Закон проклятого - Дмитрий Силлов

«Ну вот, похоже, я схожу с ума», – подумал он.

По улице мчались машины, люди спешили по своим делам. А Эндрю Мартин продолжал одиноко стоять, подпирая стену серого высотного дома и думая о чём-то своём.

Джек Томпсон не любил свою жену. Вернее, он любил её раньше, когда они только поженились. Но сейчас она порой его просто бесила. Бойкая, весёлая хохотушка Бетси, которая восемь лет назад пленила сердце молодого полицейского, ныне часами просиживала перед телевизором, слушая проповеди очередного проповедника, распевающего под ужасную попсу священные тексты, или же торчала за письменным столом, уткнув кукольное личико в толстую, потрёпанную Библию.

Когда они купили свой небольшой домик, Джек был на седьмом небе от счастья. Добропорядочные соседи (слева – пастор, справа – врач), относительно тихий район, зелёные аллеи, отличные супермаркеты и разносчики пиццы, стучащие в дверь ровно через пятнадцать минут после заказа. Но потом к ним в гости зачастил сосед, тот самый добропорядочный пастор Мэтью. И Бетси словно подменили. Нет, Джек Томпсон ничего лично не имел против религии – изредка, по воскресеньям, походы в церковь. Раз в месяц. А лучше – в три. Чего-нибудь вроде «Господи, благослови» перед сном и опасным выездом. Ну и, конечно, обязательная молитва на ночь, у постели любимой дочурки.

В общем, с Богом сержант Томпсон ладил, как со старым школьным приятелем, про которого особо не вспоминаешь, но на которого всегда надеешься в трудную минуту. Пастор же повадился ходить в гости чуть ли не каждый день. И вот уже Бетси помаленьку забросила хозяйство, в доме постоянно толпились какие-то люди, в любимом кресле сержанта всё время сидел какой-нибудь святой человек с чистым отрешённым взглядом, которого и прогнать бы надо взашей, а глянет он сквозь тебя своими невинными детскими глазёнками – и махнёшь рукой, мол, хрен с тобой, сиди. Обед – пища мирская, необязательная. Секс – только несколько дней в квартал, когда, разумеется, нет церковных праздников, в которые боже упаси дотронуться до собственной супруги. Только почему-то именно в те редкие дни, когда можно, у Бетси обязательно болела голова или начинались месячные.

Помаленьку маленький, уютный коттедж превратился в некий симбиоз молельни и свинарника.

Про пылесос и стиральную машину занятая богоугодными делами Бетси часто забывала, а Джек уже довольно долгое время старался приезжать домой как можно позже. И как можно раньше уезжать оттуда.

Только маленькая дочка удерживала его от развода. Когда крохотные ручонки обвивались вокруг бычьей шеи полицейского, его каменное лицо разглаживалось и большой, не раз битый жизнью и пулями уличных подонков мужчина ползал по давно не чищенному ковру на четвереньках, изображая лошадку, слона или жирафа в зависимости от настроения своей маленькой повелительницы. По выходным он часто возил девочку то в парк на аттракционы, то в кафе, полакомиться мороженым, то ещё куда-нибудь, где можно забыть обо всем, кроме этого единственного существа, удивленно глядящего на мир карими глазами. Такими же точно, как у отца.

Джек подрулил к дому, выключил фары и заглушил мотор. На заднем сиденье машины сиротливо притаились два бумажных пакета с аляповатыми, кричащими надписями «Роджер’с маркет – лучший супермаркет в городе!», набитые пиццей, гамбургерами и бутылками с кока-колой. Томпсон забрал пакеты, запер машину и направился к дому. Уже давно ему приходилось самому заботиться о телесной пище. Поскольку Бетси интересовала лишь пища духовная, и спуститься на землю для того, чтобы приготовить ужин, было выше ее сил.

Пастор Мэтью как всегда сидел в любимом кресле Джека. Бетси повернулась к мужу и радостно улыбнулась:

– Джек, дорогой, посмотри, кто к нам пришел!

– Какое счастье, – пробурчал Джек, подхватывая на руки бросившегося к нему с радостным писком ребенка.

Девочка счастливо ткнулась носом в его небритую щеку:

– Папа пришел…

– Пойдем готовить ужин? – спросил Джек.

– Ага… Очень кушать хочется…

Начавшие разглаживаться жёсткие складки у рта полицейского снова стали каменными.

– А что, мама тебя не кормила обедом?

– Не-а, она сегодня была очень занята. У нее с отцом Мэтью была ду…душе…душеспасительная беседа. Вот.

– Так… Ладно…

Джек взял девочку за крохотную ладошку и пошел на кухню, неся в другой руке пакеты с провизией.

– Не накормить ребенка обедом. Вот сука… – тихо пробормотал он.

– Что ты сказал, папа?

– Ничего, солнышко.

– Нет, ты ругался. Мама говорит, что ругаться нехорошо и что Господь Бог обязательно рассердится…

Пиццу и гамбургеры следовало разогреть. Джек открыл холодильник, чтобы взять масло.

– …потому что он все слышит.

– И видит, – тихо сказал Томпсон.

– Ну да, и видит.

Перед тем как уйти на дежурство, Джек, зная свою жену, а также зная свою работу, закупил продуктов на два дня. Не бог весть, конечно, – холодные жареные цыплята, детские кашки, все та же пресловутая пицца…

Все это лежало нетронутым. Коричневые цыплята, уложенные поверх остальных продуктов, покрылись инеем и были похожи на хорошо промерзшие кучки дерьма.

Пластмассовая ручка дверцы холодильника хрустнула в кулаке полицейского.

– Когда ты ела в последний раз, дочка? – все так же тихо спросил он.

«Только бы не напугать мою крошку. Только бы не напугать…»

– Дома? Когда ты уходил на дежурство, папочка.

– И все?

– Нет, еще мы с мамой были в церкви, где пили кровь Христову и ели Его тело.

– Тело, значит…

Если бы сейчас лицо Джека Томпсона видел кто-то из тех преступников, кто его знал достаточно хорошо, он бы, скорее всего, с размаху упал ничком, сцепив руки на затылке. Но Джек смотрел в холодильник, а мертвым цыплятам было на все наплевать.

– Тело и кровь… Ладно.

Томпсон несколько раз глубоко вдохнул подмороженный холодильником воздух, потом взял масло и осторожно закрыл дверцу. Потом он разогрел пиццу, накормил ребенка и отнес начавшую клевать носом кроху в её комнату, где уложил дочку спать, первый раз за несколько лет не прочитав над ней молитву. Уходя, он очень плотно прикрыл за собой дверь.

Пастор Мэтью всё ещё сидел в кресле. Мясистым пальцем святой отец водил по страницам Библии, тоненьким голосом читая что-то нараспев, а Бетси, завороженная, неотрывно следила за движением пальца, как впавшая в транс кобра следит за дудочкой искусного факира.

– Понимаете, миссис Томпсон. Это не просто медальон. Это Четвертая Печать, которая дает владельцу невиданную силу. Об этом сказано еще в Новом Завете, и представляете, оказывается, она здесь, в нашем городе, рядом с нами! Боже правый! – Пастор Мэтью всплеснул пухленькими ладошками. – Мы должны всеми силами остановить демона, пока он ещё не набрал силу. Впрочем, вот, смотрите, – он поправил сползшие с носа очки и ткнул пальцем в книгу: – «И когда Он снял четвертую печать, я слышал голос четвертого животного, говорящий: иди и смотри. И я взглянул, и вот, конь бледный, и на нем всадник, которому имя „смерть“…»