив зубы. Оливия поспешно взбила несколько больших подушек, набитых волосом от початков кукурузы, и втиснула за спину больного. Она видела, как от усилий сдержать стон на его шее вздулись жилы.

– Болит шов? – спросила она участливо.

– Да, немного, – процедил он сквозь сжатые губы.

– В таком случае надо много есть, чтобы набраться сил. Сегодня снимаем швы.

«Черт возьми! Ей доставляет удовольствие следить за тем, как я мучаюсь. По глазам вижу», – подумал Сэмюэль и сказал, пронзив девушку убийственным взглядом:

– И, конечно, это будете делать вы?

– А кто еще? – улыбнулась она в ответ. – Ведь я же их и наложила.

– Должен сказать, что у нее рука ни разу не дрогнула, – вставил Микайя, ухмыляясь.

Оливия разломила на мелкие кусочки кукурузную лепешку, обильно полила медом и молоком, присела с тарелкой на краешек кровати и занялась кормлением больного. – Не торопитесь. Я не хочу, чтобы вы перепачкали чистые простыни.

Несмотря на боль в боку, Сэмюэль чувствовал себя отдохнувшим и поздоровевшим. Он чуть было не выразил желание завтракать самостоятельно, но приметил нервозность девушки и то, как она старается сидеть от него как можно дальше, чтобы ненароком не коснуться, и усмехнулся про себя… Потом, склонив голову набок, с невинным видом уставился на Оливию:

– Я жду. И я очень голоден.

Приказав руке не дрожать, она поднесла ложку ко рту Сэмюэля и проследила, как разжались и сомкнулись красиво очерченные губы. Оливия помнила, как эти губы обжигали ее кожу, нежно касаясь горла, висков и щек, как ласкали ее рот, заставляя раскрыться, впустить жаркий трепещущий язык. Она смотрела, как он медленно жует, смакуя сладость меда на языке, и проглатывает, как сокращаются мускулы под бронзовой кожей шеи… Отчего простой акт принятия пищи вызывает в ней такое сладкое томление?

Оливия почувствовала его взгляд и вышла из гипнотического транса.

– Держите! Сегодня вы уже достаточно окрепли и можете есть сами, – проговорила она, шлепнув на постель перед ним тарелку и ложку. Когда Оливия встала и двинулась к двери, ей показалось, будто за спиной послышалось: «Трусишка».

Солнце уже стояло в зените, когда, сидя на корточках перед шкурой бизона, которую Микайя растянул на деревянной раме, девушка принялась за работу. Вначале нужно было втереть сероватую массу из мозгов и пепла, придававшую мягкость и эластичность, а когда она впитается, шкуру следовало снова вычистить скребком и опять высушить. Затем разводили костер, забрасывали пламя свежими ветками и над густым дымом развешивали шкуру. После этого она не коробилась, даже если попадала под сильный дождь.