Происхождение языка. Факты, исследования, гипотезы - Светлана Анатольевна Бурлак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Можно предполагать, что во всех таких случаях обезьяны передают не столько сам конкретный опыт, сколько свои эмоции по его поводу. И, вероятно, в большинстве случаев этого бывает достаточно, поскольку антропоиды способны очень тонко различать нюансы того, что психологи называют невербальной коммуникацией. Например, шимпанзе Уошо смогла угадать, что работавшие с ней Роджер и Дебора Футс — муж и жена, хотя они намеренно старались на работе вести себя друг с другом не как супруги, а как коллеги. «Никто не сравнится с шимпанзе в умении понимать невербальные сигналы!» — написал по этому поводу Р. Футс{845}.
Однако, если информация, которую необходимо передать, достаточно необычна, такой способ коммуникации дает сбои. Так, в описанном выше примере объяснить, что в точности произошло, Мифф не смогла — в противном случае самцы бы, наверное, не ограничились демонстрацией, а выгнали бы Пэшн из группы или по крайней мере предупредили бы об опасности дружественных им самок.
Впрочем, когда в языковых проектах обезьяны получают в свое распоряжение более совершенное коммуникативное средство — язык-посредник (и, к слову, более понятливого собеседника — человека), они оказываются в состоянии облечь свой собственный опыт и взгляды на мир в знаковую форму (см. примеры в гл. 1).
Еще один вектор эволюции коммуникативных сигналов — от невольных к намеренным. Большинство элементов внешнего вида, поведения и т. п., на которые могут ориентироваться сородичи, у большинства видов, как уже говорилось, производятся невольно. Александр Владимирович Марков в своей книге об эволюции человека приводит такой пример: «Поймал рыбак рыбку и начинает ее на берегу потрошить, бросая потроха в воду. Это замечает чайка, она прилетает и начинает хватать потроха из воды. Но она делает это не молча, а сначала издает несколько громких призывных криков. На эти крики быстро слетается еще десятка два чаек, которые тут же набрасываются на первую чайку и начинают отнимать у нее добычу. Та не отдает, отбивается: разыгрывается целый спектакль с вырыванием друг у друга из клюва рыбьих потрохов. Странное поведение! С одной стороны, почему бы чайке не есть молча? Зачем она позвала других, создав тем самым себе проблемы? Второй вопрос: если уж она их позвала, то почему тогда не хочет поделиться, а дерется и не отдает?»{846} Разумеется, если бы чайка издавала пищевые крики намеренно, в данном случае она могла бы, сообразуясь с наличными условиями, свои намерения скорректировать (и промолчать), но ненамеренный крик просто «вырывается» — и все. Стремление сознательно передать ближнему своему ту или иную информацию возникает в эволюции, по-видимому, достаточно поздно: намеренные сигналы зафиксированы лишь у очень высокоорганизованных животных, таких как шимпанзе (см. ниже), во́роны{847} и (по крайней мере, в условиях эксперимента) серые попугаи (см. гл. 1).
Попытки расшифровать коммуникативные системы животных предпринимались неоднократно. Одна из наиболее успешных — расшифровка виляющего танца медоносной пчелы австрийским биологом Карлом фон Фришем{848}[58]. Угол между осью танца и вертикалью (если пчела танцует на вертикальной стенке) соответствует углу между направлением на пищу и направлением на солнце, продолжительность движения пчелы по прямой несет информацию о расстоянии до источника корма; кроме того, имеют значение скорость, с которой движется пчела, виляние брюшком, движение из стороны в сторону, звуковая составляющая танца и т. д. — всего по меньшей мере 11 параметров. Блестящим подтверждением правильности этой расшифровки стала созданная Акселем Михельсеном{849} пчела-робот: ее танцы в улье, управляемые компьютерной программой, успешно мобилизовывали пчел-сборщиц на поиски корма. Пчелы правильно определяли направление на кормушку и расстояние до нее — даже несмотря на то, что пчела-робот не давала сборщицам запаховой информации. Позднее было выяснено, что танцем пчелы могут не только указывать дорогу к корму, но и направлять рой к новому месту поселения{850}.
Но многие другие коммуникативные системы оказались сложнее. Так, не удалось в точности выяснить, какие движения муравьев, прикасающихся антеннами к своим сородичам, информируют их, скажем, о повороте направо. У дельфинов смогли определить лишь «свист-автограф». Единственный расшифрованный сигнал волков — «звук одиночества». Гудолл{852} отмечает, что шимпанзе издают звук «хуу» «только при виде небольшой змеи, неизвестного шевелящегося создания или мертвого животного», — но почти ни про какие другие звуки шимпанзе ничего столь же определенного пока сказать нельзя.
Широко известны опыты Эмиля Менцеля{853} с шимпанзе. Экспериментатор показывал одному из шимпанзе тайник со спрятанными фруктами, и потом, когда обезьяна возвращалась к своей группе, она неким образом «сообщала» соплеменникам о местонахождении тайника (по крайней мере, те отправлялись на поиски, явно имея представление о том, в каком направлении следует идти, и даже иногда обгоняли сообщавшего). Если одному шимпанзе показывали тайник с фруктами, а другому — с овощами, группа, не колеблясь, выбирала первый тайник. Если в тайнике была спрятана игрушечная змея, шимпанзе приближались к нему с некоторой опаской. Но, как именно шимпанзе передавали соответствующую информацию, так и осталось загадкой. Высокоранговые особи, казалось, не делали для этого вовсе ничего, но тем не менее добивались понимания; низкоранговые, напротив, разыгрывали целую пантомиму, делали выразительные жесты в соответствующем направлении, но все равно мобилизовать группу на поиски тайника им не удавалось.
Недавно сын Менцеля, Чарльз, и его коллеги провели исследование, в котором шимпанзе должны были давать указания людям{854}. Было показано, что шимпанзе гибко реагируют на то, насколько успешно человек понимает их указания: например, Панзи поднимала руку выше, чтобы указать, что искомый объект находится дальше, чем предполагает человек.
Для расшифровки смысла того или иного сигнала необходимо, чтобы его появление взаимно-однозначно соответствовало либо некоторой ситуации во внешнем мире, либо строго определенной реакции особей, воспринимающих сигнал. Поэтому так легко оказалось расшифровать систему предупреждения об опасности у верветок: крик с определенными акустическими характеристиками (отличными от характеристик других криков) жестко коррелирует (а) с наличием леопарда в зоне видимости и (б) с убеганием всех слышащих сигнал обезьян на тонкие верхние ветки.
Но большинство сигналов волков, дельфинов, шимпанзе таких жестких корреляций не обнаруживают.
