Сердце волка (СИ) - Шнайдер Анна

— Милый… а почему ты называешь меня мамой? Кто тебе это сказал?

Ребёнок посмотрел на меня с недоумением.

— Никто. Я сам понял! Ты — мама! Папа говорил, что ты ушла и никогда больше не вернёшься! Но я знал, что так не может быть! И ты вернулась!

Эдди говорил это настолько искренне и радостно… А я…

Мне было стыдно. Стыдно, потому что, услышав в его устах слово «мама», я почувствовала такое ослепительное, обжигающее, абсолютное счастье…

— Эдди, — я обняла мальчика крепче, — мне жаль, но я не твоя мама.

Я должна была это сказать. Просто должна.

— Неправда, — он покачал головой, глядя на меня с укоризной. — Зачем ты врёшь? Ты — мама. Я точно знаю.

Впервые в жизни я настолько растерялась.

— Эдди, милый… Давай мы поговорим об этом вечером с папой? Он тебе всё объяснит, хорошо?

Мальчик кивнул, вырвался из объятий и соскочил с кровати.

— Ага! А теперь вставай! И догоняй нас с Элфи! — Эдвин выбежал из комнаты вместе с хати, а я, встав с постели, первым делом посмотрелась в зеркало.

Никаких изменений во внешности. Вот и хорошо, пожалуй, это было бы уже слишком…

Я наведалась в ванную, умылась и надела обычное тёмно-коричневое платье с белым кружевным воротником, в котором ходила на работу. Заплела ставшие неожиданно густыми волосы в косу, возвращаясь к привычному образу. Хотя даже так отражение не казалось мне привычным. Толстая золотая коса и удивительно изящный нос принадлежали незнакомой Рональде.

Спустившись вниз, я обнаружила Бугалона и Грэя уже в дверях. Эдди сидел на спине радостно виляющего хвостом Элфи и что-то громко вещал отцу, у которого, судя по бегающему взгляду, заканчивались и время, и терпение.

— Доброе утро, — сказала я громко, после чего все обратили на меня внимание. Эдди заулыбался, Гал кивнул, а Грэй едва слышно вздохнул.

— Наконец-то!.. Ронни, нам пора. Ты как, справишься одна?

— Разумеется, — я кивнула, сходя со ступенек и подхватывая на руки радостно засмеявшегося Эдвина. — Всё будет в порядке, не волнуйся, Грэй.

— Там на столе завтрак для тебя, — вмешался в разговор Гал. — А Эдди уже поел.

— Спасибо, — я благодарно улыбнулась троллю — после того, как Бугалон вчера перемыл всю посуду, я не думала, что в его силах будет ещё и завтрак приготовить.

— И помни, о чём я просил тебя вчера, — тихо сказал Грэй, заглядывая мне в глаза. Я крепче прижала к себе Эдди и снова кивнула.

Конечно, сидеть весь день дома — перспектива невесёлая, но что делать. Грэй, как я поняла, старался никуда не отпускать сына без магической поддержки Араилис.

Через пару минут Грэй и Гал ушли, а мы с Эдди направились на кухню, где я подогрела успевшую остыть кашу и быстро проглотила её, пока мальчик рисовал что-то на листке бумаги.

— Мама, — неожиданно позвал меня Эдди, — смотри!

Я послушно склонилась над мальчиком, не обратив внимания на то, как он меня назвал.

Рисовал Эдвин много и коряво, что вполне понятно для ребёнка четырёх лет, но иногда эти картинки поражали. Вот и сейчас его рисунок ударил меня прямиком в грудную клетку, заставив задержать дыхание.

Три человеческие фигурки, кривые, но вполне узнаваемые, стояли на зелёной полянке под деревом, усыпанным ярко-красными плодами. А над деревом, в безмятежно-голубом небе, сияли два солнца.

Фигуркой слева был Грэй, я узнала его тёмные волосы до плеч — Эдди удалось изобразить их довольно похоже. Посередине мальчик нарисовал самого себя с улыбкой от уха до уха. А справа… справа стояла фигурка в голубом платье с толстой косой жёлтого цвета.

Эдди на рисунке держал нас обоих за руки.

— Нравится? — спросил мальчик с некоторой тревогой в голосе.

Я сглотнула.

— Милый… а почему у тебя на рисунке два солнца?

На лице у Эдди было написано крупными буквами: «Это же очевидно!».

— Вот это, побольше, — он ткнул пальцем в одно солнце, — мама. А это, поменьше, — ткнул в другое солнце, — её ребёнок. Всем детям нужны мамы!

Что-то задрожало внутри меня, в самой моей сути. Я почувствовала, как в уголках глаз вскипают слёзы, и осторожно дотронулась кончиками пальцев до плеча Эдди, чтобы секундой позже сжать его в объятиях, прижимая к груди тёмноволосую макушку.

Родная мама Эдвина никогда не обнимала его так. У неё просто не было возможности. А вот моя…

Сколько я ни копалась в воспоминаниях, не смогла вспомнить ни единого материнского объятия. Может быть, когда я ещё лежала в кроватке и могла только гукать, Прайма и брала меня на руки, но позже — нет, никогда.

Возможно, моя тяга к Эдди связана именно с этим? Подсознательно я ассоциирую его с собой, поэтому стараюсь дать мальчику любовь и нежность, которых была лишена?

«Выпрями спину и перестань сутулиться! — раздался в ушах презрительный голос Праймы. — Что за ребёнок! Мало того, что ты родилась такой жабой, ещё и вести себя нормально не умеешь! Сейчас же возьми в руки вилку и съешь всё мясо из тарелки».

«Затяни её потуже, Мирана. Может быть, хоть так она перестанет быть похожей на бочонок с ножками».

«Отрекаюсь…»

Интересно, перестанут ли воспоминания о прошлом тревожить меня? Поблекнут ли со временем?

Я задумчиво потёрла пальцами шрам на виске, оставшийся после одного из брошенных Джерардом камней, и криво усмехнулась.

Полдня мы с Эдди бездельничали – рисовали, играли и читали книжки. А после обеда к нам неожиданно нагрянул Ратташ, принеся с собой краткую записку от Грэя, в которой сообщалось, что вместе с ним мы можем пойти прогуляться с императорский парк. Нашей с Эдди радости не было предела! Хотя я всё же радовалась чуть меньше, но не потому что не хотела идти гулять – я боялась, что мальчик может назвать меня мамой при Рате, и придётся как-то это объяснять, оправдываться. Лучше бы всё-таки избежать подобного, поговорив сначала с Грэем.

Мы с Эдди оделись потеплее — день выдался прохладный — и вместе с нашим сопровождающим вышли на улицу.

Рано утром прошёл дождь, и теперь трава и листья деревьев блестели от капелек воды. Дул сырой пронизывающий ветер, напоминая о приближающейся осени, небо было серо-белым, без намёка на тучи или солнце. Немного уныло, но при этом дышалось свободно и хорошо.

Мы вошли в императорский парк и двинулись по дорожке, ведущей к замку. Элфи и Эдди нарезали круги вокруг нас с Ратташем, и я всё никак не могла понять, кто за кем бегает. Впрочем, наверное, это было неважно.

Промокший светлый гравий, которыми были усыпаны дорожки, выглядел сейчас немного розоватым, и придавал окружающему пейзажу хоть какой-то свежести, добавляя ярких красок.

— Я был в Арронтаре всего два раза, — вдруг заговорил Ратташ, нарушая окружающее нас безмолвие, — в далёком детстве. Помню, какое он произвёл на меня впечатление. Прекрасный, тёплый лес, и не менее прекрасные, но такие холодные оборотни… Мне всегда не нравились твои сородичи, Ронни. Они казались высокомерными, чересчур гордыми собой, презирающими другие расы. Особенно людей, ведь они так несовершенны. Думаю, если бы мы не были гостями дартхари, оборотни относились бы к нам куда хуже. Особенно к Грэю. Он в подростковом возрасте был тощий, как жердь. И длинный.

Я улыбнулась, представив Грэя лет эдак в тринадцать. Да уж, наверное, это было забавное зрелище. Хотя любой человеческий подросток не блещет красотой. Но оборотни, конечно, прекрасны в любом возрасте.

— У эльфов — и светлых, и тёмных — тоже есть нечто похожее в характере, но твои сородичи возвели подобное поведение в абсолют. Наверное, это связано с вашей звериной сущностью.

— Может быть, — я кивнула. — Я много думала об этом в детстве, Рат, но так и не пришла к однозначному выводу.

— В детстве? А теперь ты об этом не думаешь?

— Нет.

Несколько минут мы шли молча, наблюдая за Эдди, который, пыхтя, забирался на спину хати. Катание на «лошадке» с недавних пор стало любимой игрой мальчика. Элфи был только рад, да и я не возражала.