Происхождение языка. Факты, исследования, гипотезы - Светлана Анатольевна Бурлак

Наличие в репертуаре вида специальных коммуникативных действий позволяет уменьшить количество прямых физических воздействий на сородичей: если особи могут, обменявшись несколькими сигналами, выяснить, кто из них выше другого в иерархии, имеет больше прав на самку и т. д., отпадает нужда кусать, клевать или как-либо иначе травмировать друг друга. Соответственно, чем более совершенна коммуникативная система вида, тем менее опасными для здоровья партнеров оказываются процессы взаимодействия.

Развитая коммуникативная система дает возможность эффективно организовывать совместную деятельность нескольких особей — даже если в процессе этой деятельности сигналы и не используются. Так, например, волки, которые не имели случая ранее «договориться» между собой о позициях в иерархии, не могут слаженно охотиться на оленя (и, соответственно, вынуждены довольствоваться полевками и другими грызунами). Непосредственно в момент охоты волки не обмениваются сигналами, но «понимание» своего места в иерархии задает некий внутренний ритм движений каждого животного. Совокупность дополняющих друг друга различных внутренних ритмов позволяет успешно объединять усилия{817}.

Как возникают коммуникативные сигналы, можно наблюдать на примере двух близких видов ящериц — такырной и сетчатой круглоголовок (Phrynocephalus helioscopus, Ph. reticulatus){818}. Для круглоголовок необходимо, чтобы самец не спаривался с самкой, которая уже оплодотворена другим самцом (и не тратил попусту свои репродуктивные ресурсы). Соответственно, самка должна уклониться от спаривания. Сетчатая круглоголовка в таких случаях либо убегает, либо кусает самца. Но у такырных круглоголовок такой номер не пройдет: во-первых, такырные круглоголовки более целеустремленные, поэтому тактика «убежать» потребует бо́льших энергозатрат, а во-вторых, они лучше вооружены, так что укусы нанесут более серьезный ущерб здоровью самца. И тогда возникает коммуникативный сигнал. Легко заметно, что это, в сущности, те же самые движения, что и у сетчатой круглоголовки, — движения, отражающие конфликт двух побуждений — убежать и укусить. Но если у сетчатой круглоголовки эти движения определяются чисто эмоционально и могут быть вообще незаметны, то такырная круглоголовка делает их явно напоказ: они более стереотипны, даже несколько неестественны, с резкими, четко выделимыми границами, и вся демонстрация продолжается дольше, чем у сетчатой круглоголовки. И это неудивительно: для такырных круглоголовок очень важно, чтобы самец отказался от своих намерений без ущерба для здоровья — как своего, так и самки.

Заметим, что о сколько-нибудь настоящей «сигнализации» тут речь, возможно, и не идет. Самка не хочет ничего сообщить самцу, она просто испытывает очень сильные колебания между намерением укусить и намерением убежать — настолько сильные, что самец успевает заметить этот конфликт мотиваций, и у него запускается — опять-таки без всякого, вероятно, участия сознания — поведение «прекратить преследование». И отбор благоприятствует тем популяциям, где чаще рождаются самки, способные максимально тщательно продемонстрировать самцу свои намерения, и самцы, с максимальной эффективностью распознающие демонстрацию самки. Соответственно, у самцов формируются детекторы для обнаружения характеристических черт самочьей «пантомимы», а у самок движения становятся все более четкими и стереотипными — такими, чтобы их явно очерченные границы максимально хорошо распознавались детекторами самца. Кроме того, демонстрация самки продолжается заметное время — с тем, чтобы самец успел распознать сигнал и запустить соответствующую программу поведения.

Впрочем, справедливости ради следует отметить, что у такырных круглоголовок (как, впрочем, и у нас, людей) случаются «коммуникативные неудачи», так что некоторые самцы в итоге становятся жертвой укусов. Но доля таких самцов существенно (статистически значимо) меньше, чем у сетчатой круглоголовки.

Этот пример наглядно показывает, что для возникновения коммуникативных сигналов не нужен гений, в порыве вдохновения творящий знаки, изобретающий все новые сочетания форм и смыслов. Не нужно, вероятно, даже сознание. Необходимо лишь, чтобы нервная система могла отслеживать события, происходящие во внешнем мире, и запускать оптимально отвечающие им поведенческие программы. Если для жизни вида окажется важным, чтобы о тех или иных намерениях особи ее сородичи могли узнавать до того, как эти намерения воплотятся в действия, отбор позаботится о том, чтобы сделать соответствующие намерения максимально заметными: с одной стороны, акцентировать некоторые компоненты физических проявлений соответствующего намерения, а с другой — настроить детекторы на их распознавание.

Стандартный путь развития коммуникативных систем состоит в том, что особи наблюдают за внешним видом и/ или поведением сородичей и у них формируются детекторы для регистрации этого. Вместе с тем элементы внешнего вида и/ или поведения сородичей становятся все более легко регистрируемыми при помощи детекторов. Возникает положительная обратная связь между отправителем и получателем коммуникативного сигнала, заставляющая коммуникативную систему все более — в эволюционной перспективе — усложняться (разумеется, лишь до тех пор, пока затраты на коммуникацию не начнут превышать выгоды от нее). Создать детекторы, регистрирующие те или иные характеристики сородичей, эволюционно проще, чем создать детекторы, пригодные для наблюдения за другими видами, ландшафтом и т. п. (хотя и такие детекторы, разумеется, тоже имеются у организмов), поскольку и бо́льшая заметность элементов внешнего вида и/ или поведения, и степень восприятия их кодируются в одном и том же геноме и подвергаются фактически одному и тому же естественному отбору.

В принципе, любое поведение животного его сородичи могут заметить и изменить в связи с этим свое собственное поведение. Например, когда голубь клюет ломоть хлеба, другой голубь (или, скажем, воробей) может, увидев это, приблизиться и начать клевать тот же ломоть с другого конца (если, конечно, его не прогонят). Поэтому в животном мире нередки действия, которые имеют как информационную, так и неинформационную составляющую. Например, такими являются действия собаки, метящей территорию собственной мочой: для того чтобы опорожнить мочевой пузырь, ей достаточно было бы помочиться однократно (а не поднимать лапку у каждого дерева или столба, роняя всякий раз по нескольку капель), но оставленный запах несет информацию для других собак.

О сигналах в собственном смысле, возможно, следует говорить лишь тогда, когда то или иное действие перестает приносить непосредственную биологическую пользу, становясь только средством передачи информации. В этом случае оно оптимизируется не под изменчивые характеристики окружающего мира, а под жестко настроенные детекторы.

Возможно, именно в грубой работе детекторов разгадка того, почему движения, перешедшие из области обычной повседневной активности в сферу коммуникации, часто становятся резкими и «вычурными», а их отдельные элементы выдерживаются дольше, чем сходные элементы обычного поведения. Например, райские птицы во время своих демонстраций могут часами висеть вниз головой.

Такого рода дискретные, длительно выдерживаемые сигналы зафиксированы у птиц и рептилий, у млекопитающих же во многих случаях структура коммуникативной системы иная. Может быть, дело в том, что кора больших полушарий головного мозга (неокортекс) дает возможность для более эффективного распознавания, может быть, в чем-то еще, но у