После Исхода - Гарри Веда

— Элия, парень — это бест. Криотка… эльфийка в смысле… Эт тебе не дребедень какая-то, что за монетку. Не, паря, тут она серьезней. Не со всеми, ой, далеко не со всеми… и… кстати, сказала — щаз глянет, если понравишься — денег не возьмет. Настроение, типа того… ты понял, да… а ты ж у нас красавчик, так что вот и свезло тебе. В первый раз на Тортуге и опа — сразу Элия. Тык что фартовый, гы…

Бен буквально внес полусознательного лейтенанта в ажурный эльфийский домик, который, как оказалось, прятался всего в двух шагах.

Рикк с трудом различил мелодичный женский голос сквозь затуманенную полоску, соединявшую его с сущим миром.

— О-о-о… как его… что ж ты не сказал, что он горизонтальный…

— Да ниче, приустал, паря… нешто у тебя настоечки нет какой… ну, чтоб… хотя бы говорил.

— Ой, иди уже, разберусь…

Рикк продолжал сползать по шершавой стене и глупо улыбаться.

— Кто же тебя так, бедненький… И неожиданно-теплая приятная ладошка на небритой щеке.

Ее белесая стать отливала в полумраке, словно фарфоровая. Рикк проводил рукой по гладкой коже, ощущал длинные мышцы, вьющиеся под пальцами. Округлости, изгибы и пьянел страстью ликующего естества. Девушка извивалась, змеей, изгибалась медленно-медленно, Рикки никак не мог подстроиться. Она облекала его собой, словно ватой и голова вышла из подчинения вовсе. Упругие уста непрерывающимся поцелуем покрыли его губы, шею… Возникло ощущение, что женщина воспринимает биение некой таинственной волны внутри мужчины, управляет ею, распускает всплески наслаждения по нервной системе, как воду по ткани.

Поцелуи перетекли на грудь и стало жарко. Рикк выгнулся помимо воли, мышцы напряглись, подобно углеродистой стали… Миг и… ее губы оторвались от кожи. Жар сменился ознобом, но не успел Сторр раскрыть глаза, как пламя возникло вновь, но уже ниже, описывая длинные дорожки по мышцам пресса.

В пальцах ног зарезвились мурашки, перекинулись на стопу и Рикк засучил дрыгалками, точно младенец.

Торнадо, случившееся далее, любого заставило бы кончить в десяток секунд, но умелая любовница вела волну счастья внутри своей игрушки искусно, и ровно в тот миг, когда Рикк, закатив белки, готов был извергнуться, ловко сжимала его плоть собой, волна прокатывалась мимо, оставляя лишь розовый туман перед глазами.

Время стало нулевым. Оно перестало иметь смысл, как категория и существование осознавалось лишь чередующимися пикам изощреннейшего наслаждения.

Итерации повторялась вновь и вновь… Кажется, Рикк стонал. А может быть, даже кричал. Змея оседлала его, выписывала кольца, норовила втянуть в себя, поглотить не только душу, но и тело.

Душа лопнула. Искры сверхновой разорвали восприятие на куски и безудержное, бесконечное ощущение скрутилось в тугую пружину, разорвавшуюся оргазмом неимоверной силы. Риккол потерял сознание.

Отстыковка от абордажной платформы вызвала легкую тошноту, как только оборвалась искусственная гравитация. Сторр оскалился в попытке растянуть мышцы лица и не потерять горизонталь в визире гермошлема. Синий кружок контроля двоился и расплывался, как горсть гороха в сметане, но сидел на курсе абордажа, будто влитый.

Когда до поверхности исполина оставался последний десяток метров, Сторр коротко выхватил абордажный тесак из левого подлоктевого кранца, зажал рукоять в кулаке лезвием назад, за спину, а свободной рукой рванул шнурок тормозных пиропатронов.

Пуф-ф… Посадка вышла мягкой и точной. Облако тормозных газов не успело раствориться в пустоте, а лейтенант уже висел на броне по левую руку Рыжего Бена, горой выделявшегося на белесой глади борта.

Засады не было. Рикк крутанул лезвие обратно под локоть и перехватил цевье пистоля.

Потянулись утомительные секунды… Сможет ли корсаровский штурман быстро раскодировать блокиратор доступа в технический шлюз… или через минуту Рейнольдс даст команду вскройщикам и те поскачут, аки кузнечики, на нос абордируемого гигатоннажного транспортного корабля — чтобы сыграть с его мостиком в веселую игру.

Вот тогда время начнет пахнуть керосином. Абордажно-экспедиционный костюм способен противостоять космическому излучению не больше пятнадцати минут… по техническим характеристикам… Это, когда новый…

Если вскройщики не договорятся с рубкой — трынька всей команде, растянувшейся плашмя на бортовых панелях возле заветного шлюзового проема, наглухо законопаченного лепестковой мембраной.

Трынька и самим вскройщикам, и рубке транспортного судна. Рейнольдсу придется плестись обратно на Тортугу, нанимать новые полкоманды. А мертвый транспортный корабль будет вечность дрейфовать по космическим пустошам, пока не упадет на какую-нибудь звезду, или не окажется на пути неведомой кометы, способной расщепить его стойкую структуру.

Сторр сглотнул. В углу визирного экрана издевательски отметилась сорок пятая секунда, а прогресс, видимо, был нулевым. Шлюз даже не начинал стравливать наполнявший его воздух, не говоря уже об индикации — быстрого открытия не будет.

Рикк повернул голову налево и замер, подавившись вздохом. Невероятная картина загипнотизировала бездонной красотой бесчисленных и бесконечно далеких ярчайших огоньков, сотканных в галактики, залитых черной пустотой Вселенной… Или наоборот.

Сторр вытянул ноги и раскинул руки, пытаясь как можно более плотно прижаться к корпусу транспортника. Кистевой усилитель впечатал пальцы в скобу абордажного шкива и Рикк расслабился.

Отсчет перевалил вторую минуту, что, впрочем, уже перестало быть важным. Страх не пришел и на этот раз. Просто снова завис на границе яви и мрака, когда судьбой управляют материи столь неявные, что впору и усомниться в их существовании.

Или еще больше увериться.

Львиную доли видимой области шлемового визира запрудила чернота, которая доминировала в картинке, грозно надвигаясь на беззащитную белесую полоску борта. Звезды таращились на представление бесстыжими в своей холодности зарницами и Рикк вдруг остро ощутил текущий момент.

Именно сейчас, за пять минут до гибели или победы, он, вечный лейтенант собственной армии, замер бездвижимый, раздавленный исполинской бездной над головой, и обстоятельствами воплоти. Никогда раньше столь остро не ощущалось пространство-время прожитое и оставшееся впереди, весь отрезок наполненный тщетными усилиями, приводящими в текущий момент и уносящими дальше, не задержав на паузе вовсе.

Год за годом, каждый день добровольно взбираться на алтарь, потому что это твоя работа — когда-нибудь даром не пройдет. Смысла нет, Джонси, а скоро и нас не будет. Удача никогда не побеждает статистику. Она лишь приносит отсрочку.