Лицензия для Робин Гуда - Лариса Соболева

– Фамилия, какая-то... мне не нравится.

– Ипсиланти, ты же не знаешь, может, твоя фамилия в переводе с греческого звучит и вовсе неприлично.

– Этого не может быть. Она и тебе подойдет.

Георг привлек Ольгу к себе и поцеловал. Возражений не последовало, но... Ольга есть Ольга, это он научил ее парировать любой выпад. Вот она и заявила:

– Сначала узнай перевод, а потом предлагай фамилию.

Ольга умчалась на его машине.

Оперативники закатывались, разговаривая с Баксом, заодно обучая его своим ментовским приколам. Короче, репертуар попугая пополнился, и теперь он орал:

– Марьяна, в обезьянник кину! Старлей, водяры налей! Откатаю пальчики!

Возня с попугаем была основным развлечением оперативников, ну, еще телевизор. А Марьяна делала примочки да в зеркало гляделась через каждые пять минут – уменьшились синяки или нет. Не уменьшались. Разумеется, это была бы не Марьяна, если б она не думала, чем сердце успокоить. Успокоить и примирить ее с синяками могла лишь месть. Жестокая, коварная, желанная месть. Марьяна уже упивалась ею, представляя, как она...

Сладкие мечты о мести прервал телефонный звонок. Ада Васильевна пригласила Марьяну на свой день рождения, который состоится через три дня.

– Ой, я не знаю... – протянула Марьяна, глядя на свое личико в зеркало и прикидывая, пройдут ли синяки за три дня. – Я немножко приболела.

Оперативники, услышав, о чем речь, ринулись к ней.

– За три дня любая болезнь пройдет, – убеждала ее Ада по телефону. – Будет сплошной бомонд, милая. Тебе полезно бывать на людях, а то твой Фисун держал тебя в ежовых рукавицах, возил к своим приятелям, из которых песок сыплется.

Оперативники замахали руками: соглашайся.

– Ну, хорошо... – как бы нехотя сказала. Марьяна снова взглянув в зеркало, она невольно поморщилась: все-таки личико у нее сейчас не для банкетов. А тут один из оперов стал подталкивать ее и указывать на себя, мол, со мной пойдешь, и Марьяна, вздохнув обреченно, спросила в ьрубку:

– А можно я приду с бойфрендом?

– О, у тебя уже бойфренд есть? Шустренькая ты, Марьяна. Но я на твоей стороне. Приводи своего боя, я оценю.

– Вообще-то у меня целых два боя. Мне с обоими приходить?

– Это уже лишнее, останови выбор на одном.

– Ладно, постараюсь выздороветь. – Марьяна положила трубку и уставилась в зеркало. – Как я с таким лицом пойду?

– А кто тебя приглашал?

– Молчанова Ада Васильевна. Классная тетка. Не дала меня сожрать доченьке и сыночку. Ну, что, мальчики? Кто из вас будет меня сопровождать? Договоритесь сами.

Ольга привезла Лихоносова, и его вытащив из дому спозаранку.

Он чуть старше Георга, в остальном типичный представитель ведомства спецслужб, во всяком случае, внешне. Подтянут, на лице маска бесстрастности, уверен в себе и дружелюбен ровно настолько, насколько позволяет ему статус. Обычно Ипсиланти от подобных людей предпочитает держаться подальше, не внушают они ему доверия, но, можно подумать, у него есть выбор.

В процессе диалога выяснилось, что Лихоносов прекрасно ориентируется в криминальной структуре, новостью для него не были ни три туза, ни имя Богомол, ни аферы с «пшеницей» и мазутом. При всем при том Ипсиланти удалось копнуть глубже, потому что шел к цели от конкретных потерпевших и подозреваемых, а они зачастую приводят к неожиданным открытиям. Лихоносов заинтересовался информацией, посему принялся сводить концы с концами:

– Значит, Марьяна видела убийцу Елецкого в ресторане Молчановой. Клочко подходил к нему... А убийца Елецкого заметил Марьяну?

– Нет, – уверенно ответил Ипсиланти, ибо тот же вопрос задавал Марьяне. – Его в зале не было, когда она вышла в туалет. А возвращаясь оттуда, Марьяна задержалась в дверях именно потому, что увидела убийцу, после чего убежала. Видимо, он пришел в течение пяти-шести минут, примерно столько отсутствовала Марьяна.

– И его успели обслужить за пять минут, потому что в руке он держал рюмку. Значит, он почетный гость в ресторане. Только таких обслуживают в считаные секунды, хорошо зная вкусы. И бывает он, видимо, там часто.

Лихоносов соображал неплохо. А Георг-то выпустил из виду эту немаловажную деталь. Означала же она, что убийца Елецкого придет в ресторан еще.

Ольга принесла на подносе кофе, отдала чашки мужчинам, взяла свою и устроилась в кресле.

– Далее, – продолжал Лихоносов. – Подруга-психолог Молчановой рассказала об интересном случае из своей практики. А случай действительно исключительный. Итак, Молчанова узнает, что мальчик Свищев утверждает, будто его родителей убили. А раз он так утверждает, значит, видел сам и является опасным свидетелем. У меня сомнений нет: она информировала убийц. То есть Молчанова знает, что произошло в доме Свищевых. Кстати, мы давно пасем ее, развернулась – куда там. Ею и ОБЭП интересуется.

– Вы хотите сказать, она в сговоре с преступной группировкой? – спросил Георг.

– Естественно.

– Хочу обратить ваше внимание на один факт, – подала голос Ольга. – Борис Свищев услышал звонок, он догадался, кто пришел в такой час и зачем. Борис крикнул жене «не открывай». Так, Георг?

– По словам моего осведомителя, да.

– Жена, конечно, не услышала мужа. Но почему-то она все же открыла, хотя время было позднее, – развивала свою мысль Ольга. – Кто откроет ночью посторонним?

– Никто, – согласился Лихоносов. – Значит, она открыла знакомым. Георг, мне необходимо встретиться с мальчиком.

– Я устрою встречу, – сказал тот.

– Вернемся к Фисуну. Ну-ка, еще раз, Георг, что там с этими деньгами?

– Мне кажется, его управляющий Константин Чупахин, имея доступ к документам, открыл в тайне от патрона счет, на который пришли деньги. Фисуну стало об этом известно. Сумма была огромная, патрон предпочел заставить Чупахина отдать деньги, нежели обращаться в органы. Таковы мои выводы.

– Эти деньги не принадлежали Чупахину, разве что часть, – высчитывал Лихоносов. – Их следовало забрать, а Фисун добровольно не отдал бы, оставалось... А не Чупахин убил Елецкого?

– Нет, Марьяна его прекрасно знает. Уже после убийства она встречалась с ним в ресторане «Николь», да и по описаниям это не он. Но его можно уже брать, хотя улики и зыбкие. Кстати, Марьяна утверждала, будто Чупахин принес деньги Фисуну, а Чупахин говорил обратное, что патрон их перехватил сам. Кстати, сын Фисуна был в то время у отца.

– Ни в коем случае нельзя брать Чупахина, спугнем остальных. На днях мадам Молчанова празднует свой день рождения, там будут разнообразнейшие люди. Марьяну следует запустить в ресторан, убийца Елецкого, возможно, тоже придет поздравить Аду, раз он пользуется в «Николь» повышенным уважением. Ну, а то, что там будут три туза и Богомол, лично я не сомневаюсь. Хм, банальные клички, без фантазии...

– Я только не понял, почему меня-то они решили убрать? – недоумевал Ипсиланти. – Уж так тайну следствия сохранял...

– Во-первых, Ольга права, вы сильно Клочко тряхнули, – сказал Лихоносов. – Во-вторых, вы зацепили верхушку, и она об этом узнала.

– Выходит, один из трех тузов – Клочко? Этот прыщ на ровном месте?

– Пока не могу точно сказать, – улыбнулся Лихоносов. – У нас есть еще несколько фамилий, претендующих на то, чтобы их обладатели оказались теми самыми тремя тузами. А кто из них главный... потихоньку выясним. До свидания, Георг. Не забудьте: нужен мальчик. Оля, не подвози, я такси возьму.

Ольга мыла на кухне чашки. Сунув руки в карманы брюк, Георг прислонился спиной к стене, сосредоточился на мыслях.

– О чем задумался, детина? – спросила Ольга.

– О Мятежном. Я его прижал, он был моим осведомителем. Странно, Мятежный никогда мне не нравился, он был жалкий и трусливый. Переживал – вдруг ему прикажут убить, спрашивал, как быть в этом случае. И... застрелил Калюжника. Он его страшно боялся. И меня боялся. Думаю, даже ненавидел. А перед тем как умереть, Мятежный сказал, что меня убьют. Ему не о чем было в последнюю минуту подумать?

– Ипсиланти. – Ольга повернулась к нему, опершись руками о мойку сзади. – Ты всегда плохо разбирался в людях. Значит, твой Мятежный был нормальным человеком, а не трусом. Наверное, он хотел, чтобы ты после его смерти переменил о нем мнение. Для щепетильных людей это очень важно, но ты, к сожалению, не способен понять.

– Оль, ну что ты все время мне шпильки вставляешь? Ты же меня любишь.

– Завидное самомнение, мне б так, – очень грустно сказала Ольга. – Муж любит дочь, я люблю тебя, ты любишь себя... Видишь, Ипсиланти, мы, как парад планет, выстроены в одну линию и никогда не состыкуемся.

Он подошел к ней вплотную, собственно, не зная, что сказать. Ольгу он тоже не разглядел... Да нет, в том-то и дело, что разглядел, но... дал задний ход. Два раза Георг был женат, первая жена ушла от него и не по причине его идиотской работы, как часто выражается муж Ольги, а не выдержав скверного характера супруга. От второй жены ушел он, как раз из-за «идиотской работы», которую та не выносила. Георг на опыте знал, как меняется женщина после замужества, не хотел разочаровываться и в Ольге. Впрочем, и эта причина слабоватая. Пожалуй, он просто испугался. Георг всегда был первой скрипкой, к тому же вольным, как ветер, к своей второй половине относился, как к придатку: женщина обязана обеспечивать ему комфорт, раз уж вышла за него замуж. Разве Ольга согласилась бы с подобным распределением сил? Ему пришлось бы считаться с нею, не держать на вторых ролях, а признать в ней равную сторону, имеющую законное право на собственное мнение, взгляды, далеко не всегда совпадающие с его собственными. Она ограничила бы его свободу. Проще так: встретились два-три раза в неделю – шампанское, немного разговоров, постель, потом разъехались по разным районам – и никаких обязательств. Когда он понял это, дунул прочь, только пятки сверкали. И вот что получилось: сделал круг в полтора года и прибежал снова к Ольге. Она, правда, изменилась, он ее здорово поломал. И обидел. Жестоко обидел. А в сущности, сам и проиграл.