Дело совести - Джеймс Блиш

Но очень скоро Хонат заблудился. Ночь была темная и абсолютно беспросветная, и вскоре он обнаружил, что шум потока доносится словно бы со всех сторон, не давая определить направления. Более того, память его тоже подвела. Каменная полка гряды, которая вела к пещере, вдруг резко повернула вправо, хотя он четко помнил, что она вела прямо, минуя первую боковую ветвь, а потом поворачивала влево. Неужели он пропустил в темноте поворот и вошел в боковую, правую ветвь? Хонат осторожно вытянул руку, нащупывая путь.

И в этот момент резкий порыв холодного ветра, пронесшийся среди скал гребня, заставил Хоната рефлекторно переместить вес тела, чтобы скомпенсировать ожидаемое перемещение опоры под ногами…

Он тут же осознал свою ошибку и попытался остановиться, но глубоко укоренившийся рефлекс невозможно подавить в одно мгновение. Испытывая ужасное головокружение, Хонат напрасно ловил руками пустой воздух, ища опору… и в следующий миг полетел вниз.

Почти сразу, испытывая привычное ощущение столкновения и дрожа от холода, охватившему его тело, он оказался по горло в ледяной… воде. Очень холодной, бурно текущей, но все равно ВОДЕ!

Он едва подавил истерический вопль. Ничего страшного. Он просто упал в поток воды и намок. Хонат почувствовал легкие прикосновения к бедрам и лодыжкам. Но бояться рыб глупо: небольшие их стайки иногда водились в резервуарах бромеледов. Наклонив голову к воде и вволю напившись, он выбрался на каменистый берег, стараясь не стряхивать с шерсти драгоценную влагу.

Возвращение было делом простым.

— Матилд, — хриплым голосом позвал он. — У нас теперь есть вода.

— Скорее сюда. Аласкону стало хуже. Я так боюсь, Хонат…

Роняя капли воды, Хонат на ощупь пробрался в пещеру.

— У нас нет никакой посуды… Аласкону придется лизать мой мех, если он захочет напиться.

— Не знаю, сможет ли он подняться…

Подняться Аласкон смог, хотя и с большим трудом. Даже то, что вода была холодная — совершенно новое ощущение для человека, привыкшего к теплой, как суп, воде древесных резервуаров — казалось, придавало ему сил. Он снова лег, сказав слабым, но вполне нормальным голосом:

— Значит, это все-таки вода.

— Да, — подтвердил Хонат, — и в ней даже водится рыба.

— Не трать силы, Аласкон, — с упреком сказала Матилд. — Тебе нужно отдыхать, а не разговаривать.

— Я отдыхаю. Хонат, если мы будем держаться русла потока… о чем это я? Ага. Так как мы теперь знаем, что это вода, то сможем пересечь Хребет, держась берега потока. Как ты обнаружил, что это вода?

— Потерял равновесие и свалился в нее. Аласкон тихо рассмеялся.

— В Аду не так уж плохо, верно? — сказал он. Потом вздохнул, и ветки, на которых он лежал, заскрипели.

— Матилд… Что с ним? Он умер?

— Нет… Просто он еще слабее, чем сам думает, вот и все… Хонат, если бы те, наверху, знали, какой ты бесстрашный…

— Я тогда был перепуган до смерти, — мрачно ответил Хонат. — Я и до сих пор трясусь.

Но ее рука вновь коснулась его локтя, и когда он в непроницаемой темноте в ответ коснулся ее ладони, настроение Хоната странным образом переменилось. Аласкон тяжело и прерывисто дышал, а Хонат и Матилд сознавали, что в эту ночь им не уснуть. Они присели рядом на плоский камень, погруженные во временный покой. Когда вход в пещеру начал проступать на фоне светлеющего неба — приближался восход красного солнца — они посмотрели друг на друга, освещенные внутренним светом своей общей тайны.

Ад, подумал Хонат, и в самом деле не так уж ужасен, если разобраться.

С первыми лучами голубого солнца лежавший у входа в пещеру молодой саблезубый тигр поднялся, потянулся, показав набор отличных клыков, несколько мгновений неподвижно глядел на людей, потом повернулся и грациозными прыжками скрылся из виду.

Невозможно было сказать, как долго он сидел у входа в пещеру, прислушиваясь к дыханию людей. Им еще повезло, что они наткнулись на логово почти что котенка. Взрослое животное расправилось бы с ними сразу, как только его фосфоресцирующие глаза рассмотрели бы ночных пришельцев. Тигренок же, пока не имевший своей семьи, был озадачен, обнаружив свое жилище занятым, но не решился затевать ссору с незнакомыми существами.

Появление и исчезновение громадной кошки не столько испугало, сколько изумило Хоната. Так неожиданно завершилось их ночное бдение.

Как только послышался первый стон Аласкона, Матилд вскочила и подошла к больному товарищу, что-то приговаривая.

Хонат, очнувшись от столбняка, последовал за ней.

На полпути к месту, где лежал Аласкон, он вдруг споткнулся и посмотрел себе под ноги. Это была кость животного, еще не полностью обглоданная. Очевидно, тигренок намеревался спасти от непрошеных гостей остатки своего обеда. Внутренняя поверхность кости поросла серой плесенью. Хонат, присев, оторвал кусок ее.

— Матилд, нужно приложить плесень к ране. Иногда это помогает от воспаления… Как у него дела?

— Кажется, лучше, — пробормотала Матилд. — Но жар еще держится. Не думаю, что мы сегодня сможем выйти в путь.

Хонат не знал, радоваться этому или огорчаться. Он, конечно, спешил покинуть опасную пещеру, хотя здесь относительно удобно. Возможно, что и достаточно безопасно, потому что звериное логово все еще сохраняло запах тигра. Вероятно, местные обитатели, почуяв запах, будут держаться подальше от пещеры. Они ведь не знают, что громадная кошка пока еще не взрослое чудовище, а небольшой котенок, да и тигренка внутри уже нет. Конечно, очень скоро запах ослабеет, а потом и совсем выветрится.

Но, как бы то ни было, им жизненно необходимо двигаться дальше, и если удастся, пересечь Великий Хребет. И, в конце концов, снова занять свое место в мире, похожем на тот, откуда их изгнали, нужно добиться, чтобы их приняли в этот новый мир, чего бы это ни стоило. Даже если существование в Аду окажется относительно легким (хотя особых надежд на подобный исход никто не питал), единственный приемлемый для них путь — возвращение в мир Вершин. Но мир этот им придется именно ЗАВОЕВАТЬ. Возможно, их бунт был бессмысленным. Они вполне бы могли оставаться в хороших отношениях с соседями в племени, оставив свой образ мыслей при себе. Но Хонат не стал молчать, так же, как и все остальные, каждый по-своему.

Извечное внутреннее противоречие между тем, что хочется, и тем, что НАДО. Оно было хорошо известно Хонату. Он понятия не имел о Канте и категорическом императиве, не знал, какая сторона его натуры в конечном итоге победит. Но злая шутка наследственности соединила чувство долга с ленивой натурой его носителя. И поэтому принимать даже малое решение болезненно.

Но пока что выбора они не имели. Аласкон был все еще слишком слаб, чтобы отправиться в путь. Вдобавок мощные потоки солнечных лучей, пробивающихся в пещеру, стали слабее. Потом солнце пропало совсем, а небо затянули тучи. Донесся первый раскат грома. Надвигалась гроза.

— Останемся здесь, — сказал он, — сейчас снова начнется дождь. И на этот раз он будет сильным. Тогда я выйду и наберу фруктов. Дождь меня прикроет, если поблизости бродит какой-нибудь хищник. И пока идет дождь, не нужно ходить за водой к реке.

Дождь продолжался весь день и даже время от времени усиливался, сплошной пеленой затягивая вход в пещеру. Шум потока превратился в рев.

К вечеру жар у Аласкона уменьшился, температура стала почти нормальной, и к нему постепенно возвращались силы. Рана, накрытая куском плесени, выглядела устрашающе, но болела меньше, и только если Аласкон шевелился. Матилд считала, что она начинает заживать. Аласкон компенсировал свою вынужденную неподвижность необычной разговорчивостью.

— Приходило ли вам в голову, — начал он, когда вокруг пещеры начали сгущаться сумерки, — что с Великого Хребта этот поток течь не может. Все его вершины — это лава или пепел. Мы видели, как растут новые вулканы, и я в этом уверен. Поэтому не понимаю, откуда там может взяться источник воды? И к тому же холодной. На это не хватит никаких дождей.

— Но вода не может возникнуть прямо из земли, — резонно заметил Хонат. — Дождь — вот ее единственный источник. Слышите, как шумит поток, словно вот-вот начнется наводнение?

— Возможно, это и дождевая вода, — весело сказал Аласкон. — Но только не с Хребта, это исключено. Скорее всего, она собирается на обрывах.

— Надеюсь, что ты ошибаешься, — сказал Хонат. — Возможно, с этой стороны взобраться на утес намного легче, но нужно помнить и о племени, которое там обитает.

— Возможно, возможно. Только ведь утесы и обрывы — обширная область. Может быть, живущие здесь племена не слышали о войне между нашим племенем и их соплеменниками. Нет, Хонат. Как я считаю, это наш единственный путь отсюда.

— Если так, — сказал Хонат мрачно, — то мы еще сильно пожалеем, что у нас нет с собой острых, твердых игл.