Вельяминовы. За горизонт. Книга 2 - Нелли Шульман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Он ариец, но только по крови, а не по духу, – подумал юноша, – воспитание важнее происхождения… – недавно дядя рассказал ему о своей дочери, Фредерике. Девочка родилась во время войны:
– Мы с ее матерью, венгерской аристократкой, хотели обвенчаться, – вздохнул дядя, – однако Цецилия не смогла выбраться из Будапешта. Русские ее расстреляли, девочка попала в приют… – Фредерику забрали в Израиль приехавшие в детский дом после войны жидовские эмиссары, как о них выражался дядя:
– Сюда тоже явился жид, – Адольфу стало брезгливо, – придется жить с ним под одной крышей, обедать за одним столом… – в лимузине, когда речь зашла о будущих концертах, дядя заметил:
– Я понимаю, милый мой. Я бы лично сунул ублюдка в печь, однако, как говорится, бизнес есть бизнес… – деловые интересы дяди предполагали общение и с евреями:
– Сейчас его здесь нет, – Адольф обвел глазами мужчин в гостиной, – месье Вале сказал, что они с женой отправились спать. Жена у него из Судет, наполовину немка. Именно что наполовину. Настоящая арийка не позволит грязному Авербаху притронуться к себе…
В школе Адольфа евреев не училось. В прошлом году, перейдя в шестой класс, он получил разрешение на самостоятельные поездки в Цюрих на пригородном автобусе. Дядя выдавал ему щедрые карманные деньги. Адольф заранее сходил в деревенский магазин, по соседству с школой. Порывшись на полках в хозяйственном отделе, он выбрал небольшую банку черной краски и кисть:
– Хочу привести в порядок скамейку, – он расплатился с продавцом, – мальчишки все изрезали, разрисовали… – дело не заняло и четверти часа. На кованой ограде цюрихской синагоги, на щите, где вывешивали общинные объявления, появились жирные буквы, с торопливыми потеками: «Смерть жидам!». Месяц был тихим. Газеты с упоением бросились на сенсацию, как выразился дядя. Адольф не стал скрывать правды. Дядя усмехнулся:
– Ты весь в меня, милый. Я тоже начинал с мелочей, с костров, где горели книги евреев. Однако и твой отец, и рейхсфюрер СС Гиммлер считали, что из мелочей складывается большое дело…
Дядя учил Адольфа стрелять. На рождественских каникулах они поднимались с альпинистским снаряжением на ледники, спали в пещерах. Прошлым летом дядя отвез Адольфа в Саудовскую Аравию:
– Он хочет, чтобы я знал арабский язык… – прислонившись к камину, подросток пил кофе, – надо говорить на языке наших союзников, друзей… – среди твидовых пиджаков и кашемировых джемперов гостей мелькали белые робы и клетчатые платки арабов. Уважая обычаи гостей, к позднему фуршету не подали алкоголя или ветчины. Пара официантов в белых куртках разливала чай и кофе, еще один дежурил у газовой горелки, где булькала кастрюля фондю:
– Сыр здесь вкуснее, чем на севере… – Адольф примерился к парниковой клубнике, в лужице сладкого соуса, – шоколадный фонтан тоже поставили. Клару было бы за уши от него не оттащить… – Адольф любил играть с дочкой дяди Вальтера, как он называл Рауффа:
– Она девчонка, но свой парень, словно ребята в школе… – кинжал с костяной ручкой надежно лег в походный рюкзак Адольфа. Подросток улыбнулся:
– Она молодец, пишет мне на испанском, не переходит на немецкий. Мне надо практиковать язык… – дядя обещал отправить его в Южную Америку:
– Там хватает работы, – заметил Максимилиан, – коммунисты, индейцы, но, самое главное, там нет законов… – прошлым годом Адольф попросился у дяди в рейд, как выражались палестинские боевики, на территорию Израиля:
– Я не хочу все время стрелять по мишеням, дядя Макс, и бросать учебные гранаты… – заявил Адольф, – мои ровесники в сорок пятом году сражались в фольксштурме с русскими варварами… – дядя потрепал его по белокурой голове:
– Рвешься в бой, молодец. Но надо немного подождать, набраться опыта… – сжевав клубнику, Адольф напомнил себе:
– Завтра надо на полчаса больше заниматься зарядкой. Каникулы не оправдание для лени… – встречая их, месье Вале упомянул, что на вилле есть бассейн и турецкая баня. Хаммам Адольф оценил еще в Саудовской Аравии:
– Дядя всегда проводил там деловые встречи… – щеки залила краска, – и не только деловые. Я видел, что арабы привозили на нашу виллу девушек… – о таком ему просить было неудобно, но дядя все понял:
– Следующим летом, – смешливо сказал он Адольфу, – наши гостеприимные хозяева подберут тебе кого-нибудь по вкусу… – отставив пустую чашку, подросток скрыл зевок:
– Надо тихо уйти. Дядя меня всем представил, пора и спать… – Адольф услышал приветливый голос:
– Мы с вами, кажется, самые младшие… – юноша лет двадцати пяти, в хорошем костюме, при бородке, протягивал руку, – извините, немецкий мне дается плохо, а французский еще хуже… – на белой рубашке незнакомца переливался изумрудный шелк галстука. Он носил значок с полумесяцем Пророка:
– Можно перейти на английский, – предложил Адольф, – если вам удобней. По-арабски я знаю только несколько слов… – молодой человек улыбнулся:
– Значит, я могу быть вашим наставником… – его ладонь оказалась теплой, крепкой, – меня зовут Абу Аммар. Рад знакомству, господин Ритберг.
Одиннадцатичасовой кофе накрыли на террасе, среди диванов и кресел с меховыми полостями и кашемировыми накидками. Официанты выкатили наружу переносные газовые обогреватели. В чугунном ложе, под решеткой, горел небольшой костерок:
– Барбекю американская забава, – радушно сказал месье Вале, – но и в Швейцарии она прижилась. Я обещаю отличные стейки, господин Ритберг, мясо везут из Женевы… – барбекю устраивали после вечернего катания с факелами. Сосульки таяли в ярком солнце, звенела капель. Птицы порхали над брезентовыми крышами лендроверов, припаркованных у ворот виллы.
К кофе подали вишневый торт из Цуга, пропитанный киршем, шоколадные корзиночки с мятной глазурью и ореховый пирог из Граубюндена. Румяные куски десерта полили сахарным сиропом. Над столами витал аромат бразильского кофе.
Феникс достал золотой портсигар. Месье Вале предупредительно щелкнул зажигалкой:
– Завтра нас ждет аукцион и второй концерт нашей божественной пары, – Макс заставил себя не морщиться, – потом, к сожалению, они улетают в Лондон… – Максимилиан едва не добавил: «Скатертью дорога». После предательства проклятой жидовки, он стал еще больше ненавидеть евреев:
– Они все одинаковы, – думал Макс, – одна жажда наживы и сальные пальцы… – длинные пальцы музыканта ловко тасовали карты, серые глаза улыбались:
– Я тоже собираюсь участвовать в аукционе, – заявил Авербах за ночной игрой после концерта, – хочется украсить лондонские апартаменты чем-нибудь изящным… – Максимилиан заставил себя сесть за бридж с евреем исключительно из деловых соображений. Он видел по глазам малышки Вальтера, что девушка его не узнала. Феникс хмыкнул:
– Немудрено. Я похож на тысячи других мужчин. Она меня видела один раз, мимолетно, когда я приставил ножницы к ее шее. Даже если она что-то помнит, она все спишет на страх и растерянность… – он весело подумал, что муж малышки, видимо, ничего не знает о ее связи с Вальтером:
– Если и знает, то о ребенке она ему точно ничего не сказала, – Макс задумался, – нет, я не поставлю под угрозу нашу безопасность. Их семейная жизнь вообще не мое дело… – он даже отказался от своего первоначального плана. Феникс решил не интересоваться бывшей золовкой:
– Во-первых, откуда этой Адели знать Марту, тем более, что британцы, из соображений безопасности, могли сменить ей фамилию? Во-вторых, я не хочу привлекать к себе излишнего внимания… – как обычно, на людях он снял кольцо с синим бриллиантом, уложив драгоценность в несессер:
– Ладно, черт с ней, с Мартой. Если она выжила, пусть живет, как знает. Адольфа она тоже, наверняка, вырастила предателем… – с евреем и малышкой он болтал о музыке. Авербах оказался сыном известного до войны пианиста. Феникс вспомнил газетные заголовки:
– Его машину подорвали арабы, он погиб, а его сын, как ни в чем ни бывало, принимает гонорары от арабов. Правильно говорят, что у евреев нет чести и совести, а только стремление к наживе… – думая о евреях, он возвращался мыслями к Ционе:
– Именно малышка
