Одинокие души - Эшли Дьюал

Иногда мне удается дать правильный ответ, отыскать истину, но выходя из одного вакуума, я попадаю в другой, который ещё меньше, ещё крошечней. Опять пытаюсь выбраться. Тщетно. Меня вновь закрывают в новом помещении, вновь откачивают воздух, вновь требуют ответов.

Под конец кислорода в моих легких не остается, и я задыхаюсь.

Из ванны выхожу пропаренная, уставшая. Через силу сажусь за уроки: переписываю конспект Трубецкой и читаю физику. Абсолютно не отмечаю смысла в словах, но продолжаю пробегать глазами по тексту.

Закончив, иду на кухню и готовлю ужин.

Затем плетусь обратно в свою комнату и обессиленно падаю на кровать. Тут же спину слегка обдает жаром. Но это такая мизерная боль, что я не отдаю ей должного внимания. Выключаю лампу, смотрю в потолок и наблюдаю за тем, как свет исчезает, превращая бежевые обои в серые, затем в темно-синие, а после — в черные.

Так бы всегда чувствовать время, чувствовать, как оно тянется, чувствовать, как оно медленно плетется за нами, за вечно бегущими людьми.

Но это глупая иллюзия для тех, кто считает, будто у него на всё хватит часов, дней, месяцев. На самом деле время идет с такой дикой скоростью, что правильным было бы лишь ужаснуться и попытаться не упустить ни секунды.

Я так и вижу перед глазами табло. На первом месте дни, которые тянутся безумно долго. Затем часы, минуты, секунды. И лишь миллисекунды заставляют задуматься, показывая, как цифры в бешеном ритме сменяют друг друга.

Вот я лежу на кровати, смотрю на это табло, а время идет. Бежит. Несется. Никого не ждет.

Чего же тогда жду я?

Не знаю. Переворачиваюсь на бок, и закрываю глаза. Возможно, я жду, что решение само собой свалится мне на голову. Что прощение снизойдет с небес, а вина таинственным образом испариться.

Эти мечты лишь доказывают, насколько я неспособна сейчас справиться с существующими проблемами. Я подросток. Ребенок. Я могу лишь жаловаться, сетовать и пенять на судьбу. Что вы от меня хотите? Чего ждете?

Я совершила ошибку, натворила кучу глупостей, но ведь дети всегда ошибаются. Им можно простить оплошности. Можно закрыть глаза на частые промахи. Можно!

Тогда почему внутри что-то рвется наружу? Почему так плохо?

Я сворачиваюсь в клубок, и беззащитно зажмуриваюсь.

Не считаю себя верующей, но мне кажется, что когда-нибудь я отвечу за свои ошибки. В жизни на удивление часто действует правило «бумеранга». Если ты причинил кому-то зло, оно непременно к тебе вернется. Возможно, сейчас, возможно, чуть позже. Но рок никого не обойдет стороной, так как равновесие и справедливость — есть гарантия нашей жизни. Иначе, все бы мы уже давным-давно сошли с ума от бессмысленной свободы и безнаказанности.

Кто знает, может, уже сейчас рок навис надо мной, и я расплачиваюсь за свои ошибки.

Я одна. Я одинока. Никого нет рядом, и никто мне не поможет. А даже тот, кто захочет — не сможет этого сделать, так как мои ошибки непростительны. На них нет оправдания, следовательно, нет и способа помочь.

Выходит, моя расплата заключается в одиночестве. Мне предстоит справиться со всем без чьей-либо опоры, самостоятельно. И это самое сложное, так как чувствовать себя чужим и ненужным очень больно для любого человека.

Даже для меня.

Глава 12. Фальшивка

Я плачу. Я сильно плачу, трясусь, дрожу, не могу контролировать себя. Вытягиваю вперед руки и крепко прижимаю к себе Лешу.

— Нет! — прошу я. — Пожалуйста, не надо!

— Рано или поздно это со всеми происходит.

— Но не с тобой.

— И со мной тоже.

— Но почему?

— Потому что пришло время, — Астахов поглаживает мою спину. — У нас есть ещё несколько часов.

— Несколько часов? — ужасаюсь я. — И ты так спокойно об этом говоришь?

— А как я должен говорить?

Парень отстраняется, и серьёзно смотрит мне в глаза.

— Будь сильной, — приказывает он.

— Но я не могу.

— Ты должна.

— Леша, я… — Астахов уходит. Внутри всё сжимается. — Нет, — шепчу. — Нет! Постой. Подожди! — друг отдаляется от меня всё дальше. — Не покидай меня. Пожалуйста!

— Кобра, — я испуганно вздрагиваю и вижу перед собой маму. Она в черном костюме, бледная, и она только что назвала меня по прозвищу. — Пойдем со мной.

— Куда?

— Пойдем.

Мама тянет меня к каким-то длинным, бесконечным столам. Вокруг них скопились люди, в основном женщины. Они режут фрукты, овощи, колбасу. Раскладывают на тарелки бутерброды, грибы и канапе.

— Помогай, — приказывает мама, уходит, и я сглатываю. Вытираю слезы, осматриваюсь. Вдруг вижу вдалеке Киру. Бегу к ней.

— Эй, — я едва не врезаюсь в блондинку. Та пьет виски из чашки. Кажется, это мамин любимый сервиз. — Мы должны что-то придумать!

— Ты чего такая нервная? — удивляется подруга. — Давай лучше выпей со мной, расслабься.

— Да, не собираюсь я расслабляться!

— Господи, Лия. Утихомирь пыл. Что никогда не была на похоронах?

— Очнись! — визжу я. — Это Лешины похороны! Леша скоро умрет!

— И что? Все умирают.

— Издеваешься?!

— Милая моя, — Кира отставляет чашку, кладет мне на плечи холодные руки. — Ты ничего не сможешь сделать. Такова жизнь.

— Нет!

Я сбрасываю ладони подруги, бегу как можно дальше от неё. Натыкаюсь на маму, резко поворачиваюсь к ней спиной и несусь в сторону актового зала. Тут тоже много людей. Мои одноклассники сидят на предпоследнем ряду, Трубецкая машет рукой, подзывает меня к себе. Я нехотя приближаюсь.

— Мне так жаль, — протягивает она, и жалостливо улыбается. — Астахов ведь был твоим другом.

— Почему был?

— Как почему? Он ведь скоро умрет.

— Не правда, — я глубоко втягиваю воздух, и испуганно прикрываю глаза. — Нет, он не умрет. Нет, нет.

— Ну чего ты сопротивляешься? — удивляется Марина. — Людям свойственно уходить.

— Замолчи.

— Законы природы не перепишешь.

— Замолчи.

— Такова его судьба.

— Замолчи!

Я зло размахиваюсь, хочу ударить Трубецкую по губам, но тут мою руку перехватывают. Растеряно поворачиваю голову в сторону.

Макс.

— Ты чего? — недоуменно протягивает он, сжимая мою кисть. — Опять взялась за своё? Да? Решила подраться?

— Нет, — оправдываюсь и горблюсь. — Нет, я не хотела.

— Хотела. Ты собиралась ударить её.

— Но она плохо говорит о Леше!

— И что теперь? Из-за этого она заслуживает того, что ты собиралась сделать?

— Максим, — беззащитно протягиваю я, и тянусь к парню. — Максим, что же мне делать?

— Не надо, — он отстраняется. — Не прикасайся ко мне.