Алекс - Пьер Леметр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В четверг Тома пришел со своим приятелем Паскалем. Они вместе учились в школе. У него был ужасно глупый вид. Тома поставил меня перед собой и строго на меня посмотрел. Его приятель хихикал. После, у меня в комнате, он тоже хихикал, он хихикал все время. Тома сказал: ты будешь хорошей девочкой с моим другом. Дальше все происходило уже в моей комнате, его друг хихикал, даже когда делал мне больно, он как будто не мог остановиться. Я не хотела плакать при нем.
Камиль хорошо представлял себе, как этот кретин насилует маленькую девочку и хихикает. Должно быть, он воображал себе невесть что — может, даже думал, что делает ей приятно, с дурака станется. Но в целом этот эпизод гораздо больше говорил о Тома Вассере, чем о Паскале Трарье.
— Я так понимаю, разговор не закончен, — сказал Тома Вассер, нетерпеливо постукивая пальцами по колену, — но все-таки уже поздновато. Может, сделаем перерыв, господа?
— Еще буквально пара вопросов, если вас не затруднит.
Тома несколько секунд пристально смотрел на часы, делая вид, что колеблется, но потом все же сдался на милость Луи.
— Хорошо, но давайте побыстрее. Мои домашние уже наверняка беспокоятся.
Он скрестил руки на груди, давая понять: я вас слушаю.
— Я бы попросил вас выслушать некоторые из наших гипотез и внести свои уточнения, если сочтете нужным, — продолжал Луи.
— Прекрасно. Я и сам хочу того же. Нет ничего лучше ясности. Особенно когда дело касается гипотез.
Он выглядел искренне довольным.
— Когда вы начали спать со своей сестрой, Алекс было десять лет, вам — семнадцать.
Вассер с легким недоумением перевел взгляд с Камиля на Луи.
— Мы, кажется, договорились, господа, что вы лишь проверите некоторые свои предположения.
— Именно так, месье Вассер, — с готовностью кивнул Луи. — Речь идет о наших гипотезах, и я прошу вас сказать только о том, не содержат ли они внутренних противоречий… взаимоисключений… и прочего в этом роде.
Тон, которым Луи произнес этим слова, был абсолютно ровным — никакой многозначительности, никаких скрытых намеков.
— Хорошо, — нетерпеливо сказал Вассер. — Итак, что там с гипотезами?
— Первая: вы осуществляли развратные действия с вашей сестрой, когда ей было всего десять лет. Статья сто двадцать вторая Уголовного кодекса, предусматривающая наказание до двадцати лет тюремного заключения.
Тома Вассер профессорским жестом вскинул вверх большой палец:
— Если бы это было доказано, если бы она подала жалобу…
— Конечно, — без улыбки перебил Луи, — это всего лишь предположение.
Вассер был удовлетворен, как человек, который видит, что игра идет по правилам.
— Наша вторая гипотеза состоит в том, что помимо собственных развратных действий вы предоставляли такую возможность в отношении вашей сестры другим. Сутенерство — статья двести двадцать пятая Уголовного кодекса, до десяти лет тюремного заключения.
— Подождите-подождите, — перебил Вассер. — Вы сказали «предоставлял возможность». А вот тот господин — он указал пальцем на Камиля, — говорил, что я ее «продавал»…
— Ну хорошо, скажем так — «сдавал в аренду», — предложил Луи.
— «Продавал», ну это же надо!.. Хорошо, пусть будет «сдавал в аренду».
— Договорились. Сдавал в аренду сначала Паскалю Трарье, школьному приятелю, затем месье Гаттеньо, знакомому владельцу автосервиса, потом месье Масиаку, вашему клиенту — в обоих смыслах, поскольку вы к тому же предоставляли ему в пользование игровые автоматы. Месье Гаттеньо, судя по всему, горячо рекомендовал ваши услуги своему другу, месье Прадери. Что до мадам Занетти, состоявшей с вами в интимной связи во время вашего пребывания в ее гостинице, — она, в свою очередь, порекомендовала такое развлечение своему постоянному любовнику, Феликсу Маньеру, — без сомнения, она хотела сделать ему приятное. Может быть даже, таким путем прочнее привязать его к себе.
— Это даже не одна гипотеза, это целый букет!
— И вы по-прежнему не видите в них ничего общего с реальностью?
— Абсолютно ничего, насколько я могу судить. Но, конечно, определенная логика у вас есть. И даже воображение. Думаю, Алекс от души поблагодарила бы вас.
— За что?
— За труд, который вы взяли на себя, чтобы прояснить картину ее жизни… так рано оборвавшейся. — Он перевел взгляд с одного полицейского на другого и добавил: — Хотя ей уже, конечно, по большому счету все равно.
— Вашей матери тоже все равно? А вашей жене? А вашим детям?
— Ну, это уж слишком!
Теперь он поочередно посмотрел Камилю и Луи прямо в глаза.
— А вы знаете о том, господа, что подобные обвинения, не подкрепленные никакими доказательствами, — это чистой воды клевета? За которую, между прочим, тоже предусмотрено наказание.
* * *Тома мне сказал, что он мне понравится, потому что у него имя как у кота. Это мать его так назвала. Но сам он совсем не похож на кота. Он все время смотрел на меня, не отрываясь, и ничего не говорил. Только улыбался как-то странно, как будто собирался откусить мне голову. Меня еще долго преследовал этот взгляд и это выражение лица…
В этом блокноте Феликс больше не упоминался, но в одной из тетрадей обнаружилась короткая запись:
Кот вернулся снова. Он опять долго смотрел на меня, улыбаясь как в первый раз. Потом он сказал, чтобы я перевернулась. Это было очень больно. Им с Тома не понравилось, что я так громко плачу.
Алекс тогда было двенадцать, Феликсу двадцать шесть.
На какое-то время в кабинете воцарилось напряженное молчание.
— В этом букете гипотез, как вы его назвали, осталось прояснить еще одну, последнюю деталь.
— Ну наконец-то. Давайте и в самом деле закругляться.
— Как Алекс удалось разыскать всех этих людей? Ведь события, о которых мы говорим, происходили около двадцати лет назад.
— У вас, я полагаю, есть гипотеза и на этот счет.
— В самом деле есть. Я понимаю, что вам это не очень нравится, но у нас есть некоторые соображения по поводу событий двадцатилетней давности. С тех пор Алекс сильно изменилась, к тому же мы знаем, что она много раз использовала разные имиджи, разные имена. У нее было достаточно времени, чтобы в деталях разработать план действий. Она очень тщательно организовала каждую свою встречу с каждым из этих людей. Для каждого она разыгрывала свою роль, создавала некий образ, с его точки зрения наиболее привлекательный. Толстая неряшливая деваха для Паскаля Трарье, сдержанная элегантная дама для Феликса Маньера… Но вопрос по-прежнему остается: как ей удалось найти всех этих людей?
Тома повернулся к Камилю, затем снова к Луи, опять к Камилю — как человек, у которого голова идет кругом:
— Но не хотите же вы сказать…
Он сделал паузу, изображая притворный ужас, затем договорил:
— …что у вас нет своего объяснения на этот счет?
Камиль отвернулся. В такие моменты он чувствовал, что у него поистине чересчур изматывающая работа.
— Разумеется, — спокойно произнес Луи, — у нас есть объяснение.
— О! Ну так поделитесь же со мной!
— Точно так же, как мы полагаем, что вы дали месье Трарье адрес вашей сестры и сообщили ее приметы, — мы полагаем, что вы помогли своей сестре отыскать всех шестерых.
— Но прежде чем Алекс прикончила этих людей… Даже если предположить, что я был знаком с ними со всеми, — он предостерегающе поднял указательный палец, словно подчеркивая всю условность такого предположения, — откуда бы я узнал, где они? Ведь прошло двадцать лет!
— Ну, во-первых, некоторые за эти двадцать лет никуда не переехали. А во-вторых, я думаю, что вы всего лишь сообщили Алекс их имена и старые адреса, а дальнейшими розысками она занималась самостоятельно.
Тома с ироничной улыбкой несколько раз соединил ладони, изображая аплодисменты. Затем резко спросил:
— Ну и зачем же мне это понадобилось?
57
Мадам Прево всем своим видом демонстрировала, что не боится противника. Она вышла из народа, никогда не купалась в золоте, одна воспитала двоих детей и никогда не слышала ни от кого ни слова благодарности и т. д. — все эти максимы отчетливо сквозили даже в само́й ее манере абсолютно прямо сидеть на стуле. Она явно настроилась на то, чтобы не дать заморочить себе голову всякими досужими россказнями.
Понедельник, шестнадцать часов.
Ее сын должен был явиться к семнадцати.
Камиль нарочно сделал так, чтобы они не успели переговорить между собой.
В первый раз он увидел мадам Прево в морге на опознании, куда ее попросили приехать. Сейчас ей было предписано явиться, ситуация изменилась, но мадам Прево не признавала разницы — свою жизнь она выстроила как цитадель и теперь полагала себя неуязвимой. То, что она собиралась защищать, находилось внутри. И делать это она намеревалась со всей решительностью. В морге она не стала подходить к телу дочери, дав Камилю понять, что это слишком тяжело для нее. Сегодня, глядя на нее, он сомневался, что она и в самом деле подвержена таким слабостям. Так или иначе, несмотря на ее чопорный вид, непреклонный взгляд, молчаливое сопротивление, все эти манеры несгибаемой женщины, было заметно, что ее впечатлило и место, где происходила беседа, и этот маленький полицейский, ноги которого болтались сантиметрах в двадцати над полом. Пристально глядя на нее, он спросил: