Новый Мир ( № 10 2010) - Новый Мир Новый Мир
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Надо ли добавлять, что Луку в конце романа он находит, и именно в глубине одной из апшеронских скважин?
«Семя Демиурга» — сильная метафора рассказчика. Нефть выступает как исток жизни. Нефть как источник смерти — другая метафора, которую можно найти на страницах романа, — явлена не столь очевидно, но она присутствует. Например, в сцене, когда в Ширванский заповедник нагрянули арабские шейхи охотиться на дрофу-красотку, редкую, почти повсеместно истребленную птицу, возрожденную титаническими усилиями главного героя романа. Богатство шейхов, приумножающее изощренные орудия убийства, их самодурство, жестокость устроенного ими побоища, безнаказанность бесчинств в природном заповеднике — все рождено нефтью, принесшей с собой несправедливое богатство и вытекающей из земли в точках, где зло и напряжение мира постоянно возрастают. На пересечении этих метафор внимательный читатель обнаружит мерцание дополнительных смыслов.
Однако обратимся все же к линейному сюжету, которого почему-то не обнаружили весьма квалифицированные читатели романа, хотя он вполне очевиден и, как это часто бывает, берет исток в детстве героев.
Лет двадцать с лишним назад я была на восточной части Апшерона, в поселке нефтяников, совсем недолго, несколько часов. Унылая песчаная равнина, продуваемая насквозь ветрами, уставленная нефтяными вышками, сколько видит глаз, убитая солончаками и отходами нефтедобычи. Редкая растительность около неказистых стандартных домиков. Море, оскверненное нефтяными разводами, в которое страшно окунуться даже в жару. Что можно извлечь из этого безжалостного пейзажа?
«Нет более питательной почвы для воображения, чем бедность реальности», — замечает автор. В особенности когда ее пустошь засевают зернами книг.
Таким зерном оказалась случайно попавшая в руки подростков книга Константина Сергиенко, повествующая о Голландии времен восстания гезов. Полное ее название «Кеес — адмирал Тюльпанов. Опасные и забавные приключения юного лейденца, а также его друзей, рассказанные им самим без хвастовства и утайки». Главному ее герою 12 лет — ровно столько, сколько апшеронским мальчишкам, Илье и Хашему, примеряющим на себя приключения Кееса и его друга циркача Караколя. Остров Артем, уставленный нефтяными вышками, становится полигоном детских игр.
Характерно, что рассказчик не упоминает не только имени автора, но даже название книги. Почему? Мотивировка: подростки читали книгу без обложки — весьма слабая.
Полагаю, что принадлежность истории Кееса и Караколя перу дюжинного писателя лишает ее той универсальности, которая необходима для создания второй реальности. Мальчишки сооружают на загаженном и выжженном солнцем острове параллельный мир — свою Голландию, в которую играют упоенно.
Зачем нужен весь этот рассказ о мальчишеских играх, все эти детские воспоминания взрослого человека, семнадцать лет назад покинувшего Апшерон, получившего в Америке образование и гражданство, успешного обладателя двух дипломов — геолога и специалиста по вычислительным системам?
Затем, что в детстве лежит начало той загадки, которую будет разгадывать рассказчик на протяжении романа, — загадки личности его друга, Хашема, главного постановщика детской пьесы о Голландии и тюльпанах. В кого превратился этот необычный мальчик, перс, сын иранского офицера, растерзанного толпой во время исламской революции (овдовевшая мать только и успела, что спасти себя и сына, бежав в Азербайджан)?
Разгадывать загадку Хашема обречен и читатель, ибо на вопрос, кто такой Хашем, существует множество ответов: биолог, поэт, просветитель, основатель фаланстера, глава секты, вероучитель, шарлатан, сумасшедший, дервиш, неудачник, гений, герой, мученик, пророк. Который из них верен? Или все неверны?
Незаурядность Хашема видна уже в раннем возрасте: награжденный в младенчестве сильным сколиозом, даже горбом, он проявляет чудеса упорства и терпения, пытаясь справиться с физическим недостатком. Гантели, турник, йога, всевозможные механизмы для силовых упражнений — все идет в ход в борьбе с собой, в результате чего мальчик превращает свое хилое тело в тело атлета. Но главное — Хашем обладает острым, энергичным умом и волей, что делает его лидером в детских играх. От игры в Голландию неутомимый Хашем переходит к игре в Хлебникова: режиссер самодеятельного театра, пытающийся разгадать тайну личности Хлебникова и загадку его устремленности в Персию, поручает подростку роль пророка авангарда в своей пьесе.
Но не заигрался ли Хашем в эту роль — задается вопросом рассказчик, обнаружив своего друга спустя семнадцать лет во главе странного подразделения — Апшеронского полка имени Велимира Хлебникова?
Формально Хашем, ставший биологом, возглавляет Ширванский заповедник и начальствует над полусотней егерей. И Хашем и егеря занимаются тем, чем и положено заниматься в заповеднике: изучением и охраной животных и птиц, и делают это самоотверженно, даже деньги на стороне иной раз зарабатывают, чтобы поддержать заповедник.
Но охрана животных не требует ни медитаций, ни проповедей, ни разыгрывания в заповеднике библейских сцен, ни наложения карты Святой земли на карту Ширвана, ни строительства Ковчега, пущенного с животными (каждой твари по паре) в пучину Каспия, — всех этих странных затей несостоявшегося актера и режиссера, находящихся между радениями и хеппенингом. Ни чтения вслух стихов Хлебникова с попыткой толкования их азербайджанским парням, которые почти не говорят по-русски (сцена,
не лишенная комизма).
Что такое этот «апшеронский полк» — коммуна («коммуна летунов» называют ее местные старики, полагая, что егеря летают на птицах к морю: так преломляется увлечение егерей воздушными змеями»)? Секта исламистов, как подозревают полицейские, явившиеся однажды с проверкой? Секта еретиков, как опасаются мусульманские сеиды, также приходившие экзаменовать Хашема и разочарованные его ответами, из которых им пришлось сделать вывод, что проповедник не верит в Аллаха? Все очевидные и банальные ответы ложны, а истинного ответа рассказчик не дает.
Егеря преданы Хашему безоговорочно, зовут «меалим» — учитель. Население, в основном бедняки, получающие разнообразную помощь от Хашема, его почитают. Цели Хашема неочевидны, суть его учения — не совсем ясна. Со своим другом наедине он говорит о примитивности религии, о том, что Богу не нужны поклонение и фанатизм, о ничтожестве представлений человечества о рае, о том, что необходимо другое понимание Рая — как служения Всевышнему, трудовое и творческое, что конечная задача цивилизации — воскрешение мертвых (додумался ли он сам до этой мысли или прочел у Федорова — автор не сообщает), что необходимо модернизировать религию, обогатив ее достижениями науки, а точнее — создать новую, извлекая изо всех других частицы святости и опасаясь фундаментализма, ибо он отсекает развитие и творческий диалог человечества с Богом.
В рассказе о занятиях Хашема есть и восхищенные нотки, но и иронии предостаточно: скажем, в сценах врачевания Хашемом местного населения. Есть и опасения за его психическое здоровье, и прямые реплики насчет безумия: таким признаком Илья считает, например, попытки Хашема вывести формулу пера на основе изучения полета птиц. «Мысль о том, что среди птиц затеряны ангелы, не давала ему покоя». «Его формулы пера были бессмысленны, точно так же, как были бессмысленны формулы Хлебникова в „Досках судьбы”», — скептически рассуждает рассказчик.
Хашем, однако, вовсе не считает формулы Хлебникова бессмысленными. Хлебников для него не просто поэтический кумир, он — пророк. В давней пьесе Штейна один из героев, Рудольф Абих, восхищенный почитатель Хлебникова, догадывался, что поэта влечет в Персию греза о мехди, скрытом имаме, спасителе и властелине времени, ибо только в «Персии сейчас ждут мессию». «Значит, Председатель Земного Шара — это всерьез… Значит — скрытый имам… Что ж, здравствуй, господин времени», — в экстазе бормочет он. Не знаю, сочтут ли хлебниковеды убедительной догадку одного из персонажей романа, но другой персонаж, Хашем, принимает ее совершенно всерьез. Но ведь и сам Хашем почти отождествляет себя с Хлебниковым, так что рассказчик опасается за его психическое здоровье. Значит, и он мнит себя пророком. Но в чем его замысел, что он несет людям?
Вопросы накапливаются, автор, кажется, не склонен давать ответы — меж тем как сюжетная развязка обрушивается на читателя неожиданно и страшно.
Мне не очень нравится фабульный ход с попыткой поимки террориста номер один, использованный автором. Но в то же время он дал возможность придумать для героя подвиг и мученическую смерть, какая и пристала пророку.
