Иду на свет - Мария Анатольевна Акулова

Это ведь лучший легальный наркотик в мире. Находишь своего человека — и принимаешь, не боясь передоза. Они с Данилой проверили — он не наступает. Как и привыкание.

Держа глаза закрытыми, Санта концентрируется на размеренных длинных движениях пальцами. Накрывает его предплечье, едет по нему. Кисть. Обратную сторону ладони…

Поворачивает голову…

Открывает рот и даже высовывает кончик языка. Знает, что выглядит пошло, что дышит пьяно.

Пытается поймать рот Данилы, но он по-своему действует. Улыбается, когда Санта вздыхает разочаровано, не получив доступ к языку. А сам открывает его широко, проезжаясь зубами уже по щеке, доставая из неё пальцы и подталкивая в сторону спальни.

— Так много подворотен, а я тебя домой довел.

Сам себя хвалит, вызывая у Санты улыбку, тянет платье вверх.

Санта поднимает руки, слышит, как летит сначала, потом, что приземляется…

Разворачивается в руках Данилы, пятится, глядя на него.

Кладет руки на его плечи, смотрит в глаза…

Шепчет:

— Принц мой…

Получает в ответ:

— Не иначе… — а потом «сука» через сжатые зубы.

Когда они переступают порог спальни, Санта расстегивает бра спереди, прижимается совершенно голым телом и берется за мужской ремень.

— Хорошо танцевала для тебя? — спрашивает между поцелуями, справляясь уже с пуговицей, расстегивает молнию, ныряет под резинку боксеров…

Под одеждой сложно сжать и сделать полноценно приятно, но ей просто до невыносимого хотелось скорее дотронуться.

А потом почувствовать, что Данила тут же теряет контроль. Опять сжимает её ягодицы.

Щипает и хлопает.

Вскрикнуть не дает — занимает её рот своим языком.

Раз за разом сильнее толкается… Санта втягивает и посасывает. Чувствует — это именно то, что ему нужно. Что сильнее заводит…

Данила снова ругается сквозь зубы, снова шлепает, отрывается, долго смотрит в лицо, поглаживая голые ягодицы и чувствуя, как Санта гладит его в ответ.

Его приказ:

— На кровать иди…

Звучит глухо и требовательно. Но страха в Санте не вызывает…

Наоборот — ей нравится. Она складывает руки перед грудью, будто поклон делает, разворачивается…

А потом опять, как в клубе, привстав на носочки и повиливая бедрами…

Оглядывается на полпути, бросает лукавый взгляд, который быстро съезжает с напряженного лица на самое любимое в мире тело.

Санта завороженно следит, как он стягивает футболку, как переступает через джинсы и белье…

Делает шаг к ней…

Потом хмыкает, вспоминает о чем-то, наклоняется к джинсам…

И в этот момент Санта не может сдержаться — по щекам снова бьет жар, ей снова улыбаться хочется, но больше — трахаться.

Она забирается на кровать — стоит на коленях, выровнявшись, следит, как Данила снова вырастает и идет к ней, держа в руках её вроде как подарок…

— Руки зачем поднимала? — Данила спрашивает, приближаясь, склонив голову и прищурившись

А у Санты от этого взгляда и вопроса — новый приступ возбуждения. Конечно, чтобы позлить.

Чтобы завести до состояния, когда он спустится, на плечо забросит, в номере запрет и до утра не выпустит.

— Вот так, да? — но на вопрос она не отвечает. Задает свой… И снова руки вверх… Колени шире, бедрами восьмерки…

Ожоги в местах, куда опускается его взгляд…

И чувство, будто она — самая желанная танцовщица в мире.

В его глазах столько неконтролируемой похоти, что Санте кажется, что она сама себя хочет…

Едет пальцами одной руки по второй, запрокидывает голову, предчувствуя его прикосновения, компенсируя своими…

Снова вниз едет… По плечу, ключице…

Медленно-медленно ведет по груди к соску. Обводит его… И саму же мурашит. Особенно из-за того, как внимательно Данила за этим следит…

Останавливается за шаг до нее…

Поднимает взгляд к глазам…

— Люблю тебя… — и Санта снова признается шепотом и невпопад. А Данила не улыбается.

Поглощает её признание.

Взглядом же просит: ещё давай…

И Санта дает.

Шаг назад… Ещё один…

Манит пальцем…

Видит, что Данилин взгляд непроизвольно съезжает с этого по грудной клетке к плечу другой руки, спускается по ней, кольцо фиксирует…

И Санте тепло-тепло из-за того, что ему понравилось её поведение. Не то, что дразнила самого Данилу. А то, что дала понять — это их игра. И она не в ревность. Ей не нужно, чтобы Данила её ревновал. Ей нужно, чтобы всегда чертовски хотел…

Она медленно поднимает к лицу правую руку, камушек целует, смотря в глаза своего на всю жизнь любимого и единственного…

Облизывается, опускается на кровать основаниями ладоней, смотрит снизу-вверх…

Он не дурак, конечно. И, возможно, собирался иначе. Но Санта предлагает начать вот так. Данила соглашается. Его кулак снова сжимается — между пальцами виден кусочек белого кружева. Он закрывает глаза, кладет свободную руку на её макушку и гладит будто, а Санта обводит головку языком, аккуратно вбирая. Чувствует напряжение. Едет вперед, прогибается сильнее…

Он нежный и твердый. Приятный. Немного страшно было только в первый раз. Но уже давно нет.

Для неё это — часть прелюдии. Для Данилы — особый кайф.

Он преимущественно сдерживается, позволяя ей самой исследовать грани такого подчинения, но иногда нетерпеливо толкается, вызывая у Санты восторг. Потом, будто извиняясь, гладит.

Волосы, щека…

А она пытается сделать ещё приятней…

Пока не чувствует давление на плечи. Её чуть отталкивает и перехватывает подмышки. Выравнивает, бродит по лицу…

На губах задерживается — блестящих и припухших… Тянется к ним, целует глубоко…

Потом же снова — разворот, падение на кровать уже на локти…

Закрытые глаза, тихий стон и прогиб в пояснице…

Потому что сзади чувствуется жар мужского тела, а те самые губы выцеловывают спину, когда руки едут по животу до груди…

Санта опускает голову, чтобы смотреть, как Данины руки её ласкают. Ей это нравится. Она послушно шире расставляет