Питер - Шимун Врочек

Мне нужен преемник. Наследник. Иначе, случись что со мной, всё, за что я боролся долгие годы, полетит в тартарары.

И это будет полный и окончательный конец.

Зазвонил телефон. Кто там ещё? Мемов посмотрел на панель селектора. Огонёк зажегся под лампочкой «Нев.» Невский проспект. Значит, Орлов.

Всё ещё погруженный в свои мысли, Мемов рассеянно взял трубку, приложил к уху:

— У аппарата.

Но услышав голос в трубке, выпрямился. Вся расслабленность слетела с него, как никогда не было. Голос в трубке принадлежал человеку, который должен быть уже давно мёртв.

Голос негромкий, низкий, с лёгкой хрипотцой произнес:

— Мы в прошлый раз не договорили, генерал.

Мемов выпрямился. Резко махнул рукой адъютанту: сюда. Быстрее!

— Иван, — сказал генерал. — Ты, возможно, удивишься, но я рад тебя слышать.

— Ещё бы, — на той стороне провода усмехнулись. — Не часто приходится отвечать на звонки с того света, верно, генерал?

Адъютант подбежал, подобострастно задирая голову и заглядывая Мемову в лицо, как собака. Да где же вас таких набирают, в сердцах подумал Мемов. Жестами показал: «Дай, чем писать».

— Верно, — сказал Мемов. — Орлов с тобой?

— Рядышком. Он сейчас не может подойти к телефону. Вы уже его извините, генерал.

— Он жив? — А вот это важно. Если Иван убил начальника СБ, значит, он не собирается идти на переговоры. Если Орлов жив, то возможны варианты.

Пауза. Долгая-предолгая пауза.

— Живее всех живых. За кого вы меня принимаете, генерал? За себя? — Пауза. — Или за Сазонова?

Мемов поморщился. Удар не в бровь, а в глаз. Убрать Ивана — это было ошибочное решение. Но ещё большей ошибкой было не довести дело до конца. Кто-то за это ответит. И я знаю, кто.

Бестолковый адъютант принес наконец фломастер и бумагу. «Придерживай листок», — показал жестом генерал, взял фломастер. Зубами выдернул колпачок. Написал «М». Зелёный цвет закончился, кончик фломастера сухо заскреб по бумаге. Мемов в сердцах отшвырнул фломастер. Адъютант присел от испуга. Идиот. Мемов показал на стол — «Карандаш, быстрее! Ну же!».

— Я принимаю тебя за тебя, Иван, — сказал Мемов совершенно спокойно. — Что ты собираешься делать?

Адъютант подал карандаш. Наконец-то. Уволю к чёрту. Отошлю нужники чистить. Мемов быстро написал: «Меркулов на Невском. Орлов захвачен. Блокировать станцию. Ждать моего приказа. Секретно». Махнул рукой — быстрее. Пригрозил кулаком, чтобы дошло. Адъютант побелел и убежал.

— Я слушаю, Иван, — сказал Мемов, глядя, как спина адъютанта исчезает в двери.

— Хорошо, — сказали в трубке. — Вы, думаю, уже отправили людей на Невский. Но пока они сюда доберутся, у нас есть минут десять. Так что можем поговорить… не торопясь.

Вот хладнокровный сукин сын, подумал Мемов с невольным восхищением. Почему ты не со мной, Иван? Почему? Вместе мы бы горы свернули.

Сазонов вышел от генерала, остановился у стены, достал из внутреннего кармана школьный пенал из синего пластика, открыл и выбрал самокрутку. Осталось две, дальше придётся опять трясти Фарида. Не хочется, но что делать. Ха-ха.

Пальцы дрожали, когда он вставлял самокрутку в зубы. Похлопал по карманам, нашёл зажигалку.

Из автоматного патрона. Сазонов усмехнулся. Когда-то зажигалка принадлежала Ивану. Всё, что было твоим, командир, стало моим. Или — станет. Он чиркнул раз, другой… Искры. Искры. Огонёк. Прикурил, торопясь и обжигая пальцы.

В последний момент едва не сломал сигарету. Издёргался, терпения уже не хватает. Надо лучше себя контролировать.

Лёгкие наполнились тёплой, густой, синюшной марью. В голове вдруг вспыхнул, проклюнулся и расцвел ярко-красный цветок. Алый, как кровь. Сазонов держал дым в лёгких, а цветок распустил мясистые лепестки в его голове. Стало легко. Хорошо. И просто так, как нужно.

Словно, пока он не закурил, часть головоломки «Вадим Сазонов» отсутствовала, а теперь вместе с первой затяжкой встала на место. Щёлк.

И он теперь целый.

Спокойствие.

Сазонов спрятал пенал в карман плаща. Надо будет связаться с Фаридом, чтобы достал ещё веганской травки. Веганцы не дураки, оказывается. Мыслил он теперь расслабленно и четко.

До этого момента, в разговоре с Мемовым, он ощущал, как сгущается в голове туман, заволакивает, путает мысли. Сазонов даже сбился пару раз, застав генерала посмотреть на него с удивлением. Сейчас, после сигареты, ясность в голове установилась такая, что хоть в футбол там играй.

Вперёд. Обдумать, принять решения, пока четко мыслишь.

С Постышевым нужно провернуть какой-нибудь несложный трюк. И ещё Таня… Сазонов ухмыльнулся. Не то чтобы она была ему так уж интересна как женщина, но… Таня когда-то была невестой Ивана. А это, согласитесь, уже совсем другое дело. Всё, что принадлежало Ванядзе, стоит внимания. Сазонов снова затянулся, медленно — мелкими порциями — выпустил дым. Дым изгибался, плыл красиво и изящно. Глупо, конечно, светиться с травкой у штаба Мемова, но сегодня был трудный день. У меня всё получится, подумал Сазонов.

Он бросил окурок, наступил каблуком. Это следы. Но мне плевать на следы. Сазонов шагнул вперёд… и практически столкнулся с выскочившим из двери адъютантом Мемова.

— Пропустите!

— Что случилось? — спросил диггер.

Адъютант попытался обойти его, но Сазонов плавно, почти незаметно сместился, чтобы перекрыть ему путь. Адъютант был новенький, молодой, совсем зелёный. Против диггерских навыков Сазонова у этого сосунка не было и шанса.

— Мне… пройти…

— Я могу помочь, — сказал Сазонов. Улыбнулся — как бегунец одинокому щенку Павловской собаки. Улыбка хищника при виде поджатого хвоста жертвы. Чутьё Сазонова на людские слабости редко его подводило. Но сейчас он рисковал — и сильно.

Он чувствовал, что это что-то важное. Шанс. Если нет, то я нарываюсь на крупные неприятности. Генерал этого так не оставит.

Адъютант в отчаянии попытался протиснуться, но обойти Сазонова не смог.

Тот в последний момент едва заметно смещался и перекрывал юноше путь. Самодвижущаяся стена.

— Это… срочно!

— Я понимаю, — мягко сказал Сазонов. Глаза его в темноте блеснули. — Что приказал генерал?

Глаза адъютанта забегали. Он отчаянно вздохнул, ища выход.

— Мне нужно отнести записку…

— Какую?

— Пропустите! Я… нельзя!

— Да ты её потерял. У тебя в руке ничего нет, — сказал Сазонов. Ну, давай, купись. — Посмотри, дурачок.

Адъютант засомневался, наклонил голову, поднял руку (левая, отметил Сазонов), раскрыл ладонь…

Момент истины.

Там лежала записка. Смазанное движение. В следующее мгновение адъютант сомкнул пальцы. Быстро, как только мог. Но в кулаке ничего уже не было.

Сазонов держал в руке листочек. Командир диггеров пробежал записку глазами, затем ещё раз. Разжал пальцы, листок начал падать, планируя. Сволочь! — подумал адъютант, бросился, принялся листок ловить — поймал и, чуть уже не плача, побежал вперёд.

Мальчик купился.

А я быстрый, подумал Сазонов.

…Через полминуты Сазонов знал всё, что будет делать дальше. Он остановился, проверил ещё раз. Должно сработать. Чутьё не подвело его и сегодня. Риск того стоил.

Он пошёл дальше, ускорил шаг.

Иван жив.

И он на Невском.

Тра-ля-ля-ля. Бато-ончики.

Сазонов быстро пробежал платформу, спрыгнул на пути. В одной из каморок под платформой Адмиралтейской находилась их временная база. Сазонов распахнул дверь, в лицо ударило вонью дешёвого пойла и немытых тел. Сазонов поморщился. Затем подошел и толкнул ботинком бесформенный ком тряпья, воняющий перегаром.

— Пшёлнах, — сказал ком, перевернулся на спину. Выглянула помятая небритая морда. — Чё надо?

Сазонов улыбнулся.

— Гладыш, хватит спать! По-дъём! У нас появилось дело.

Уберфюрер показал на циферблат больших белых часов с чёрными цифрами.

— Десять минут, — сказал он одними губами. Иван кивнул, переложил трубку к другому уху, зажал плечом.

Написал на листке: «М. засуетился», показал Уберу. Скинхед хмыкнул.

— Итак, генерал. Поговорим?

— Что ты хочешь, Иван?

— Мне нужны ответы. В прошлый раз я так и не получил четкого ответа. И хотел бы, если вы не против, генерал, получить его сейчас.

— Спрашивай. С удовольствием отвечу на любой твой вопрос. Тянет время, понял Иван. Впрочем, мы это предвидели.

— Я хочу знать — зачем всё это было? Эта кража, это убийство? Эта война?

Генерал помолчал.

— Как мне тебя убедить, Иван? — произнес он наконец. — Что бы я сейчас ни сказал, ты мне, скорее всего, не поверишь. Но знай: я сделал то, что считаю необходимым. От человечества и так осталось слишком мало, чтобы позволить ему разбегаться по отдельным углам. Да, мои методы не слишком благородны. Да, ты прав — кража, убийство, война. Но я не могу позволить никому — ни бордюрщикам, ни Василеостровской, ни кому-либо ещё — отсиживаться в своем углу, пока остальные рвутся изо всех сил к будущему. Мы должны быть заодно, понимаешь?