Как покорить герцога - Кейси Майклз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Могу ли я выразить мои самые искренние соболезнования, ваша светлость? Капитан был замечательным человеком, — тихо произнес Гаррис, и Раф очнулся от своих мыслей.
— Да. Он был замечательным. Спасибо, Гаррис.
И Раф направился наверх по лестнице в гостиную, чтобы увидеть Шарлотту. Ему необходимо было видеть ее.
Она ожидала у дверей, и он обнял ее одной рукой, когда они направились к дивану. Пакет лежал на столе. Единственная вещь, оставшаяся у него от друга.
— Не нужно смотреть сейчас, — сказала она.
Покачав головой, он потянулся к пакету, который всегда путешествовал со Свеном Фитцджеральдом, все шесть лет войны и позже.
— Я знаю, что там, но я должен сделать это сейчас или никогда.
Раф потянул за кончик шнура, и узел развязался; содержимое высыпалось на стол. Ничтожно малое содержимое. Шарлотта протянула было руку к золотым карманным часам, но тут же отдернула ее. На них была засохшая кровь. Кровь Фитца. В завещании Фитца не содержалось ничего удивительного. Все, что он имел, помимо этих часов, — небольшое захудалое имение где-то в Ирландии, в графстве Корк, и Раф должен был сохранить его до совершеннолетия Лидии.
И еще было письмо, единственный сложенный листок бумаги с надписью: «Моей дорогой Лидии».
— О господи, — сказал Раф, взяв письмо. — Мне нужно отдать ей это?
Шарлотта вытерла глаза платком.
— Разве у тебя есть выбор, Раф? Фитц хотел, чтобы она получила его.
— Меня не было там, Чарли. Меня не было с ним. Если бы я погиб вместе с ним…
— Не говори так, Раф. Фитц находился там, где он был нужен, и ты тоже. Сейчас ты должен думать о Лидии. Ты необходим ей.
Раф взглянул на нее с болью в глазах:
— Что я могу сделать? Что я могу сказать ей?
Шарлотта поцеловала его в щеку.
— Тебе не нужно ничего говорить. Просто пойди к ней. Обними ее. Дай ей погоревать. Вам обоим сейчас нужно оплакать его.
Согласно кивнув, Раф судорожно вздохнул.
— Ты так нужна мне, Чарли. Не могу даже выразить насколько…
Он спрятал письмо в карман жилета и встал, глядя в сторону лестницы, словно ее тринадцать ступенек вели его к виселице. Но он должен сделать это, исполнить желание друга.
Он постучал в дверь комнаты Лидии. Через минуту Николь открыла ее и вышла в коридор, тихо закрыв за собой дверь. Боль в ее влажных фиалковых глазах ранила его сердце.
Что сказал ему однажды Фитц, когда они напились после кровопролитного сражения, в котором погибло так много хороших солдат? «Мужчины сражаются, женщины и дети оплакивают их. Так всегда было и всегда будет, дружище, пока мы не научимся выбирать лучший путь».
— Ники, как она?
— Она разбита, Раф, — тихо сказала Николь. — Я не в силах утешить ее.
— Позволь, я поговорю с ней.
Николь кивнула, а затем вздернула подбородок, словно бросая вызов.
— Я никогда не допущу, чтобы такое случилось со мной. Я никогда не позволю, чтобы любовь сделала со мной то, что с Лидией. Я никогда не влюблюсь ни в какого мужчину. Никогда.
Раф промолчал, ибо говорить было нечего, и лишь поглядел, как Николь, приподняв юбки, побежала по коридору. Такая юная. Они с Лидией были еще такие юные.
Но Лидия внезапно стала гораздо старше.
Он еще раз постучал в дверь, не ожидая ответа. Спустя мгновение он вошел в комнату.
Глава 16
Особняк на Гросвенор-сквер, подобно многим домам в Лондоне и во всей Англии и Ирландии, стал теперь местом скорби.
Когда колокольчик прозвенел к ужину, никто не появился в гостиной, и Шарлотта, наконец, распорядилась, чтобы подносы с едой отнесли в комнаты герцога и его сестер.
Сама она ела одна в комнате для завтрака или, по крайней мере, делала вид, что ест, в то время как миссис Баттрем пыталась завязать разговор, чтобы хоть как-то разрядить обстановку. У нее хватило такта быстро съесть свой ужин и удалиться.
Прижав подушку к груди, Шарлотта безучастно смотрела в большое окно эркера, наблюдая, как наступают сумерки и в темнеющем небе вспыхивают яркие звезды, — зрелище необычное для Лондона.
«Где же здесь звезда Фитца?» — гадала она.
Часы в вестибюле пробили девять, когда она стала медленно подниматься по ступенькам, чувствуя себя древнее всей вселенной. Ее служанка с красными заплаканными глазами тут же предложила ей успокаивающую ванну, и Шарлотта молча кивнула, надеясь, что сможет после этого заснуть. Спустя два часа она поняла, что ванна не помогла. Она откинула одеяло, сунула ноги в тапки, набросила пеньюар и направилась в кухню попросить теплого молока.
Дойдя до двери спальни Рафа, она остановилась.
Он, убитый горем, находился в комнате.
Она, в глубокой печали, стояла здесь, за дверью.
И в этом было что-то неправильное.
Прежде чем успела передумать, Шарлотта осторожно постучала в дверь.
Ответа не было. Она могла уйти. Могла постучать снова. Она могла перестать быть такой заторможенной и глупой и подумать о ком-то другом, а не о своих нелепых страхах.
Он был нужен ей, даже если она и не понимала, что именно хочет от него и что собирается дать ему взамен.
Шарлотта повернула ручку и вошла в полутемную спальню. Большую комнату освещал только огонь в камине и лунный свет, проникавший сквозь высокие окна и отбрасывавший длинные тени. Но этого было достаточно, чтобы увидеть Рафа, сидевшего у камина в кресле с подголовником, вытянув ноги.
— Раф, — тихо осмелилась она, — могу я посидеть с тобой немного? Пожалуйста.
Она видела его профиль. Он медленно поднял правую руку, в которой держал бокал с бренди, и снова опустил ее.
Шарлотта решила, что он не возражает.
Она не села в кресло напротив, а тихонько подошла к Рафу, опустилась рядом на пол и положила голову ему на колено.
В комнате еще долго стояла тишина, и оба они глядели, как языки пламени танцуют в камине. Раф стал гладить ее волосы. Она закрыла глаза, едва сдерживая рыдания.
— Почему? — спросил Раф наконец. — Почему Фитц? Почему такой прекрасный человек?
— Не знаю, Раф, — прошептала Шарлотта, положив руки ему на колено и глядя в лицо.
Его черты заострились от горя.
— Я понимаю, что такое война. Я видел достаточно. Этому нет никакого оправдания, по крайней мере стоящего. Я должен понимать это. Но только не Фитц! Он был всегда… неуязвим.
— Он был хорошим человеком, — искренне сказала Шарлотта. — Он любил тебя.
Раф печально улыбнулся.
— Он был моим собратом по оружию, и даже гораздо больше. Надеюсь, он знал, что и я любил его.