Фехтмейстер - Владимир Свержин

— «Однажды мне сказали, что эта дорога ведет к океану смерти. С тех пор мне встречаются только кривые, глухие тропы». Владимир Николаевич, мы все движемся к гибели. Я, конечно, не прорицатель, как Распутин или ваша госпожа Эстер, но все эти откровения лежат на поверхности. Готов поспорить, вы желаете говорить со мной об ответственном министерстве и о прочих либеральных благоглупостях, которыми пестрят нынче страницы продажных газет, вроде этой «Русской вести». Скажите честно, господин Родзянко надоумил вас снова затронуть эту тему? Он ведь, если память мне не изменяет, тоже конногвардеец?

— Память вам не изменяет, ваше величество. Однако я желал поговорить о «либеральных благоглупостях», как вы изволите сие именовать, по собственному почину. Ибо у меня есть занятная идея, которая может быть вам интересна. Что же касается господина Родзянко, нынче с утра он звонил и просил вашей аудиенции.

Майор фон Родниц сидел за массивным столом красного дерева и читал сводки наблюдателей и сведения полковых разведывательных команд. Население в этих местах не жаловало русских. Впрочем, и австрийцев оно тоже недолюбливало. Здесь в Буковине героями народных легенд всегда были лихие опрышки — разбойники, которые, живя в горных чащобах, грабили всех, кто попадал им под руку, искренне почитая их богачами-кровопийцами. С видимым удовольствием жители окрестных городов и деревень сообщали разведчикам о неисчислимых воинствах русских, которые открыто готовились к великой битве.

Правда, в представлении здешних диковатых лесорубов и козопасов всякое подразделение больше ста штыков уже считалось огромным, а ежели речь шла о тысячах, то, уж конечно, несметным. Все это майор Родниц, начальник разведки 7-й армии императора Франца-Иосифа, прекрасно знал и учитывал. Однако в последние дни у русских действительно было замечено какое-то непонятное оживление, и ему необходимо было скорейшим образом выяснить, с чем оно связано.

Пока что заваленные снегом Бескиды надежно охраняли армию от внезапного удара. Но время всегда было обоюдоострым оружием, и мысль о том, что, едва растает зимний снег, 7-я армия может получить себе на голову изрядно окрепшего за зиму врага, очень не радовала начальника армейской разведки. Он бы дорого дал, чтобы получить внятную информацию о планах русских, но, увы, никакой возможности добыть таковую пока не представлялось.

Фон Родниц обвел взглядом стены кабинета, будто стремясь прочесть на них ответы на мучившие его вопросы. Стены не оправдали ожиданий разведчика. Совсем недавно этот стол, и комната, и фотографии, и диплом в изящной резной рамке принадлежали одному из двух местных адвокатов. Стремясь избежать службы в строевых частях, ловкий правовед пошел добровольцем в ландштурм и остался письмоводителем при новом хозяине кабинета. Несмотря на это, для майора фон Родница этот дом оставался чужим, и стены помогать ему не желали.

Дверь открылась без стука, адвокат Томаш Дембицкий, вернее, теперь уже лейтенант Томаш Дембицкий, хорошо упитанный коротышка, боком вошел в кабинет, прижимая к чреву несколько бутылок пива.

— Ришар, — письмоводитель всегда называл фон Родница на свой польский манер Ришаром, а не Рихардом, — я вот тут принес. Один из моих старых клиентов…

Майор хмуро поглядел на подчиненного — штатский дух из него нельзя было вытравить ни дустом, ни каленым железом.

— Ну что ты такой хмурый, Ришар? — продолжил бывший юрист, на минуту запнувшись под взглядом начальника. — Это хорошее пиво. Из Лембурга. — Томаш Дембицкий поставил запотевшие холодные бутылки одну за другой на стол. — Да, кстати. Там к тебе какие-то солдаты приехали.

— Приезжает бабушка на именины, — хмуро отозвался начальник армейской разведки. — Солдаты прибывают.

Потомственного военного немало раздражал и тон бывшего адвоката, и его манера держаться запанибрата. Но следовало признать, что в округе господин Дембицкий был человеком известным и почитаемым, и если требовалось что-то разузнать или достать, то легче было обратиться к нему, чем следовать путем, предписанным в уставе.

— Хорошо, прибыли. Как скажешь, — беззлобно согласился юрист. — Главное, что они ждут внизу. — Томаш получил хорошее образование в самой Вене и отлично знал, что с начальством следует ладить, каким бы ни было это начальство и какие бы странные требования ни предъявляло. — Я обещал солдатам доложить об их приезде, вот и докладываю.

— Зови! — убирая пиво под стол, скомандовал Родниц.

Пришедший на смену адвокату «солдат» оказался пехотным фендрихом[19], о чем недвусмысленно свидетельствовала серебряная звезда в углу его воротника. Заученно козырнув, он начал рапортовать, каждым словом проливая бальзам на измученную общением со штатскими штафирками душу майора фон Родница.

— Господин майор, сегодня в 11.32 утра в районе селения Лешич передовым отрядом 2-го тирольского батальона горных стрелков был подбит заблудившийся в тумане русский самолет-разведчик «Ньюпор» 4-й модели. Аэроплан приземлился южнее Лешича, но при посадке загорелся и выгорел дотла. Экипаж «Ньюпора» составляли пилот капитан Васильев и, — фендрих сделал паузу, набирая в грудь побольше воздуха, чтобы сообщением ошеломить начальника армейской разведки, — генерал-квартирмейстер Юго-Западного фронта русских генерал-лейтенант Мартынов.

— Что?! — Фон Родниц вскочил с кресла, затем, внезапно чувствуя слабость в ногах, опять плюхнулся на сиденье. — Это что, правда?

Лицо фендриха просияло от гордости за себя, за Тироль, за славных горных стрелков и всю доблестную армию императора Франца-Иосифа.

— Так точно!

Не спуская глаз с докладчика, майор нащупал под столом одну из пивных бутылок и снова выставил ее на стол.

— Они здесь?

— Так точно! — Фендрих щелкнул каблуками.

— За это стоит выпить, господин лейтенант!

Рихард фон Родниц был сыном офицера и внуком офицера. И с тех пор, как в XIII веке первый из его достоверно известных предков получил в нераздельное владение замок Родниц в Гольштейне, все его пращуры с оружием в руках сражались за королей, герцогов и императоров.

Однако те, кто знал Рихарда фон Родница лет десять или чуть более тому назад, могли поклясться, что их знакомец не имеет никакого отношения к военной службе.

Тогда Рихард фон Родниц числился скромным коммивояжером в известной компании, производившей и продававшей знаменитые на весь свет швейные машинки «Зингер». Компания была американской, и лишь немногие знали, что большая часть ее капиталов принадлежит кайзеру Вильгельму.

В те годы скромный коммивояжер, такой же, как и многие другие, на своей повозке от города к городу, от села к селу объехал всю Подолию и немалую часть Галиции, везде демонстрируя отменное качество предлагаемого товара, а попутно скрупулезно фиксируя состояние дорог, количество и качество мостов, расположение воинских частей и многое-многое другое.

Доводилось ему бывать и в Санкт-Петербурге, куда стекалась добытая информация от множества его коллег. Там, в российской столице, в десяти минутах ходьбы от главной императорской резиденции, на Невском проспекте находилась штаб-квартира русского представительства компании «Зингер». Жители и гости столицы, с восхищением глазевшие на венчающую здание статую Атласа с земною твердью на плечах, и представить себе не могли, что именно там находится передатчик, снабжающий германский Генеральный штаб бесценными сведениями. Тогда, бывая в Петербурге и читая российские газеты, фон Родниц впервые услышал о громком скандале, произошедшем между председателем совета министров Коковцевым и генерал-лейтенантом Мартыновым.

Уже позднее, когда перепавшее ему наследство позволило Рихарду перебраться в Австрию, он время от времени вспоминал о педантичном российском генерале, пытавшемся, как говорили русские, «плетью обух перешибить».

В ведомстве Макса Ронге опытный разведчик немецкой школы пришелся ко двору, теперь же судьба и вовсе широко улыбнулась начальнику разведки 7-й армии.

«Все же есть Бог», — прошептал он, откупоривая холодящую ладони бутылку.

— Прозит, камрад!

Барраппа глядел на тяжелую железную дверь с такой ненавистью, что казалось, еще немного, и она начнет плавиться. У него на родине старые мастера, обучавшие голоногих мальчишек тайнам боевого искусства, взглядом могли двигать булыжники. Он сам был свидетелем, когда семеро почтенных мужей, взявшись за руки, усилием воли обрушили утес, преграждавший дорогу разлившейся в сезон дождей горной реке. Сам он подобной силы еще не имел. Хотя заставить повиноваться среднего человека, или, скажем, остановить прямым взглядом мчащегося коня, мог и он. Но железная дверь оставалась непоколебима, и только редкие шаги за нею заставляли думать, что мир еще не вымер.