Новый Мир ( № 10 2010) - Новый Мир Новый Мир

В январе 1990 года Чичибабин получил еще одно письмо от Вениамина Блаженного с приложением сорока девяти машинописных стихотворений. Вместе с дружеским отзывом он отправил в Минск свою книгу «Колокол». Чичибабин надеялся вновь побывать в Белоруссии, но осуществить этот замысел не удалось…

Хотя переписка между Борисом Чичибабиным и Вениамином Блаженным была недолгой, поэты хранили друг к другу чувство глубокой привязанности. Так, уже после смерти Чичибабина Вениамин Блаженный передал его вдове Лиле ответный подарок: только что вышедшую книгу «Сораспятье» (1995) с нежной дарственной надписью.

Поэт Вениамин Блаженный прожил отчаянно трудную жизнь, вплоть до последнего десятилетия снося безотзывность окружающей реальности. Письма, адресованные Чичибабину, много говорят о его поэтическом кредо — но и о мере его одиночества в те, уже перестроечные, годы. В самом конце пути у Вениамина Блаженного появились благодарные читатели, последователи, а еще позже — как водится — возросло число «прижизненных» друзей из числа благополучных коллег. Лучшей репликой в адрес последних могут служить слова самого поэта: «Как правило, мне никто не отвечает».

Письма Вениамина Блаженного из архива Бориса Чичибабина публикуются с любезного разрешения и при содействии Л. С. Карась-Чичибабиной. Благодарю также Д. Строцева за существенную помощь в подготовке этого материала.

Уважаемый Борис Алексеевич!

Наверное, так и не хватило бы мне смелости написать Вам, если бы не добрые напутственные слова Е. М. Ольшанской [1] . Оказывается, когда-то Вы видели у нее мои стихи и отозвались о них благосклонно, одно стихотворение даже переписали для себя.

В поэзии я — человек лишний, обо мне никто не знает, иногда дикий след мой мелькнет в альманахе или журнале («День поэзии-83», «Новый мир», № 9, 88 — псевдоним «Блаженных», искаженное «Блаженный») — и снова ледяная пустыня одиночества. Между тем я пишу уже полвека. Порою мне кажется, что меня никто бы не услышал, если бы даже я писал тысячелетье.

Я почему-то верю, что Вы ответите на мое письмо. (Как правило, мне никто не отвечает.)

Стихи Ваши мне очень дороги и чем-то родственны. Вы — в ряду по­­движников русской поэзии. Как и В. Шаламов, Вы обогатили ее огромным нравственным опытом, были правдивым словом эпохи.

С глубоким уважением

Вен. Айзенштадт.

окт. 89

Дорогой Борис Алексеевич!

Вы убеждаете меня в том, что давно уже стало сутью моей жизни — стихи ради стихов, более того — жизнь ради стихов. Иначе разве мог бы я писать такие стихи, которые долгое время никто не хотел брать в руки, настолько они были чужды эпохе?.. Но, Боже мой, мне 68 лет, должен же кто-то обо мне знать, надо же кому-то их отдать (у меня нет детей.) Хотя давно приемлю и иной удел — погибнуть с ними, как погиб с детьми Ян Корчак.

Что написать Вам о своей жизни?.. У поэта Сергея Обрадовича были строчки:

«Как запыленный воробей,

Билась жизнь моя под забором» [2] .

Сын рабочего, я и сам всю жизнь был рабочим. Сейчас на пенсии. Жена — ИОВ 2 гр.

Вы пишете о Белоруссии как о незнакомой стране. Не знаю, какая это страна, в Минске я совершенно одинок. Знаю, что есть честные Быков и Адамович, но были и Бегун и Бовш [3] . Обливавшие грязью витебчанина Марка Шагала. (Мой родной город.)

Ваше письмо для меня — большое подспорье, словно держу я в руке большую теплую руку друга. Для больного старика, который не выходит из дому, это очень много значит.

Прочел в «КО» [4] , что Вы выпустили сборник «Колокол» [5] . Хотелось бы, чтобы он зазвучал и у моих окон, — надеюсь получить от Вас эту книгу в подарок. Теперь возрождаются церкви, пришло время и Вашего колокольного звона. Да будет он вечен в многострадальной России.

Посылаю Вам пересъемку одной из моих общих тетрадей (их у меня десять или больше). Журнал «Даугава» № 12 поместил мои стихи.

Всего доброго. Привет Вам и супруге от нас с К. Т. [6]

18/ I 90

Ваш В. Айзенштадт.

PS Не могли бы Вы на всякий случай дать мне номер вашего телефона?..

К тексту письма приложена машинопись сорока девяти стихотворений.

[1] Е. М. Ольшанская (1929 — 2003) — киевская поэтесса, приятельница Чичи­ба­бина.

[2] С. А. Обрадович (1892 — 1956) — советский поэт и переводчик.

[3] В. Я. Бегун, В. И. Бовш — партийные философы-пропагандисты, активисты анти­шагаловской кампании, развернувшейся в Белоруссии в год столетия художника. Подробнее о событиях тех дней см.: С и м а н о в и ч  Д. Марк Шагал и Шагаловские дни в зеркале прессы 1987 — 1997 годов (из дневниковых записей). — В кн.: «Шагаловский сборник», вып. 2. Материалы VI — IX Шагаловских чтений в Витебске (1996 — 1999). Витебск, 2004, стр. 60 — 69; Х м е л ь н и ц к а я  Л. Марк Шагал в художественной культуре Беларуси 1920 — 1990-х годов. — В кн.: «Русский глобус: литературно-художественный журнал», 2002, № 6.

[4] Газета «Книжное обозрение».

[5] Книга Чичибабина «Колокол», впоследствии удостоенная Государственной премии СССР, вышла в 1989 году в московском издательстве «Известия» за счет автора.

[6] К. Т. — Клавдия Тимофеевна Чумакова (? — 1999), жена Блаженного.

Чичибабин и Блаженный: отрицающие величины

Муратханов Вадим Ахматханович родился в 1974 году в городе Фрунзе. В 1990-м переехал в Ташкент, где окончил факультет зарубежной филологии Ташкентского государственного университета. Один из основателей объединения «Ташкентская поэтическая школа», альманаха «Малый шелковый путь» и Ташкентского открытого фестиваля поэзии. Публиковался во многих журналах и альманахах, автор четырех книг стихов. Живет в Москве, заведует отделом поэзии журнала «Новая Юность».

Вадим Муратханов

*

ЧИЧИБАБИН И БЛАЖЕННЫЙ: ОТРИЦАЮЩИЕ ВЕЛИЧИНЫ

Опыт сопоставления

Есть стихи, прочитав которые получаешь посыл к говорению: чужое, но родственное, сформулированное другим, побуждает к воплощению своего.

Есть другие тексты — из которых стихи уже не растут, как не растет ничего, кроме жара и нежного слоя пепла, на раскаленном угле. Под впечатлением от которых невозможно писать самому, как после Освенцима.

По этому признаку, на мой взгляд, различаются две изданные в 2009 году итоговые книги выдающихся поэтов — Бориса Чичибабина и Вениамина Блаженного — «Собрание стихотворений» [7] и «Сораспятье» [8] . Чуть не написал «русских поэтов», но русских ли? Один прожил долгую жизнь в Харькове, другой — в Минске. Один постоянно мучился вопросом самоидентификации и носил на высоком лбу ярлык «украинского националиста», другой создавал собственную веру и нащупывал обгорелые связи родства на выжженной богоборческой эпохой духовной территории, более близкой к апокрифической еврейской традиции, чем к традициям культуры русской. И все же оба поэта, выросшие на маргинальной обочине советской культуры, стали явлением в русской литературе XX века.

Чичибабин и Блаженный, родившиеся в начале 20-х, почти ровесники. Оба с самого начала оказались выброшены на периферию советской офи­циальной литературы. Оба оказались востребованы ею на излете советской эпохи.

И оба ненамного пережили ее, уйдя от нас в 90-х. Как стало известно благодаря обнаруженным недавно архивным источникам, поэты были заочно знакомы и переписывались в 1989 — 1990 годах. Соблазн сопоставить и соизмерить на материале одновременно вышедших книг две эти безусловные величины нонконформистской современной русской поэзии послужил поводом для написания этой статьи.

Однако при ближайшем рассмотрении опыт индивидуального, одиночного противостояния системе — возможно, единственная существенная родовая черта, объединяющая двух новейших классиков.

Борис Чичибабин продолжал заложенную в девятнадцатом — и изрядно дискредитированную к середине двадцатого века усилиями совписовцев — традицию гражданской поэзии. Его стихи звучат подчас нарочито книжно — словно он пытается защитить собственный обличительный пафос авторитетом Пушкина, Лермонтова и Некрасова.