Смертельные друзья - Ник Коулридж

Мы сели на стулья в пустой редакционной комнате. Через стекло видны были спины журналистов.

– Извините, что помешал, – начал я, – надо поговорить. О Бруно Фулгере и вашей фотографии. Дело в том, что нам вчинили иск.

– Я вам обещал неприятности, – ответил Симон. – Я предупреждал.

– Надо было позвонить вам после похорон. Вы тогда обмолвились, что Рудольф Гомбрич устроил вам веселую жизнь.

– Вот именно, надо было. Вы же втянули меня в эту заваруху. Гомбрич говорит, что у него есть способ заставить меня дать показания в суде. Говорит, у меня не будет выбора.

– Боюсь, он прав. Если они припрут вас к стенке, вам ничего другого не останется. А что именно он хочет, чтобы вы заявили? Он объяснил? – Что Анна Грант выкрала эту фотографию из моей студии. Вообще он просил меня самого подать иск против Анны и обещал оплатить все судебные издержки. Я отказался, но он не отставал. Сказал, еще заплатит. Потом начал расписывать, как крепко я влип. А потом Анну убили, так что вопрос закрылся сам собой.

– И тем не менее Гомбрич продолжает на вас наседать.

– Ну да. Теперь он требует, чтобы я дал показания в суде, что это в журнале подали Анне мысль украсть фото.

– Мы этого не делали.

– А мне-то откуда знать! – Он пристально посмотрел мне в глаза. – Я ваших дел не знаю.

– Послушайте, я же чувствую, что вы чего-то недоговариваете. Почему бы прямо не сказать, в чем проблема?

– Ничего я не собираюсь вам говорить, – резко ответил Берио. – Но вы сами подумайте. На сегодняшний день я получаю примерно шесть заказов из «Мира мужчин» в год, вы платите по паре сотен за страницу. Посчитайте – негусто получается. А тут вырисовывается ушлый адвокат и предлагает в десять раз больше только за то, что я разок прогуляюсь до здания суда. Видите, какой расклад? Мне от вас ничего не нужно, просто я ввожу в курс дела. Так сказать, оцениваю возможности.

Он достал сигарету и закурил.

– Похоже на шантаж, – откомментировал я.

Симон Берио нахмурился.

– Послушай, парень, – злобно прошипел он. – Ты меня такими словечками не пугай, ясно? Я только тебе намекаю, что другие фотографы в ваших изданиях сидят на договорах. Имеют гарантированный месячный заработок. Ну и работу, само собой. Мне по душе съемки моды. Я бы согласился на десять-двенадцать полос в месяц.

Он встал.

– Решай сам, парень. Меня не колышет, что ты решишь. Вы, друзья, втянули меня в это говно, вам меня и отмывать. Если решишь сделать мне предложение, номер телефона знаешь.

Он вернулся в офис Спайка и на этот раз уселся перед носом главного редактора.

У меня был билет бизнес-класса на двухчасовой рейс из Хитроу в аэропорт Кеннеди, и я занял место в очереди на регистрацию. Очередь на регистрацию напоминает мне очередь в школе на вакцинацию против гриппа: ты опасливо заглядываешь вперед, дожидаясь, когда придет твой черед, и с беспокойством поглядывая на того, кто уже ее дождался и, довольный, что все позади, с облегчением идет дальше.

Слева от меня послышался какой-то шум, я оглянулся и увидел Яндо в компании смутно знакомых мне молодых людей с горой металлических чемоданов, в которых они таскают аппаратуру. Они спорили с девушкой, сидевшей за стойкой первого класса.

– Сожалею, джентльмены, – говорила она, – но больше ничего сделать для вас не могу. У вас два билета первого класса и два экономических. Я не могу всех вас посадить на места первого класса.

– Слушайте, здесь какое-то недоразумение, – выдвинулся вперед третий помощник Яндо. – Вся команда Яндо всегда летает первым классом. По контракту, понимаете? Что, к черту, творится в этой долбаной «Уайсс мэгэзинз»?

Яндо был с ног до головы одет в черное, штаны из парашютного шелка спускались на мотоциклетные ботинки, длинные рыжие волосы были перехвачены на затылке. Он, прищурясь, лениво смотрел на девушку и позевывал с таким видом, будто не было на свете ничего менее значительного, чем эта мелкая служащая.

– Что думаешь делать, Яндо? – спросил третий помощник. – К черту поездку, а?

– Доплатим, – процедил он, – а если журнал не компенсирует, не отдадим им фотографии, только и делов.

Как только самолет оторвался от земли, я взялся за красное вино. Три маленьких самолетных бутылочки на высоте девять тысяч километров неизменно оказывают благотворное воздействие: пятнадцать минут беззаботности, за которыми следует глубокий сон. Обожаю ощущение отрезанности от мира, которое создается в полете, – в это время никто тебя не побеспокоит ни внезапным вторжением, ни телефонным звонком. В какой-то момент, между первой и второй бутылочками, когда я просматривал «Уолл-стрит джорнэл», мне попалась на глаза заметка об Эрскине Грире. Заголовок гласил: «Корпорация Грира приобретает «Федерейтид Авиэйшн». В заметке говорилось, что компания «Грир аэропейс», входящая в состав конгломерата, база которого находится в Гонконге, рассматривается как наиболее вероятный из пяти претендентов переживающей не лучшие времена американской авиакомпании. «Федерейтид», приписанная к Хьюстону, с капиталом в 2,3 миллиарда долларов, – третья по величине компания отрасли в Соединенных Штатах. Частная корпорация, возглавляемая Эрскином Гриром, ее основателем, включает в себя авиалинию «Транс-Азия эруэйз», страховые компании «Грир Ашуранс» и «Мьючуэл лайф», а также «Грир стар» – линию по производству одноразовой тары, а также сеть отелей «Пасифик Рим» и «Иннз оф хэппинес». Акции корпорации на биржевых торгах на Уолл-стрит в понедельник в виду ожидаемой сделки поднялись с 6.40 до 7.25 пунктов.

Какая жалость, подумал я, что Анна уже никогда не создаст портрета Эрскина Грира. Он сейчас на волне успеха, интерес к нему необычайно высок, и мы попали бы в жилу. Для самого Грира это тоже был бы подарок, он пока еще мало известен в Штатах. Наш вклад в его раскрутку оправдался бы сторицей.

Я уснул, положив голову на руки на откидном столике, и не просыпался до самой посадки, когда меня растолкали. Побег из замка Фулгерштайн, иск Гомбрича, церемония награждений премиями Журнального общества временно отступили на задний план. Пока мы кружили над Квинсом, я тупо смотрел вниз на бензоколонки и кварталы жилых домов. Теперь главное – собраться с силами, чтобы успешно провести операцию по восстановлению прав на рекламу «Мушетт». Кроме того, меня волновало, что Барни пожелал столь срочно со мной увидеться. По телефону голос его звучал довольно безмятежно, но черт знает, что у него за душой.

В общем, я с тяжелыми предчувствиями прошел формальности и ступил на землю свободных людей.

Я сел в желтое такси на стоянке у терминала, и мы двинулись в сторону Манхэттена. Водитель – типично восточной внешности – всю дорогу слушал радио Бруклин-Хинди. Когда я назвал ему место назначения – отель «Пьер», – он молча кивнул и открыл багажник, чтобы я собственноручно уложил туда чемодан. Заднее сиденье выглядело как после ножевой атаки и кровоточило пузырями пены, кое-где спеленутыми черной изоляционной лентой.