Чернила и перья - Борис Вячеславович Конофальский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- О Боже! – только и вымолвил Фейлинг.
- Ну, так вы о том не грустите, - говорит ему генерал. – То вам хороший повод скорее выздороветь и навестить графа и графиню в Ланне, – «А заодно привезти ей денег, она всегда в них нуждается».
- Ах, как вы правы! – воскликнул Хуго. – Да, конечно. А пока я напишу ей.
- Конечно, пишите. Пишите в Ланн, - кивает барон. – Уверен, она будет рада письму от вас.
***
Он не мог не посетить второго героя, который также пострадал в тот злополучный день, и посему после главы фамилии Фейлингов отправился к молодому человеку, которого знал уже давно.
По той комнатушке с маленьким окном, простой мебелью и узкой кроватью, что отвели Курту Фейлингу, генералу стало понятно, что ветвь рода, к которой принадлежит Курт, не самая влиятельная.
- О, господин барон! – молодой Фейлинг чуть приподнялся на локте, и генерал сразу понял, что этот человек в той схватке получил раны неизмеримо более тяжёлые, чем старший представитель этого рода.
- Друг мой, поменьше двигайтесь, - строго наказал ему Волков, увидав замотанную бинтами грудь молодого человека, – а на бинтах тех имелись бурые пятна.
«Со дня нападения сколько времени уже прошло? Месяц! А у него ещё грудь кровоточит. Вот уж кому досталось в том деле!».
Генерал садится прямо на край кровати раненого.
- Да, доктор говорит то же самое, ещё говорит не кашлять, - тихо рассказывает ему Курт. – А как не кашлять, когда все время хочется откашляться?
- Раз доктор говорит – так выполняйте, - барон приподнимает одеяло и рассматривает тело молодого человека. – Вижу, ваши раны ещё очень тяжелы.
- О нет, теперь я уже иду на поправку… А вот когда меня сюда привезли, так я уже дышать не мог, бросили здесь, думали, что я не жилец уже… Думали, умру скоро, может, уже ночью, а я стал спать, и спал день за днём, и во сне мне и стало получше, – рассказывал молодой человек. - И вот уже говорить могу, и кровь изо рта не льётся, как поначалу.
- Да, - генерал понимающе кивает и прикасается к руке юноши, - вижу, потрепали вас тогда негодяи. Ничего из того утра не помните?
И тут Курт и говорит ему виновато:
- Ничего толком не помню… Да как тут вспомнить, лезли люди в карету, я их кинжалом бил, они меня мечами, а ещё над ухом из пистолета выстрелили, так я тем ухом до сих пор ещё нехорошо слышу, а потом дымом всю карету заволокло, да графиня кричала… А я всё кинжалом отбивался… Вот и всё, что было… Уж извините, господин барон, не помню.
- Ну и ничего страшного, то дело случая и привычки, - улыбается Волков, снова похлопав юношу по руке, - вы молодец, Курт, не зря я вас просил присматривать за графом и графиней, вы своё обещание сдержали. Сделали всё, что смогли, и уберегли их.
Волкову нравился этот молодой человек. Наверное так же, как раньше нравился ему Максимилиан Брюнхвальд, который последнее время даже на глаза барону не показывался. Исчез, как будто не было его вовсе.
- Господин барон, – обратился к нему Курт, видя, что Волков задумался.
- Да, друг мой.
- Вы привели солдат?
- Привёл, привёл, - отвечает генерал.
- Надеюсь, будет подлецам Маленам отмщение, - удовлетворённо произнёс молодой Фейлинг. – И, надеюсь, уже сегодня или завтра.
- Сегодня? Завтра? – тут барон засмеялся. – Неужто вы думаете, что я поеду по городу и буду всем попавшимся мне Маленам сносить головы? Буду штурмовать их резиденции, устраивать в городе драки на улицах, поджигать дома?
- Но… - начал было Курт.
А генерал опять прикасается к его руке:
- Нет-нет, друг мой… Месть, как и ростбиф, нужно готовить неспеша, мясо должно «настояться», иначе испортишь всё удовольствие. Пусть эти крысы ждут ответа. Пусть боятся, сидя в своих норах, с хорошей стражей и забаррикадировав лишние двери. Пусть сидят и гадают, кому из них я отрежу голову первому. А ещё, дорогой мой герой, мне не хотелось бы прикончить невинного Малена, оставив виновного в живых. Так что… пусть ждут. Но об этом, - тут он поднёс палец к губам, - никто знать не должен, только вы и я.
- Конечно, - понимает его молодой человек.
Волков привёз сюда, в Мален, одну ценную вещицу. У него было таких две. Это были серебряные цепи искусной работы с медалью в виде герба Ребенрее, обеими его одарил курфюрст. И вот одну такую цепь он и привёз с собой. Теперь он уже знал, кто заслужил её более других. Но, сидя в этой комнатушке, которая больше подходила кому-нибудь из старших в доме слуг, он подумал, что для этого молодого человека надобно сделать что-то большее. И… не дал ему этой почётной награды. Он ещё немного поговорил и вскоре покинул дом Фейлингов.
А когда уже садился в карету, то подозвал к себе одного из сержантов и, протягивая ему талер, наказал:
- Рынок здесь рядом, через две улицы, езжай купи хорошей говяжьей вырезки, а ещё вёдерный бочонок хорошего вина, возьми токай, или порто, или что-то сладкое, и привези сюда, скажешь, что это подарок от барона Рабенбурга Курту Фейлингу.
А отдав распоряжение, после поехал ко дворцу епископа.
Глава 30
Отец Бартоломей, может и показательно, был одет легко, по-летнему, в простую серую сутану из грубого льна. Такая сутана была по рангу простому монаху, а никак не епископу: ни шёлкового пояса, ни кружев, медное распятие на простом шнурке, из всех богатств лишь один золотой перстень с рыбами среди перстней оловянных, этого перстня Волков на его руках не видел ещё; ну, ещё хорошие мягкие туфли были на ногах одного из самых влиятельных и богатых людей графства.
- Наслышан, наслышан о ваших победах, друг мой, - приговаривал епископ, встречая генерала, а после того, как тот целовал его новый перстень, сам поцеловал Волкова в щёки двукратно. А потом, отводя его к креслам у большого окна, стал просить: – Ну, расскажите, как
