Мы слишком разные (ЛП) - Хиггинсон Рейчел

— Нет, дело в еде, — возразила я. — Она ещё хуже, чем французский.

Он задержал на мне взгляд.

— Ты должна позволить мне помочь тебе. Я научу тебя основам, и тогда ты не будешь бояться кухни.

Моё сердцебиение ускорилось. Даже моя лучшая подруга не хотела учить меня готовить.

— Ты очень занят, — напомнила я ему.

Я не хотела, чтобы он обещал мне что-то, чего бы ему не очень хотелось делать.

— Это обязательство, на которое у тебя нет времени.

— Ты торопишься? — он положил мне руку на спину, успокоив как моё тело, так и эмоции. — Я имею в виду, у нас же есть время, не так ли?

Его взгляд был безумно искренним и может быть под "временем" он не имел в виду "до конца наших дней", но что-то скрытое в глубине меня расслабилось. Будем реалистами, мне не нужно было, чтобы он имел это в виду. Я сама не была уверена, хочу ли я этого "до конца наших дней". Но мне хотелось быть в его недалёком будущем. Я надеялась, что ему тоже хотелось быть в моём.

Конечно, я не собиралась выливать на него все эти мысли, поэтому я решила прибегнуть к сарказму.

— То есть ты хочешь сказать, что мне пока не стоит отправлять заявку на кулинарное шоу?

Он поморщил нос и неодобрительно фыркнул.

— Реалити-шоу это бич Америки.

— Стоп, стоп, полегче, мистер Судья. Давай не будем бросаться оскорблениями как конфетками.

Его губы дёрнулись.

— Я боюсь даже спросить, какие шоу тебе нравятся.

— "Настоящие домохозяйки".

— Ты шутишь?

— Ты хоть одну серию смотрел?

— Не целиком, но я видел...

Коснувшись пальцами его губ, я остановила его.

— Таким образом, твои доводы ничего не значат. Не беспокойся, я познакомлю тебя с Настоящими леди. Будет весело.

На его лице появилась улыбка.

— Ты собираешься познакомить меня с Настоящими леди?

— Выделим на это вечер. Нетфликс и релакс.

— Хэштэг "идеальные отношения"?

Я засмеялась. Не могла сдержаться.

— Это что ещё за намеки?

Он пожал плечами и выглядел в этот момент смущённо, обворожительно и одновременно влюблённо.

— Одна шикарная девушка, которую я знаю, рассказала мне про хэштэги. Я не мог устоять.

— Ого, кажется она потрясающая.

Эзра склонил голову ко мне.

— О, ещё какая.

Мы опять поцеловались. Всё было очень прилично, как в конце диснеевского фильма, но этот поцелуй также был идеальным и наполненным смыслом, и моё скептически настроенное сердце увеличилось в три раза.

Появился официант с едой для нашего ужина. Это было специальное предложение вечера — хрустящие лягушачьи лапки с лимонным айоли, колбаса и кассуле из свинины. Мы напоминали романтичную версию "Фактора Страха", только всё было невероятно вкусное, и я больше никогда не смогла бы есть полуфабрикаты и хлопья на ужин.

Эзра не только уничтожил для меня всех других мужчин, но и еду, которая не тянула на пять звёзд.

Отлично. В будущем я уже не могла бы избежать тоски и сожаления.

После ужина Эзра исчез в кухне или в своём офисе, чтобы ещё поработать, а я пошла к своей стене, на которой начал вырисовываться образ из моей головы.

Я провела пальцами по нераскрашенной части стены и улыбнулась, так как знала, вот что она превратится. Я где-то слышала, что искусство не должно быть красивым, оно должно заставлять чувствовать, думать, выходить за рамки собственной жизни и видеть мир шире.

Лично я думала, что искусство может быть и тем, и другим. Прекрасным и возбуждающим. Мне нравились красивые вещи. Мне нравилось рисовать, раскрашивать, создавать. Но моё определение красоты выходило за рамки социальных норм. Я никогда не обращала внимания на пустую красоту милого лица или идеального тела.

Я видела красоту в тех вещах, что привлекали моё внимание и заставляли эмоции литься. Это было больше, чем просто оболочка, оно таилось в духе, в душе, в искрящихся глазах, или губах, приподнятых в полуулыбке. Это был тот самый момент в жизни, когда становилось понятно, что всё должно измениться, когда что-то заставляло проснуться и обратить внимание, или изменить что-то в себе, или даже отпустить то, что любишь. Красота не являлась просто мнением, это был стиль жизни. Это было что-то, что я пыталась ухватить, каждый раз, когда бралась за кисть.

Я щедро распределила по палитре чёрную и белую краски, и оставила место, где я могла бы смешать оба цвета в нейтральный серый. После чего приступила к работе.

ГЛАВА 22

Моя кисть танцевала по стене, соединяя между собой дымчатые оттенки на одном и на другом конце стены. Я взяла чёрной краски и добавила тёмные линии, чтобы добавить глубины, а потом сделала быстрые мазки белой краской, чтобы добавить света. Я переплетала между собой линии и мазки, пока вся стена от пола до потолка не была покрыта дымчато-серыми тонами. Кое-где были пространства, где белый цвет доминировал, где-то я использовала больше чёрного. Но в целом вся эта история была дымчато-серой.

Отступив назад, я осмотрела свою работу. Она не была закончена. Мне ещё нужно было пройтись в нескольких местах, где-то сгладить острые края, но я была уже близко. Оглядев ресторан, я впервые заметила, что все уже ушли. Даже в кухне было темно и тихо.

Я повернулась, не в силах поверить, что я рисовала вплоть до самого закрытия. Эзра сидел за своим столом, его длинные ноги были вытянуты и скрещены, а руки он сложил на груди. Перед ним был ноутбук и бумаги, но он задумчиво смотрел в мою сторону.

— Не обращай на меня внимания, — сказал он тихо, его голос был более шероховатым и низким, чем обычно.

Я смущённо улыбнулась.

— Я не знала, что уже так поздно. Я, похоже, была в ударе. Прости, ты, вероятно, уже хочешь пойти домой спать.

Он пристально посмотрел на меня, с этого расстояния мне было сложно что–то прочитать в его глазах.

— Продолжай, — сказал он. — Мне всё равно ещё надо поработать.

— Ты уверен?

Он сделал короткий кивок головой.

— Абсолютно.

Мои результаты вдохновляли меня на то, чтобы сделать ещё больше. Мне очень хотелось начать раскрашивать новую секцию стены, поэтому я снова повернулась к ней. Продолжая использовать те же самые цвета, я завела разговор с Эзрой.

— Расскажи мне про Бьянку? — спросила я, мой голос слегка дрожал от волнения.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду женщину, — пояснила я. — Не ресторан.

Когда он заговорил, по его тону было понятно, что он не очень-то хотел делиться подробностями.

— Зачем?

— Я собираюсь нарисовать её душу, — сказала я ему. — Мне надо знать, какой она была.

Он помолчал некоторое время, размышляя. В комнате нарастало напряжение, вызванное сменой его настроения. Я боялась повернуться и посмотреть на него. Я уставилась на завитки дыма передо мной и решила добавить новые детали, чтобы успокоить своё громко стучащее сердце.

Я услышала, как он тяжело выдохнул, как если бы задержал дыхание, но больше не мог сдерживаться.

— Холодная, — сказал он, наконец. — Расчётливая. Никогда не улыбалась.

Уставившись на свои туфли, я попыталась представить Эзру с женщиной, которая никогда не улыбалась. Несколько месяцев назад мой мало информированный мозг не удивился бы. Тогда я представляла его с женщинами на подобии этой. Они держатся за руки, никогда не улыбаются, никогда не смеются и разговаривают только о серьёзных вещах.

Но теперь? Я не могла себе представить Эзру без смеха, без глубоких ночных разговоров и таинственных улыбок. Он совсем не был холодным и расчётливым. Возможно, аккуратным. Совершенно точно практичным. Но не сдержанным, и не намеренно жестоким.

— Ей не нравилась Диллон, — добавил он, но это прозвучало не как дополнение, а как главная деталь образа.

Моя плавная дуга тут же стала резкой линией. Я провела кистью по своей палитре, после чего переделала глаза, над которыми работала, превратив их из экзотических и таинственных в сердитые, резкие... и уставшие.