Майкл Джексон (1958-2009). Жизнь короля - Рэнди Тараборелли

«Были ли вы хоть раз ими разочарованы? — спросил я его.

Джозеф задумайся.

— Много раз, — сказал он. — Ну, взять, к примеру, Джермсна. Он все время ошивается в Motown с Горди, вместо того чтобы быть с нами. Предпочел Берри — мне. Знаете, что я из-за этого чувствую? Мне очень больно. Вот здесь, — он постучал сжатым кулаком по левой стороне груди. — Кроме этого, у меня было много других поводов для расстройства. Но мне кажется, я ни разу не подвел своих ребят. Если бы я это сделал, им было бы не очень здорово. Воспитывая детей, ты делаешь для них все, что можешь. Помогало то, что им всегда было к чему стремиться, — отметил Джозеф. — Мои дети всегда находили чем развлечься, а я всегда был готов им в этом помочь. Они занимались теми видами спорта, которые укрепляют силу воли, такими как футбол или бейсбол. — сказал он с гордостью. — Они не рассказывали вам об этом? Джекки мог бы стать профессиональным бейсболистом, если бы захотел. В Высшей бейсбольной лиге. В «Чикаго Уайт Соке», например. Они все добивались хороших результатов в спорте. Кроме Майкла. Он ни разу не держал биту за всю свою жизнь. — Джо улыбнулся. — Даже не знал, что с ней делать. Мы пытались его поддразнивать, но его это просто не интересует. Он слишком чувствительный.

Да, следует знать о Майкле еще кое-что: с четырехлетнего возраста он хотел выступать на сцене. И всегда хотел быть первым. Именно поэтому он никогда не любил спорт — братья могут превзойти его в спорте; там он не может быть первым. Но что касается музыки, Майкл знает, что там ему нет равных. Никого, — сказал Джозеф, покачав головой. — Это именно то, чего Майкл добивался: быть первым.

Кстати, о Майкле. Марлон рассказал мне о том, что произошло. Вы собираетесь написать об этой истории с прозвищем, не так ли? — спросил он.

Я ответил, что еще не знаю.

—  Майклу не нравится прозвище, которое они ему дали: Жирные Губы.

— Жирные Губы? Они назвали его Большой Нос.

— А, ну да, — отозвался отец. — Он так переживает из-за своего носа. Разве у него с носом что-нибудь не так? Как вы считаете?

— Нет, все в порядке.

— Мне тоже так кажется. Но только и говорит о своем чертовом носе. Грозится, что исправит его. А что он с ним может сделать? — Джо выглядел озадаченным: — Я сказал, что разобью ему лицо, если он когда-нибудь рискнет исправить свой нос. Нельзя ничего исправить, если оно не сломано, — он засмеялся. — У него прекрасный нос. Прямо как у меня.

Спустя некоторое время Майкл вернулся в гостиную, чтобы поделиться еще кое-какими мыслями о своей жизни и карьере. Не обращая внимания на меня и фотографа, закинул ногу на ногу и стал рассеянно грызть ногти.

«Когда я не на сцене, я совсем другой человек, — признался он. — Мне кажется, сцена для меня — это что-то вроде наркотика. Когда я долго не могу выступать, у меня начинается депрессия, я начинаю сходить с ума. Я часто плачу или веду себя очень странно. Я не шучу, так и есть. Тогда я танцую дома». Он словно торопился высказаться: «Как будто что-то во мне утеряно, и я пытаюсь это вернуть, иначе я не буду чувствовать себя единым целым. И для этого мне нужно петь и танцевать, понимаешь? Меня это притягивает, ничего не могу с собой поделать. Сцена — единственное место, где я чувствую себя в своей тарелке.

Мне совсем неуютно в окружении, — он прервался, пытаясь найти нужное слово нормальных людей. — Но когда я на сцене, раскрываюсь и становлюсь самим собой. Что бы ни происходило в моей жизни, там это уже не имеет значения. На сцене я словно сбрасываю оковы и говорю себе: «Вот я и дома. Вот мое место, ибо так захотел Господь». На сцене я безграничен. Я — номер один. Но когда я вне сцены, — он пожал плечами, — я думаю, я, — он снова замолчал в поисках подходящего слова, — совсем несчастлив».

В тот же день, несколькими часами ранее, я брал интервью у Сиднея Люмета, режиссера-постановщика фильма The VViz. «Майкл Джексон — самый талантливый исполнитель со времен Джеймса Дина, — сказал мне Люмет. — Он блестящий актер и танцор, может, даже один из самых уникальных артистов, с которыми я когда-либо работал. У него огромный талант».

Я передал Майклу слова Люмета. Он был смущен: «А кто такой Джеймс Дин?»

Затем завел разговор о своей роли Страшилы в фильме. «Чем мне близок мой персонаж? — сказал он. — Тем, что он, если можно так выразиться, в постоянном смятении. Он знает об этой своей... э-э... проблеме, можно так сказать. Но он абсолютно не знает, что с ней поделать. Он также понимает, что смотрит на вещи совсем по-другому, чем все остальные, но не может дать точный ответ, почему. Он не такой, как другие. Никто его не понимает. Так он и идет по жизни с этим своим... э-э... — он замялся, — смятением».

На мгновение Майкл перестал заниматься своими ногтями. «Все думают, что Страшила особенный, странный, — сказал он задумчиво. — На самом деле он просто грустный. Очень, очень грустный. Понимаешь? — спросил он тоном, не терпящим возражений. — Ты понимаешь, отчего он грустный?»

Как раз в то время Джозеф уволил юриста Ричарда Арон-са, бывшего неофициальным сопродюсером группы. На его место он решил поставить Рона Уайснера и Фредди ДеМанна в качестве официальных сопродюсеров. Сыновья согласились с этим. Оба не первый год работали в шоу-бизнесе: Уайнер — управляющим делами, а ДеМанн занимался раскруткой исполнителей. Позже Джозеф утверждал, что ему была нужна помощь этих двух белых людей, чтобы получить гарантии Си-би-эс, что они будут раскручивать Джексонов так же, как белых исполнителей. Он понимал, что компания все равно смотрит на них исключительно как на черных и потому занимается продвижением группы не в полную силу.

Довольно часто — и вполне оправданно — многие черные артисты, подписавшие контракт со звукозаписывающими компаниями вроде Си-би-эс, жалуются, что белые продюсеры относятся к ним с предубеждением. Многие менеджеры черных исполнителей, в том числе и Джозеф, считают, что белые продюсеры не представляют себе, как вывести черного музыканта «по ту сторону», сделать его популярным не только у черной, но и у белой аудитории. Он не хотел, чтобы Destiny или какой другой альбом Джексонов крутился только на «черных» радиостанциях. Возможно, именно поэтому он нанял Уайснера и ДеМанна. Однако, поскольку Ароне тоже был продюсером, могло сложиться впечатление, что для этого были и другие причины.

Как бы то ни было, стратегия Джозефа сработала. Количество проданных экземпляров Destiny превысило миллион, альбом занял 11-е место в чарте «Биллборд» — совсем неплохо для группы, которая несколько лет не выпускала альбомов.

Но Майкла это совсем не радовало. Несмотря на то что говорили его братья, он знал, что своему успеху альбом был обязан вовсе не Джексонам. В Epic все только и говорили о том, какие Джексоны прекрасные продюсеры. Майкл не мог смириться с этим враньем. Группа собиралась поехать в гастрольный тур в поддержку альбома, он боялся даже думать об этом. У него больше не было ничего общего с братьями, Майкл чувствовал, что никто из них его не понимает. Кроме того, он знал, что если что-нибудь случится в дороге, никто не спросит его мнения о том, как решить эту проблему. И в довершение всего он отказывается говорить с отцом или вообще быть рядом с ним.