Юмористические рассказы - Stephen Leacock

Итак, вот вам отличный материал для начала рас­сказа. Труп сэра Чарлза обнаруживает на следующее утро «перепуганная» служанка (служанки всегда бы­вают перепуганы), которая «даже не может членораз­дельно рассказать, что именно она видела» (они никогда не могут). Затем в замок приглашают местную полицию (инспектора Хиггинботема из Хопширского полицей­ского участка), и та признает себя «бессильной». Вся­кий раз, как читатель слышит о том, что вызвана мест­ная полиция, он снисходительно улыбается, ибо знает, что эта полиция приезжает исключительно для того, чтобы «признать себя бессильной».

В этом месте повествования и появляется Великий сыщик, присланный для специального расследования са­мим Скотленд-ярдом или через его посредство. Это вто­рая необходимая деталь – Скотленд-ярд, что буквально означает шотландский двор. Однако он не имеет ника­кого отношения к Шотландии и совсем не двор. Будучи знаком с этим учреждением только по детективным ро­манам, я представляю его себе как своего рода клуб, находящийся в Лондоне где-то близ Темзы. Сам премьер-министр и архиепископ Кентерберийский бывают там чуть ли не каждый день, но они так строго соблюдают свое инкогнито, что вам и в голову не придет, что они – это они. И, кажется, даже члены королевской фамилии иной раз совещаются в этом Скотленд-Ярде с местными мудрецами, а ведь в английском языке слово «королев­ский» почти всегда звучит иносказательно и употреб­ляется в тех случаях, когда речь идет о предмете слиш­ком «высоком», чтобы о нем можно было говорить вслух.

Так или иначе, но Скотленд-Ярд посылает в замок Великого сыщика либо в качестве своего представителя, либо в качестве част­ного лица, к которо­му этот самый Скотленд-ярд обращается в тех случаях, когда уж окончательно за­ходит в тупик, – и Великий сыщик при­езжает, чтобы рас­крыть тайну.

Тут перед нами возникает небольшое техническое затрудне­ние: нам очень хочет­ся показать, что за удивительный человек этот Великий сыщик, но мы не можем сде­лать рассказчиком его самого. Он слишком молчалив и слишком значителен. Поэтому и наши дни обыкновенно применяется следующий способ. Великого сыщика постоянно сопровождает некий спутник, некий безнадежный простак, который ходит за ним как тень и безмерно восхищается им. С тех пор, как Конан-Дойль создал свою схему – Шерлок Холмс и Уотсон, – все остальные попросту списывают с него. Итак, рассказ всегда ведется от лица этого второстепенного персона­жа. Увы, сомнения быть не может, это чистой воды простак. Проследите, как он теряет всякую способность рассуждать и снова обретает ее в присутствии Великого сыщика. Вот, например, сцена, когда Великий сыщик приходит на место действия и начинает осматривать те самые предметы, которые уже безрезультатно осматри­вал инспектор Хиггинботем.

«– Но каким же образом, – вскричал я, – каким же образом – во имя всего непостижимого! – можете вы доказать, что преступник был в галошах?

Друг мой спокойно улыбнулся.

– Взгляните, – сказал он, – на эту полоску свежей грязи перед входной дверью. В ней около десяти квадратных футов. Если вы посмотрите внимательно, то увидите, что здесь недавно прошел человек в галошах.

Я посмотрел. Следы от галош видне­лись там довольно отчетливо – не менее дюжины следов.

– До чего ж я был глуп! – вскри­чал я. – Но скажите мне вот что – Каким образом вам удалось узнать длину ступней пре­ступника?

Мой друг снова улыбнулся все той же загадочной улыбкой, – Я измерил отпечатки галоши, – ответил он спо­койно, – и вычел толщину резины, помноженную на два.

– Помноженную на два? – воскликнул я. – Но по­чему же на два?

Я учел толщину резины у носка и пятки, – ска­зал он.

– Какой же я осел! – вскричал я. – После ваших объяснений все это кажется таким очевидным!»

Таким образом, Простак оказывается превосходным рассказчиком. Как бы ни запутался читатель, у него, по крайней мере, есть то утешение, что Простак запу­тался еще больше. Словом, Простак выступает в роли, так сказать, идеального читателя – иначе говоря, са­мого глупого читателя, который совершенно озадачен этой таинственной историей и в то же время сходит с ума от любопытства.

Такой читатель получает моральную поддержку, ког­да ему говорят, что полиция оказалась «в тупике», что все кругом «введены в заблуждение», что власти «бьют тревогу», что газеты «бродят в потемках» и что Простак совсем «потерял голову». Весь этот набор стандартных выражений дает читателю возможность в полной мере насладиться собственной тупостью.

Однако, прежде чем Великий сыщик приступит к расследованию, или, вернее, в самом начале расследо­вания, автор должен наделить его характером, индиви­дуальностью. Нет нужды говорить, что он «совершенно не похож на сыщика». Разумеется, не похож, Ни один сыщик никогда не бывает похож на сыщика. Но суть не в том, на что он не похож, а в том, на что он похож.

Так вот, прежде всего, невзирая на всю шаблонность этого эпитета, Великий сыщик непременно должен быть чрезвычайно худ, «худ как скелет». Трудно сказать, почему тощий человек может разгадывать тайны лучше, чем толстый; очевидно, предполагается, что чем человек скелетообразнее, тем лучше работает у него голова. Так или иначе, но писатели старой школы предпочитали тощих сыщиков. И, между прочим, не­редко наделяли их «ястребиным профилем», не пони­мая, что ястреб – самый глупый представитель мира пернатых. Сыщик с лицом орангутанга разбил бы всю концепцию.

В самом деле, ведь лицо Великого сыщика имеет даже большее значение, чем его фигура. На этот счет существует полное единство мнений. Прежде всего его лицо должно быть «непроницаемым». Всматривайтесь в него сколько вам будет угодно, все равно вы ничего на нем не прочитаете. Сравните его хотя бы с лицом инспектора Хиггинботема из местной полиции. Вот на этом лице могут отражаться «удивление», «облегчение» или чаще всего «полная растерянность».

Но лицо Великого сыщика всегда одинаково бес­страстно. Не удивительно, что Простак совершенно сбит с толку. Ведь по выражению лица великого чело­века совершенно невозможно понять, страдает ли он от толчков, когда вместе с Простаком они едут в дву­колке по неровном дороге, и болит ли у него живот после обеда, который им подали в гостинице.

Помимо этой «непроницаемой маски», Великому сы­щику, как правило, приписывалось также другое, древнее как мир, свойство; в период расследования он якобы ничего не ел и ничего не пил. А когда к тому же сооб­щалось, что за все это время, то есть приблизительно в течение недели, наш сыщик ни на минуту не сомкнул глаз, читатель мог ясно себе представить, в каком со­стоянии должны были оказаться умственные способно­сти нашего мыслителя в тот момент, когда он выковывал свою «неумолимую цепь логики».

Впрочем, в наши дни все это изменилось. Великий сыщик не только ест – он любит хорошо поесть. Те­перь его часто изображают этаким гурманом. Так, на­пример:

«– Одну минутку! – говорит Великий сыщик, обра­щаясь к Простаку и инспектору Хиггинботему, которых он повсюду таскает за собой. – До отхода поезда с Пэддингтонского вокзала у нас остается полчаса. Давайте пообедаем. Я знаю здесь поблизости один итальянский кабачок, где лягушиные лапки с соусом alaMarengoумеют приготовлять лучше, чем в любом другом лон­донском ресторане.

Через несколько минут мы уже сидели за столиком в маленьком темном кабачке. Прочитав вывеску, на ко­торой было написано «RistoranteItaliano», я пришел к выводу, что ресторан был итальянский. Я поразился, обнаружив, что мой друг был здесь, по-видимому, своим человеком. Его приказание принести три стакана кьянти с двумя спагетти в каждом вызвало подобострастный и восхищенный поклон старого padrone.[37]Я убежден, что этот удивительный человек так же хорошо разбирается в сортах тонких итальянских вин, как и в игре на сак­софоне».

Пойдемте дальше. Во многих современных книгах сыщику разрешается не только хорошо поесть, но и как следует выпить. Некий ныне здравствующий щедрый английский автор без устали угощает Великого сыщика и его друзей рюмочкой крепкого виски с содовой. Вся­кий раз, как дело близится к развязке, он подносит им по рюмочке спиртного.

Так, например, что бы вы думали они делают, ко­гда находят труп владельца Олторпского замка – сэра Чарлза Олторпа, – лежащий на полу в библиоте­ке? Потрясенные этим ужасным зрелищем, они немед­ленно открывают буфет и наливают себе по рюм­ке «крепкого виски с содовой». Да, сомнения нет – это самое верное сред­ство.