The Мечты. О любви - Марина Светлая

— Я не выдумываю. Я… ты же знаешь, что все, что сейчас о тебе пишут, — это все Дима? Знаешь ведь?

— Знаю, — кивнул Богдан. — Но каким бы ни был Яр, он не причинит вреда ребенку.

— Не причинит. Он любит Андрея. Любил… Как умел. Но он может причинить вред тебе. И вряд ли готов считаться с кем-то или чем-то.

— А я большой мальчик. Справлюсь.

— Дальше будет хуже. Впереди суд. Он превратит его в шоу.

— Посмотрим, — улыбнулся Богдан, прижимая Юлю к себе. — Посмотрим, кому достанутся главные роли в этом шоу.

— Ну да. У тебя опыт. А меня это всегда вводит в ступор. Ты прав, я трусиха. Сейчас я сильнее всего боюсь, что у него может быть что-то против тебя. Против нас.

— Мы вместе сможем со всем справиться.

— Кроме прочего, ваша работа… — упрямо продолжала она. — Он работает на тебя. Он на твоем канале. Он, пока там, будет близко. Где гарантия, что завтра он не использует и «Солнечный»? Насколько глубоко он посвящен вообще в твою деятельность?

— Ты же понимаешь, что «Солнечный» — это лишь игрушка для корпорации, — пожал плечами Моджеевский. — Отцу захотелось телеканал, он его получил.

— Но у вас проект общий… Дима что-то говорил, он за этим в командировку тогда ездил, что-то снимать о вас с Роман Романычем собрался.

— Да, он предложил сделать фильм о строительстве стадиона в столице.

— Стадиона, на который вы выиграли гостендер, — медленно сказала Юлька.

— Угу.

Она сглотнула и подняла на Моджеевского глаза.

— У вас там… прости, что я спрашиваю, но… у вас там все чисто?

— Ты сейчас про клининговые компании? — весело фыркнул Богдан.

— Я сейчас про Ярославцева, — не давала ему спуску Юлька. — Насколько он имеет доступ к информации по стадиону?

— Его дело — киношку снимать. Дальше этого его никто не пустит.

— Даже самое безобидное можно вывернуть наизнанку. Ты же это знаешь… А Дима — медийная личность, он умеет.

— Юлька! — рыкнул Моджеевский. — Мало ли кто что умеет.

— Прими меры, пожалуйста, заранее, — мотнула она головой. — Я понимаю, что у тебя есть служба внутреннего аудита, что на этом проекте не может не быть строгого контроля от министерства, но все же… На случай проверки… пожалуйста, параллельно закажи независимый аудит, чтобы промониторили документацию… не знаю… только не «Делойт» — обвинят, что я там работала… Но компаний с хорошей репутацией хватает. Наверняка вы и раньше прибегали. Бодь…

— Не удивлюсь, если независимый и без того в процессе. Отец давно проникся прозрачностью, — проговорил он. — Но для твоего спокойствия — я уточню.

Она кивнула и затихла. Ненадолго. Зажмурилась и крепче прижалась к нему. Обвила руками его плечи. Слушала сердце. Свое и его. Они не в унисон бились. У каждого свой ритм. Ее — трепыхалось, как птичье. Его — стучало ровно, но сильно, будто бы отдаваясь эхом и в ней. Юля судорожно перевела дыхание. И подняла голову, чтобы посмотреть в его глаза.

— Сильнее всего на свете мне хотелось бы вернуться в то утро на Женькиной свадьбе. Чтобы остаться и поговорить с тобой. Ты умчался, а я… это мне надо было объяснять. Я никогда не забывала. Правда.

— Но уже ведь не перепишешь, — улыбнулся Бодя и коснулся губами ее волос, пахнущих чем-то нежным, весенним. — Как есть.

— На какую тропинку ни сверни, все равно к тебе, — тихо сказала она.

— Мне нравится! — довольно заявил Моджеевский. И в тот же момент зазвонил его телефон, явивший своему хозяину имя звонившего. Савелий. Богдан быстро схватил трубку, принимая звонок. — Что там?

— Богдан Романович, есть инфа, — заговорил спокойный негромкий голос его эсбэшника на том конце. — Сначала отозвалась воспитательница, которая ребенка отдавала бабушке. Уверяла, что ту привела Маханенко, ну, заведующая, и разрешила. Потом явилась сама Маханенко. Ее тоже вызвонили. Я с ней поговорил, она не отрицает, но дело в том, что… они Андрея реально бабушке отдали. Это его ваша мать забрала.

— К… кто? — ошалело переспросил Богдан и включил громкую связь, чтобы Юля тоже слышала их разговор. Она вопросительно глянула на него, не понимая реакции. А потом Савелий снова заговорил.

— Нина Петровна пришла в детский сад сегодня в первой половине дня. Маханенко не помнит точно в котором часу, но помнит, что до обеда. Сообщила, что она родная бабушка Андрея и попросила разрешения забрать его сегодня.

При имени экс-Моджеевской Юлька вздрогнула, как от электрического тока, все еще прижимаясь к его боку. Он почувствовал.

— Заведующая совсем чокнутая? — рявкнул Моджеевский, обнимая Юлю. — Мало ли кто что говорит! У ребенка родители есть.

— На этот резонный вопрос, Богдан Романович, она ответила, что они-де с Ниной Петровной знают друг друга всю жизнь. Учились десять лет в одном классе и сидели за одной партой. Ей, видите ли, в голову не пришло, что Нина Петровна забрала Андрея без согласования с вами или Юлией Андреевной. Но подтвердила ли ей это самое согласование ваша мать, Маханенко тоже не помнит. Ей казалось, что это само собой разумелось.

— Зная свою мать, я догадываюсь о том, что само собой разумелось.

— Факт взятки отрицает.

— Естественно. Мало того, что отдала ребенка чужому человеку, но если еще и за взятку… — Богдан выругался и оборвал себя. — Ладно, с ней потом разберемся. Спасибо, Савелий.

— Обращайтесь, Богдан Романович. Если что — мы их жалобой в департамент напугали.

— Наверное, не надо ни в какой департамент, — подала слабые признаки жизни Юлька.

— Посмотрим, — неопределенно проговорил Богдан, пока вслушивался в гудки. Едва он закончил разговор с Савелием, как набрал мать. Но та не отвечала. Наверное, он должен был это предположить. Забрать ребенка, не отвечать на звонки — вполне в ее духе. Когда в трубке повисла тишина, он зло чертыхнулся.

— Ты ей звонишь, да? — потусторонним голосом спросила Юля.

Богдан кивнул и снова ткнул в очередной контакт.

— Она же не могла с ним уехать куда-то… — донеслось до него одновременно с гудками в телефоне.

— Даже если у нее совсем снесло крышу, я ее