Свиданий не будет - Фридрих Незнанский

– Представьте себе. Со времен замены овса бензином и керосином цены расти не перестали, – не стал заниматься словесной дипломатией Гордеев. – Но вопрос у меня не столько в деньгах, как в том, что на утренний рейс в Булавинск я, естественно, опоздал, а до вечернего еще уйма времени, и я бы не хотел его терять…

Глядя в темные глаза Егора, Гордеев почему-то предположил, что этот парень догадывается о подлинной причине его просьбы. Господин адвокат надеялся попасть в вялинскую вотчину, не регистрируясь в аэропортовских списках. А возвращаться обратно автомобилем или поездом не очень было с руки по многим причинам. В конце концов все, что можно было сделать в Басаргине, он, кажется, сделал, и даже купил в аэропортовском ресторане две бутылки «Басаргинской крепкой». Правда, «Анисовой» у них не нашлось, а вьетнамская анисовая водка, которую предложили господину адвокату, почему-то ему не подошла.

– Ну, что же, будем думать, – сказал Егор, распахивая дверь в знакомый уже Гордееву кабинет. – Проходите…

Лида тоже не сидела сложа руки. Еще в понедельник она сходила в отдел доставки их почты и выяснила, что всю корреспонденцию им перестали носить после того, как на почту пришла милая девушка и, представившись секретарем юридической консультации, попросила от имени Бориса Алексеевича, якобы уехавшего в срочную командировку, до его возвращения все оставлять в почтовом отделении. Лиде, которая сказала, кто она, довольно большой ворох газет выдали без особых расспросов. Это, конечно, ее немного удивило, ведь даже паспорта не спросили.

Впрочем, когда вечером они с Гордеевым обсудили эту ситуацию, возник еще и вопрос: почему же те, кто арестовал Бориса Алексеевича, не наложили ареста на почтово-телеграфную корреспонденцию и не удосужились проверять его почту. Значит, они были уверены в том, что там не было ничего для них важного?

В конце концов Лида предложила сходить во вторник к Кочерову и потребовать у него ключи от квартиры. Гордеев поддержал эту идею – в ней, ему показалось, есть какие-то надежды…

И вот Лида сидела в коридоре перед кабинетом Кочерова, ожидая, когда он освободится и пригласит ее.

Но Кочеров все был занят, к нему то входили работники прокуратуры, то выходили. Лида пыталась читать газету, но, конечно, у нее ничего не получалось. Тогда она стала убеждать себя, что Кочеров умышленно поступает с ней так, что он подвергает ее пытке ожиданием, похожей на ту, которую мы ощущаем, сидя в очереди к стоматологу. И хотя Лида по молодости лет и по крепости зубов еще не знала по-настоящему, что такое бормашина, она все-таки, живо представив себе Игоря Вадимовича Кочерова в виде страшного зеленолицего субъекта с окровавленными щипцами, даже вздрогнула от отвращения и ненависти.

Она умела разозлиться, и поэтому, когда ничего не подозревавший Кочеров пригласил ее войти, перед ним предстала юная фурия, бледность лица которой передавала лишь то, что она налита белым гневом.

Лида не удостоила Кочерова ответом на вопрос о здоровье (он посетовал на ее бледность) и сразу спросила о вещах, которые были отобраны у отца при аресте и, в частности, о квартирных ключах.

– Все приобщено к делу, – не моргнув глазом ответил Кочеров.

– А ключи-то при чем?! – распаляясь, воскликнула Лида.

– В этом тоже есть следственная необходимость.

– Значит, у вас в руках ключи от нашего жилья, и мне никто не гарантирует, что в него никто не влезет!

– Какие вам еще гарантии! Все вещдоки в сейфе, пакет опечатан.

– Это незаконно. Значит, если я вдруг потеряю свои ключи и обращусь к вам, вы все равно не выдадите мне папин комплект?

– А вы вначале потеряйте.

– Это противозаконно! – с жаром повторила Лида.

– А вот о том, что законно, а что незаконно, проконсультируйтесь у своего адвоката. – Кочеров развалился в кресле, победно глядя на второго человека, который сидел поблизости от стола. – Кстати, что-то я его не вижу? Обычно вы сопровождаете его, а он сопровождает вас.

Лида не знала о неудачном нападении на Гордеева накануне, но сейчас это было даже к лучшему.

– Юрий Петрович не будет унижаться до того, чтобы повторять вам дважды свои законные требования. Но будьте уверены, скоро вам все придется делать по закону.

– По закону? А отец твой все по закону делал?!

– Не тыкайте мне! Я пришла к вам не затем, чтобы выслушивать хамские обвинения! Верните мне ключи от нашего дома!

– Я вам ответил.

– Тогда я буду писать жалобу прокурору!

– Бумагу дать? – издеваясь, спросил Кочеров, протягивая ей белый лист.

Но Лида как ни в чем не бывало лист взяла и полезла в сумочку за ручкой.

И тут неожиданно человек, который доселе неподвижно сидел возле Кочерова, молнией вскочил со своего места и выхватил лист, на котором собралась писать Лида.

– Извините, Игорь Вадимович, извините! – воскликнул он довольно высоким голосом. – Я уже битый час наблюдаю, как вы деликатничаете с этой госпожой, и полагаю, что это пора прекратить!

Лида с изумлением смотрела на кричавшего. Он был явно младше Кочерова и вообще походил на худого долговязого мальчишку. Однако старший следователь не сделал никаких попыток взять инициативу в свои руки. Более того, он бессильно развалился в кресле и слушал, что неслось из уст его непрошеного помощника.

Однако и у Лиды был достаточен запас ярости, чтобы не отступать.

– Что?! – в свою очередь закричала она. – Кто вы такой, чтобы здесь командовать? Я пришла к следователю Кочерову, согласно табличке, которую он привинтил на двери этого кабинета. Я знаю, кто он, и он знает, кто я. А вас я не знаю! Госпожа! – Да, я госпожа, а вы невоспитанный… мальчишка… Она хотела было сказать «мужлан», однако до мужлана этому сопляку, которого действительно соплей перешибешь, еще было расти и расти! Казалось, попадись Лиде этот наглец на улице, она бы ему уши открутила, глаза выцарапала!

«Мальчишка» подействовал. Но не на блюстителя строгости в служебных кабинетах – он только позеленел от злобы. Опомнился Кочеров, правда, лишь для того, чтобы произнести с наивозможнейшей внушительностью:

– Это не мальчик, а следователь нашей прокуратуры Константинов Вячеслав Васильевич.

– Ах вот оно что! – Лида помнила, что Константинов ведет дело Новицкого. Его тетя говорила о его нахальной, наглой манере разговора, об уверенности, с которой он лгал… – Ну и что из этого?! Что, я не имею права написать жалобу прокурору?

– Какую жалобу?! Впрочем, понятно. Каков отец – такова и дочь!

– А какова дочь?! Может быть, вам не нравится, что мой папа научил меня уважать законы, знать их и уметь ими пользоваться?! В отличие от…

– Нет, ты посмотри на нее, – почему-то на «ты» обратился Константинов к Кочерову. – Да мне плевать на то, чего там плел тебе папаша… Яблоко от яблони недалеко катится… Отец здесь блядовал, мамаша – на югах, а дочка – в Москве оттягивается…

Дурнота подкатила к Лидиному горлу, у нее потемнело в глазах, куда-то вокруг нее исчез воздух…

Как сквозь вату слышала она визгливый голос Константинова: «Чего молчишь? Лучше спроси, чем твой отец здесь занимался… Как малолеток трахал… Ты нам еще расскажешь… и Баскакову мы тоже на чистую воду выведем… и лесбиянок ее…»

Но когда Лида услышала фамилию Ларисы Матвеевны, ее вдруг стал душить смех. Она догадывалась, почти знала о том, что у ее отца роман с бывшей однокурсницей, но та ахинея, до которой довизжался Константинов, вызвала у нее истерику. В смехе и в слезах выскочила она из кабинета и побежала, спотыкаясь о расстеленную дорожку, по коридору к выходу…

Не терял времени и Пантелеев. Засев в квартире своего приятеля, который на лето уехал с семьей в Россию, как у них в Булавинске называли европейскую часть страны, он принялся за изучение содержимого конверта, который в пятницу утром сунула Живейнову в автобусе какая-то женщина. И чем больше он вникал в смысл того, что было в ксерокопиях договоров, чеков, накладных, тем чаще чесал свою и так начинающую редеть макушку.

Он прекрасно помнил уже двухлетней с лишком давности историю убийства директора местного рынка и его водителя. «Вялинского рынка» тогда еще не было и в помине, и вся основная торговля в городе происходила на рынке старом, еще советских времен, который по привычке называли колхозным. Тем не менее директора, носившего легкомысленную фамилию Ковряжкин, все в городе именовали Барином. То ли это была его кличка, привезенная из мест не столь отдаленных, ибо как настоящий хозяйственник советской эпохи Ковряжкин совершил в зону две ходки, то ли кто-то из народа, острый на язык, разглядел нечто владетельное в этом огромном толстобрюхом человеке, время от времени прогуливавшемся среди торговых рядов вверенного ему объекта, не мог точно сказать и все знающий Пантелеев.

Когда началась перестройка, Барин довольно быстро смог раскрутиться, а уже во времена Ельцина рынок стал на глазах преображаться. То есть внешне он выглядел, как и прежде, довольно затрапезно, но товаров становилось все больше, Ковряжкин устроил закупку какой ни есть, а сельхозпродукции из булавинских окрестностей, стал завозить продукты из Средней Азии…