Демонтаж - Олег Кубякин

«Мы проехали по равнине, на которой Тартариане победили Турецкого султана. Писать, как его победили, было бы слишком длинно; но один служитель моего проводника, бывший с Тартарианами, говорил, что их было не более 10 тысяч; а один Кург, раб султана, говорил, что с султаном было 200 тысяч, все на лошадях. На этой равнине, на которой происходила эта война, вернее это бегство, образовалось во время землетрясения большое озеро, и мне говорило мое сердце, что это земля открыла свои уста для принятия крови Саррацинов».

Этим маленьким примером Рубрук показывает, как монголы ничтожными силами завоевали огромные, но в основном пустые пространства. И понятно, если за дело возьмутся католики, то вопрос можно считать решенным. Для этого он не ограничивается простыми намеками на необходимость войны с Тартарианами. Поход на них, это не просто сотворение закономерного возмездия — это повеление Божье. В Армении Рубруку открыли величайшее пророчество, о котором европейцы пока не знают:

«Другого пророка зовут Акатрон; он при смерти своей пророчествовал о народе Стрелков, имеющем прийти с севера, говоря, что они приобретут все земли Востока, и (Бог) пощадит царство Востока, чтобы дать им царство Запада, но братья наши, подобно католикам Франкам, им не поверят, и эти стрелки займут земли с севера до юга, проникнут вплоть до Костантинополя и займут Константинопольскую гавань. Один из них, которого будут именовать мужем мудрым, войдет в город и, увидя церкви и обряды Франков, попросит окрестить себя и даст Франкам совет, как убить владыку Тартариан, а их тем привести в замешательство. Слыша это, Франки, которые будут в середине земли, то есть в Иерусалиме, набросятся на Тартариан, которые будут в их пределах, и с помощью нашего народа, то есть Армян, будут преследовать их, так что король Франков поставит королевский трон в Таврисе, что в Персии; и тогда все восточные и все неверующие народы обратятся в веру Христову, и на земле настанет такой полный мир, что живые скажут умершим: «Горе вам, несчастные, что вы не дожили до этих времен».

Это пророчество я читал уже в Константинополе, куда его принесли Армяне, там пребывавшие, но не обратил на него внимания. Но когда я поговорил с упомянутым епископом (Армянским), то вспомнил о пророчестве и обратил на него больше внимания. По всей Армении они считают это пророчество столь же истинным, как Евангелие».

Последующая история, конечно, показала, что данному пророчеству не суждено было сбыться по причине того, что принадлежало оно не армянскому пророку, а было выдумано лично Рубруком. Но это в последующем. А на момент оглашения данного пророчества оно обладало вполне притягательной силой и весьма успешно склоняло общественное мнение к необходимости похода на монголов под руководством мудрейшего папы.

Но и на этом уникальная работа Рубрука по подготовке к крестовому походу не заканчивается. Он еще и союзников во вражьем стане отыскал:

«Я обедал с упомянутым выше Сагенсой и получил много знаков уважения как от него самого, так и от его жены и сына, по имени Захарий, очень красивого и умного юноши; он спросил меня, пожелаете ли Вы (король Франции) оставить его у себя, если он приедет к Вам. Он так тяготится владычеством Тартариан. Сверх того, они называли себя сынами Римской Церкви и говорили, что если господин папа окажет им какую-нибудь помощь, то они подчинят Церкви все прилегающие к ним племена».

Несомненно, сигналом к крестовому походу на монголов должна была стать третья книга, написанная следующим путешественником ко двору монгольского хана. Но, очевидно, для предполагаемого похода обстоятельства не сложились должным образом или появились другие, более важные дела. Хотя Рубрук в конце своей книги на всякий случай оставил необходимый «задел» для третьей «экспедиции»:

«Тут (в Айне) нашли меня братья проповедники, четыре из которых ехали из Прованса во Франции, а пятый присоединился к ним в Сирии. У них был только один немощный служитель, знавший потурецки и немножко по-французски. Они имели грамоты господина папы к Сартаху, Мангу-хану и Бури, какие и вы дали мне, а именно просительные, чтобы те позволили им пребывать в их земле и проповедовать слово Божие.

Когда же я рассказал им, что я видел и как Тартариане меня отослали, они направили свой путь в Тефилис, где пребывают их братья, чтобы посоветоваться, что делать. Я им надлежаще разъяснил, что при помощи этих грамот они могут проехать, если пожелают, но должны запастись надлежащим терпением к перенесению трудов и хорошенько обдумать цель своего приезда, ибо раз у них не было другого поручения, кроме проповедовать, Тартариане станут мало заботиться о них, особенно если у них нет толмача. Что сталось с ними потом — не знаю».

Хитрый ход Рубрука, как, собственно, и остальное. Если потребовалось бы «создать» третьих путешественников, то вот живое свидетельство об их «отправлении» в Монголию. А не потребовалось, то Рубрук ничего и не утверждал. Он же ясно намекает: «Что сталось с ними потом — не знаю».

В виде отступления хотелось бы указать на небольшое обстоятельство, которое, по идее, требует от историков большого внимания. Переехав через Железные Ворота (Дербент), Рубрук вступил в область, разоренную тридцать лет назад двумя шальными монгольскими туменами (в дальнейшем победителями Калки). Но Рубрук про этих двух туменов ничего не знает! Причем здесь не важно, ездил Рубрук в Монголию или нет. В лице Рубрука Европа второй половины XIII века ничего не знает ни о какой Калке и переходе монголами Большого Кавказского хребта — вот это уже подтвержденный факт. Так что зря вы, граждане историки, плевали Суворову с Ганнибалом в лицо. Забирайте назад. Это теперь все ваше!

Основная часть книги Рубрука связана с описанием христиан-несториан. Рубрук поведал Западному миру о небывалой запруженности христианами стран Востока. Причем несториане, это такие христиане, которых можно одновременно признать своими, а можно объявить и врагами Святой церкви. Можно организовать крестовый поход под лозунгом «Спасем наших братьев по вере», а можно тот же поход обозвать очистительным от демонов в христианском обличии.

К тому же, как выяснил Рубрук, все монголы поголовно, включая великого хана, склонны принять католичество, вследствие чего очень тянутся к несторианам, но из-за невежественности несториан не могут в полной мере принять Христа. Этот несториано-монгольский окрас и является основным фоном произведения:

«Между ними, в качестве пришельцев, примешаны вплоть до Катайи несториане и Сарацины. В 15 городах Катайи живут несториане и имеют там епископа в городе по имени Сегин. Несториане там ничего не знают. Они произносят свою службу и имеют священные книги на Сирийском языке, которого не знают, отсюда они поют, как у нас монахи, совершенно не знающие грамоты, и отсюда они совершенно развращены. Прежде всего они лихоимцы и пьяницы; некоторые из них, живущие вместе с Тартарианами, имеют многих жен. Входя в церковь, они, подобно Сарацинам, моют себе нижние части тела, в пятницу едят мясо и, по сарацинскому обычаю, устраивают в этот день попойки. Редко бывает в этих странах епископ, может быть едва один раз в пятьдесят лет. Тогда они заставляют его поставлять в священники всех младенцев, даже в колыбели, отсюда все мужчины их — священники. И после этого они женятся, что совершенно противно учению святых отцов, и бывают двоеженцами, так как и священники, по смерти первой жены, берут другую. Все они преданы симонии, не исполняя даром ни одного таинства. Они озабочены судьбою своих жен и малюток, почему стараются не о расширении веры, а о наживе. Отсюда случается, что, когда некоторые из них воспитывают каких-нибудь сыновей знатных Моалов, то, хотя и учат их Евангелию и вере, однако своей дурной жизнью и страстями скорее удаляют их от закона христианского, так как жизнь самих Моалов и даже Туинов, то есть идолопоклонников, более невинна, чем жизнь этих священников…»

«Мы выехали из вышеупомянутого города (Кайлака) в праздник святого Андрея и там поблизости, в трех лье, нашли поселение совершенно несторианское. Войдя в церковь их, мы пропели с радостью, как только могли громко: «Радуйся, Царица», так как давно уже не видели церкви»…

«Когда мы возвращались, я увидел далеко перед концом двора (великого хана) в восточном направлении, примерно на расстоянии двух выстрелов из баллисты, дом, на котором был крестик. Тогда, сильно обрадовавшись и предполагая, что там находится что-нибудь христианское, я вошел с уверенностью и нашел алтарь, убранный поистине красиво. Именно по золотой материи были вышиты и настланы изображения Спасителя, Святой Девы, Иоанна Крестителя и двух ангелов, причем очертания тела и одежд были расшиты жемчугом. Здесь же находился большой серебряный крест с драгоценными камнями по углам и в середине и много других церковных украшений, а также перед алтарем горела лампада с маслом, имевшая восемь светилен. Там сидел один армянский монах, черноватый, худощавый, одетый в очень жесткую власяную тунику…