Антиглянец - Наталия Осс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Алена, приезжай, я одна тут не смогу, пожалуйста, умоляю тебя!
Она заплакала.
– Все, девочки, прощаться. А ты вон отсюда, подружку не расстраивай!
Я вышла на улицу. Звонил телефон. Аня Волкова. Странно, вообще-то мне на работу только в понедельник.
– Добрый день, Анна Андреевна! – сказала я притворно бодро, как будто выхожу из фитнес-клуба после сжигания 2000 килокалорий на тренажере. Так же я разговариваю с мамой.
– Наконец дозвонилась до вас! Алена, немедленно ко мне приезжайте. Я от Саши все знаю уже. Вы только расскажете… подробности.
Кажется, она плакала.
– Не бойтесь, успокаивать меня не придется. Я уже наелась тут всего. Вы где сейчас, в аэропорту?
Я была ошарашена.
– Я? Нет, я в клинике у Ольховского.
– Что с вами? Вы тоже пострадали?
– Я? Нет.
– Слава богу. Сашин водитель с вами?
– Да.
– Скажите ему, что к Волковым. Он знает дорогу.
Аня Волкова. Аркадий Волков. Волков?! Как же я сразу не догадалась?
– Хорошо. Уже еду.
– Алена?
– Да?
– Что врачи говорят? Вы видели его? Он узнает кого-нибудь?
Господи, как трудно это говорить.
– Я не знаю… не уверена…
– Как это произошло?
– Точно не знаю.
Точно я знала одно – мне опять придется врать. Злостное лжесвидетельствование – есть такая статья в международном праве?
Глава 7
GLOSS Февраль
В этом номере мы празднуем победу Glossy-революции. Итоги подводить еще рано, но можно сделать кое-какие выводы. Революционеры гламура, служители культа роскоши – модельеры, стилисты, байеры, хирурги, фотографы и журналисты глянца изменили нашу жизнь. В России на это потребовалось не десять дней, а как минимум десять лет, но результаты впечатляют. Красавицы с обложек, герои с рекламных плакатов, люди с идеальными пропорциями и безупречным вкусом шагают в жизнь со страниц журнала Gloss. Они среди нас. Они – это и есть мы.
Главный вопрос, который изучает глянец, – что такое красота? Спасут ли мир пластика за несколько тысяч (знаменитый Андрей Ольховский, создатель «А-КлиникА», может сотворить для вас чудо), шопинг с неограниченным бюджетом (советы дает лучший байер Вероника Самсонова, которая составляет гардероб для всей страны), макияж, созданный по backstages миланских показов (примерьте на себя модные образы, созданные талантливым визажистом Антоном Ли), и килограммы чудесных кремов, способных вернуть нас на десять лет назад, в эпоху, когда гламура в России не было? Кстати, а вы бы хотели вернуться туда?
Ответ каждый выбирает для себя. Наши эксперты сходятся в одном – все дело в молекулах, составляющих формулу красоты. Они могут соединяться в любом порядке – талант, дающий свободу делать то, что получается лучше всего. Свобода и уверенность в себе, позволяющие реализовать талант.
Открывайте журнал и смешивайте, как алхимик, новые тени Twiddly от L’Or с золотом футуристических легинсов Balenciaga, смело лейте расплавленное серебро туфель Pierre Hardy и добавляйте по вкусу сочных и ярких принтов в стиле Энди Уорхола. Экспериментируйте – и вы увидите перед собой женщину, которая знает, чего хочет!
Легких побед не будет. Работать над собой надо без перерывов на обед, отпуск и депрессию.
Это несложно – быть красивой. Только очень ответственно.
Главный редакторКаждое мое утро начиналось теперь с Интернета. Я сделала закладку на странице с новостями.
Уже больше двух недель я маниакально прочитывала все вести с кровавых полей. И не могла избавиться от странного ощущения. Каждый раз, открывая Яндекс, я боялась, что найду там ссылку:
«Полиция установила, что за рулем автомобиля Bentley в момент аварии находилась известная телеведущая Анастасия Ведерникова. Ведерникова объявлена в международный розыск. Охренеть-какие-новости.Ру».
И не находила. Но это не приносило облегчения. Через полчаса я снова грузила обновления. Получается, что я хотела, чтобы там это было? Или боялась, что там это будет. Я не знала, что буду делать, если все-таки «это» появится на ленте новостей.
Я носилась со своим ядерным чемоданчиком, опасаясь взорвать его случайно в общественном месте.
Даже мама заметила, что со мной что-то не так:
– Ты какая-то нервная стала после Франции. Ты, конечно, всегда была немного ненормальная, но даже для тебя это перебор. Ты не беременная, кстати?
Первая волна расспросов разбилась о мою изворотливость, приобретенную под гнетом французской репрессивной машины. Я теперь следила за тем, что, кому и где я говорю. И четко придерживалась данных ранее показаний. Это было трудно, потому что для разных ушей подходили разные части юридического паззла. Шел, упал, потерял сознание, очнулся – гипс. Ехала, увидела, остановилась, помогла Канторовичу, очнулась в самолете – все. Адье, Кот-д’Азур.
Это была версия для редакции Gloss.
Существовал еще вариант light – для мамы, которая знала только, что мне пришлось помогать знакомому устраивать друга в больницу и из-за этого я задержалась во Франции. Мама, слушавшая с утра до ночи «Эхо Москвы», не догадывалась, что между ее дочерью и новостями из «вы слушаете информационную программу „Эхо“ существует причинно-следственная связь. Ровно потому, что она никогда не соотносила масштабы. Она вообще не могла представить, что с ее дочерью может происходить что-нибудь значительное. Мама рассматривала мое существование как частный случай из своей жизни, вся остальная мировая революция развивалась отдельно. Когда я работала в газете, мои статьи обычно удостаивались ремарки: „Ну ничего, ничего…“ Затем, прочтя газету до корки, до гороскопа и погоды на завтра, она говорила мне: „Как все-таки журналисты Daily здорово пишут. Не понимаю, откуда они информацию берут?“ Теперь, когда я руководила журналом, мамино изначально презрительное „какой-то глянец“ сменилось на снисходительное – „думала, что совсем плохой, а сейчас смотрю, вроде и ничего“. Если бы меня выбрали президентом России, текст бы был похожий: „Страна-то полное говно, поэтому тебя и назначили“.
Светке я доверила информацию в формате hard. Те же файлы про Кот-д’Азур плюс секретные материалы про «Полицию, меня и Канторовича» (минус зажатая мною инфа «На самом деле это была Ведерникова, которая, к тому же, была пьяная»).
– И что ты теперь думаешь про меня и про него? – спросила я с надеждой, когда дошла до финальной точки истории, до сцены в больнице, где я оставила Ведерникову.
– Ну что тебе сказать? Подлец он. Использовал тебя. А ты дура. И я дура.
Олейникова была неспособна конструктивно подойти к вопросу, поскольку переживала очередную драму на охоте. Женатый не на ней Ваня вплотную занимался засопливевшими детьми и не появлялся на любовном ложе уже неделю. Светка легче справлялась с проблемой неявки, если выстраивалась параллель между ее и моими проблемами. Поэтому у Канторовича не было шансов на смягчение приговора. Тьфу-тьфу, не дай бог.
Саша был единственным человеком, с которым я могла реализовать это навязчивое желание говорить, говорить, без конца говорить о случившемся. Но он там, а я здесь. Несколько раз он возникал в моей телефонной трубке – всякий раз не вовремя, вернее, в тот момент, когда рядом вырастали любопытные уши Островской хорошего чебурашечьего размера. Я тут же вылетала в курилку, забывая сигареты или зажигалку. Стояла, прижавшись к стене, вдавливала в ухо телефон, боясь пропустить каждое слово, чиркала колесиком до волдырей на большом пальце или умучивала невинную сигарету до смерти, не имея возможности ее запалить.
Он всегда спешил:
– Алена, как дела? Быстро говори!
Я быстро говорила – про то, как встречалась с Аней, про больницу и Настю, про то, что пишут в газетах.
– Ты молодец. Слушай, я совсем забыл – я же тебе денег должен. Тебе позвонит мой финансовый директор, у него есть распоряжение. Сумму ему сама скажешь.
Ну уж нет. Пусть лучше будет должен.
– Приедешь, золотыми рудниками отдашь, – решила я пошутить.
Он не оценил шутки.
– Ну да. Вопрос, когда и к чему я приеду, если так дальше будет продолжаться… Империя в огне, твою мать!
Я пыталась понять, что там на самом деле у него происходит, но он отделывался кратким:
– Пока решается. Адвокаты работают.
И про Аркадия говорил сухо:
– Все то же. Вчера глаза открыл. Аня уверена, что он ее узнал. Сегодня опять лежит, молчит…
О бизнесе я даже боялась спрашивать. Все и так было понятно из новостей – проект с GoldenPlaces повис в воздухе.
Он не звонил уже неделю. Я уже неделю не расставалась с трубой – даже в редакционный туалет мы ходили вместе.
А меня распирало. В кино слабохарактерные преступники идут сдаваться только потому, что невыносимо хочется с кем-нибудь поболтать о старушке-процентщице. Да хоть с прокурором. Французским. Прокурор бы точно выслушал меня заинтересованно. После чего незамедлительно сунул бы свой пистоль в кобуру и вылетел в сторону Рублевки.