Волк среди овец - Джей Брэндон

- Тебе нравится преподавать, я уверен. Может, ты вождь бойскаутов?

Я сумел вывести Остина из равновесия. Он прикрыл глаза, чтобы скрыть злобный взгляд, брошенный в мою сторону. Справившись с собой, он виновато посмотрел на присяжных.

- Нет, - тихо сказал он.

- Ты опровергаешь показания Томми Олгрена?

- Конечно, - твердо ответил Остин.

- В чем заключается ложь мальчика? Он заходил в дом?

- Нет. Я уже говорил, что никогда не заводил никого из детей в дом.

- А мебель, которую описывал Томми, старая софа и несколько складных стульев?

- Нет. Дом был пуст.

- Неужели ты запомнил обстановку всех домов, которые ты посетил в роли агента по продаже недвижимости?

Он колебался, но только секунду.

- Этот дом я предполагал купить, поэтому осматривал более тщательно.

- Можно сказать, что этот дом запал в душу?

- Я бы не употребил таких слов.

- Томми описывает довольно достоверно, не так ли. Остин?

- У Томми очень живое воображение, - бросил Остин.

Я хотел заставить Остина говорить о мальчике. Мне казалось, что в такие моменты голос Остина мягчает.

- Он помнит, как ты переодевался, - предпринял я новый штурм. - Это правда?

Остин в изумлении посмотрел на меня.

- У меня не было в этом доме одежды.

- Так значит, если кое-кто видел тебя подъезжающим к дому в костюме, а покидающим в джинсах и футболке, он ошибается?

Я блефовал, но Остину это было неведомо.

Он нахмурился, пытаясь вспомнить.

- Если только я направлялся на теннисный корт.

- Значит, Томми прав.

- Переодевания он видеть не мог. Я уже говорил...

- Но факт остается фактом. А поездки на машине? Ты куда-нибудь брал его с собой?

- Нет.

- На какой машине ты ездил, Остин?

Его глаза сверкнули. Он учуял подвох.

- Мне кажется, "континенталь". - Он обернулся к присяжным. - В то время было модно экономить, - пояснил он. В ответ никакой реакции.

- Какого цвета была машина?

- Белого. Может, дети помнят. Простенькая машина. - Он облизнул губы.

- А как насчет салона? Какого он был цвета?

- О, я плохо помню, - но тут же поправился. - Темно-бордовый. Внутри была отделка из бордовой кожи.

- Сплошное кресло или одноместные сиденья впереди?

- Думаю, сейчас во всех машинах одноместные сиденья, правда?

- Значит, одноместные?

- Да.

- В машине было что-нибудь особенное, характерное?

Он снова задумался. В его движениях появилась суетливость. Свидетельское место сбивает спесь с самых самоуверенных. Что говорить о лжецах!

- Не думаю, - сказал он.

- Что было между передними сиденьями? Рычаг переключения скоростей? Бардачок?

Остин подался в мою сторону.

- Каким образом эта машина поможет следствию?

- Ты отказываешься от показаний? - уцепился я. - Или не надеешься, в отличие от Томми, на свою память?

- Протестую, - сурово произнес Элиот, как будто вмешивался в драку дворовых мальчишек. Он загородил от меня Остина. - Прокурор бездоказательно выводит клиента из себя, затевая бессмысленный спор. Мы не на ринге.

Элиот тянул время, чтобы Остин мог успокоиться и собраться с мыслями. В мои планы это не входило.

- Протест принят, - механически повторил судья Хернандес.

Элиот неторопливо занял свое место. Не дожидаясь разрешения, я заговорил прежде, чем он сел.

- Что находилось между передними сиденьями твоей машины, Остин?

- Бардачок, - ответил он.

- Что ты там хранил?

- Протестую. Это несущественно, - не удержался Элиот.

Я встал, чтобы возразить.

- Я хочу проверить память свидетеля, ваша честь. Сравнить с показаниями потерпевшего. Я не отклоняюсь от сути.

Я гипнотизировал судью. Мне нужен был положительный ответ. Судья Хернандес скользнул по мне небрежным взглядом, свидетельствующим о том, что он мне ничем не обязан.

- Проверьте на чем-то более существенном, прокурор. Протест принят.

У меня не было времени на эмоции, я перешел к следующему вопросу.

- Ты утверждаешь, что Томми ошибается насчет машины? И лжет про дом, в который вы ездили?

- Да, - ответил Остин.

- Там не было бассейна?

- О каком бассейне, собственно, речь? - невозмутимо спросил Остин, не поддавшись на провокацию.

- А что ты скажешь про мебель в светлых тонах, светильниках на стенах? Там не было бара и ты не наливал себе выпить, а мальчишке кока-колу?

- Я никуда его не возил. Я сел, посмотрел на него проницательным взглядом и спросил:

- Вернемся к показанию мистера Риза.

- Да, - охотно согласился Остин. Эти показания были ему на руку.

- Томми обвинил мистера Риза в насилии.

- Да. Он и меня оклеветал.

- Так почему тебе не пришло в голову оправдаться, подобно ему?

- Что?

- Я имею в виду тест на детекторе лжи?

- Протестую, - сказал Элиот, - считаю это совершенно неэтичным вопросом, ваша честь.

- Наконец господин адвокат вспомнил о существовании права, - поддел его я. - Этика не самый сильный его конек, ваша честь.

Судья Хернандес колебался. Остин сам спас положение.

- Я готов удовлетворить любопытство прокурора, ваша честь, - спокойно произнес Остин и невозмутимо обратился ко мне: - Я собирался пройти тест.

- Что? - Я был ошеломлен. - Кто это может подтвердить?

Остин сам себе устроил ловушку. Я из-под земли вытащу того, кого он сейчас назовет, и заставлю свидетельствовать против Него.

- Я говорил об этом со своим адвокатом, - сказал Остин и уперся взглядом в Элиота.

Даже если Элиот слышал об этом впервые, он и виду не подал. Он в упор рассматривал своего клиента, оставаясь спокойным. Разве только слегка нахмурился. Любой другой в его ситуации подтвердил бы сказанное кивком или расплылся бы в блаженной улыбке. Элиот поступил иначе. По его виду трудно было определить, что он скрывает. У меня не оставалось ни малейшего сомнения в том, что Остин лжет, но доказать ничего я не мог. Он указал единственного человека, которого нельзя вызвать для дачи свидетельских показаний - адвокат защищен законом.

- Адвокат убедил меня, что этот поступок лишен смысла, - невозмутимо продолжил Остин, не отрывая глаз от Элиота. - Ведь результат теста не учитывается на процессе. Я подумал...

- О, перестань! - бросил я. - Это наглая ложь, потому что ты прекрасно знаешь, что Куинна невозможно вызвать для дачи показаний.

- Протестую, ваша честь, - сказал Элиот ледяным тоном. - Прокурор обязан апеллировать к суду, а никак не к свидетелю.

- Не спорьте, - только и сказал судья.

Я решил дожать Остина.

- Кто мешает сделать это сейчас? - задал я вопрос. - Прервемся. Я не буду...

- Протестую. - Элиот казался раздраженным. - Прокурор обязан задавать вопросы, а не вдаваться в досужие домыслы.

- Принимаю возражения, - развел я руками.

- Ваше слово, прокурор, - приказал судья.

Я не сразу решился продолжить. Я пытался быть объективным. На листке, который подсунула мне Бекки, почти все вопросы были зачеркнуты, кроме двух.

Остин уже не выглядел таким самоуверенным, как вначале.

- Ты приобрел дом на Сперроувуд? - спросил я.

Он покачал головой.

- Он мне не подошел.

- Еще бы! Надобность в ловушке отпала! - напирал я. - Томми приручен и использован, хорошо бы теперь остаться чистым перед соседями, не так ли?

Остин поморщился и состроил мину незаслуженно оклеветанного человека.

- Меня больше не интересовала эта недвижимость.

- Ты позже встречался с Томми?

- Нет. Я вообще мало с ним общался.

Я кивнул, удерживая взгляд Остина. Он не отвел его.

- У меня нет вопросов, - смирился я.

Элиот задал пару вопросов, подтверждающих невиновность Остина. Ничего нового. Я не стал предпринимать бесполезных попыток. Покидая свидетельское место, Остину с трудом удавалось сохранять невозмутимость. Я сумел вывести его из равновесия, и всего-то. Малое утешение! Дело не продвинулось ни на йоту.

Трудно было определить, какое впечатление он произвел на присяжных. Оставалось дожидаться их вердикта. Обычно, сравнивая показания ребенка и взрослого, их симпатии оказывались на стороне последнего. Остин был вполне убедителен. А словам Томми противостоял Мартин Риз. Двое взрослых против мальчика.

- Вызывайте следующего свидетеля, - нетерпеливо произнес судья Хернандес, ему явно хотелось быстрее свернуть это дело.

По сложившейся практике допрос обвиняемого обычно откладывается на конец процесса, чтобы его слова запали в душу присяжных. Элиот отступил от правил. Поднялся Бастер Хармони, довольный тем, что наконец получил возможность покрасоваться на публике.

- Защита вызывает Мэйми Куинн, - сказал он.

Я в изумлении уставился на Элиота. Он изучал пылинку на столе, как будто не слышал слов Бастера. Затем поднялся вместе с Остином и обернулся к проходу, по которому двигалась Мэйми, его жена в течение уже сорока лет. Мэйми была женщиной внушительных размеров и вызывала у меня в памяти образ бабушки, одета она была в неизменное платье в цветочек, но оставила дома традиционную шляпу для официальных случаев. Я машинально поднялся при ее приближении. Вместо приветствия Мэйми улыбнулась мне. Увеличенные линзами голубые глаза смотрели на мир открыто и наивно. Она была воплощением душевного спокойствия. Мне так и не удалось уловить реакцию Элиота, зато Бастер не скрывал своей радости.