Сестра моя Каисса - Анатолий Карпов

Как я уже говорил, первая личная встреча с Фишером (если не считать давешнего мимолетного знакомства) произошла в Японии. Ее организовал Кампоманес, который не просто мечтал о нашем матче, но и сделал все от него зависящее, чтобы этот матч состоялся. Он понимал, что это единственная возможность удержать Фишера в шахматах, и чувствовал на себе историческую ответственность за продление шахматной судьбы этого великого игрока. Представляю, как велико было разочарование Кампоманеса, когда он наконец убедился, что все его бесконечные усилия, терпение и красноречие оказались тщетны.

Но в Токио до этого было еще далеко. В Токио мы с Фишером познакомились по-настоящему. Мы приглядывались друг к другу и пытались друг друга понять. Я с первой минуты почувствовал очень уважительное его отношение ко мне и отвечал ему тем же. Мне это было нетрудно – мое уважение к нему всегда было велико. Я рад, что наши встречи были, рад, что мы сблизились настолько, что между нами не осталось непонимания, рад, что уважение укрепилось симпатией; а то, что до матча мы так и не дошли… ну что ж, значит, не судьба.

Предмета для разговора нам не нужно было искать, он был единственным: матч между нами должен быть сыгран. Этого хотел я, этого хотел Фишер, и, хотя наши взгляды на регламент матча поначалу были очень далеки, мы оба не сомневались, что в конце концов найдем разумный компромисс и обо всем договоримся.

Упрямство Фишера известно. Сколько от него натерпелся Спасский! Сколько твердости пришлось в свое время проявить и мне, чтобы настоять на разумном решении нашего конфликта! Но теперь я был настроен оптимистично. Между нами не было посредников – и в этом я видел залог успеха.

Вести с ним переговоры было очень непросто. Если Фишер что-то вбивал себе в голову, он стоял на своем и, как мне казалось, даже не пытался вникнуть в резоны оппонента. Его позицию можно изложить в нескольких словах: он хотел играть безлимитный матч до десяти побед.

Услышав это, я понял, какой огромный путь в переговорах мне предстоит пройти, набрался терпения и стал методично втолковывать ему, что этот грандиозный замысел практически почти невозможно осуществить. Ведь если даже один из соперников начнет выигрывать все партии подряд, и каждую неделю будет играться три партии, и то матч продлится месяц. А если, скажем, он будет выигрывать даже одну партию из трех – это уже три месяца. Но ведь мы оба очень редко проигрываем, значит – и это нереально. Но даже и три месяца… Тогда я и представить не мог, как это возможно играть три месяца подряд. Фишер не представлял тоже, но стоял на своем. Тогда я предложил: давайте играть с фиксированным перерывом; скажем, после трех месяцев. Он упорствовал: никаких перерывов. Очевидно, боялся, что во время перерыва все советские гроссмейстеры будут работать на меня.

Но как бы ни были тяжелы первые шаги, мы оба были полны энтузиазма, оба стремились к этому матчу; хотя и потихоньку, но дело двигалось. Во всяком случае, после первой встречи моя уверенность сохранилась, хотя в душе уже поселилось сомнение; а на третьей встрече я с первого же взгляда понял, что Фишер перегорел, может быть, устал от мыслей об этом матче и ведет переговоры со мной скорее по инерции, чем из желания реализовать свой замысел.

После переговоров мы отправились погулять по Токио. Я опасался, что к нам начнут приставать любопытные и собиратели автографов, но, к моему величайшему изумлению, к нам не подошел ни один человек. Два самых знаменитых шахматиста современности, портреты которых почти не сходили с первых полос газет и журналов, шли вместе по улице – и хоть бы кто обратил внимание. Потом я понял, что такое возможно только в единственном месте на земле – в Токио.

Впрочем, один снимок – единственный в истории шахмат, на котором мы запечатлены вместе с Фишером, – все же был сделан. Председатель японской шахматной федерации Мацумото, подольстившись к Фишеру (тот не любит журналистские объективы даже больше, чем перья), сделал один снимок, как он объяснил, для семейного альбома. Увы, через несколько дней снимок был продан Франс-пресс и распространен этим агентством по всему миру.

Почему «увы»?

Дело в том, что мы договорились на первых порах держать свой замысел в секрете. Я, правда, знал, что долго это продолжаться не могло – в соответствии с нашими порядками тех лет я должен буду поставить «кого следует» в известность, чтобы получить благословение и на переговоры, и на сам матч. Но спортивные чиновники – на них я мог выйти сразу, – сами таких вопросов не решали; тут нужны были лидеры партийного аппарата; но ни на одного из них мне сразу выйти не удалось. Я продолжал искать ходы к ним, думал, как быть – и вдруг это фото. И сразу скандал. Мол, Карпов вошел в сговор с Фишером и за баснословную сумму уже продал звание чемпиона мира, и теперь дело за малым: проиграть проданный матч.

Я понимал переполошившихся спортивных чиновников: им так хорошо жилось возле шахмат без Фишера! Они еще помнили те трудные для них времена, когда Фишер громил наших гроссмейстеров, когда у них болела голова, как объяснить все это «наверху», как остановить неугомонного Бобби. А Фишера нет – и все прекрасно. Можно разъезжать по богатым зарубежным городам, жить в «Хилтонах» и при этом стричь свои скромные купоны от успехов наших гроссмейстеров.

Это были тяжелые дни. Я убедился, как мало в нашей стране значит звание чемпиона мира по шахматам. Мне мог пенять любой самый мелкий шахматный клерк. А один из них (кстати, будущий тренер будущего чемпиона мира по шахматам Каспарова – Никитин) даже завел на меня досье. Несколько месяцев он без устали шерстил зарубежную прессу, выискивая любые подтверждения версии, что Карпов продал интересы советских шахмат.

Но как ни тяжела была атмосфера, в которой я оказался дома, моего желания играть матч это не поколебало. И уже через месяц я продолжил переговоры – на этот раз в Испании, в Кордове. Я там играл в турнире, и Кампоманес опять воспользовался случаем, чтобы привезти Фишера. Фишер с пониманием отнесся к моим трудностям и был рад, что я не отступился от нашего плана. Наши переговоры продвинулись не намного, но я не переживал по этому поводу. В таких делах не стоит спешить, все-таки речь шла о звании абсолютно лучшего шахматиста мира. И в регламенте таких соревнованиях не может быть мелочей.

Эта встреча запомнилась мне тем, что, памятуя нашу недавнюю прогулку по Токио, мы опять решили прогуляться по улицам. Но уже через несколько минут были вынуждены спасаться бегством от набросившихся на нас болельщиков. Приключения Фишера на этом не закончились. Каким-то образом журналисты пронюхали, каким поездом он поедет в Мадрид, и буквально затравили его, так что в Мадриде он укрылся на частной квартире.