Меч эльфов. Наследница трона - Бернхард Хеннен

— Говорю тебе, положение не такое уж серьезное. — Высокий светловолосый парень за соседним столом, очевидно, выпил уже много и не контролировал свой голос. Он говорил заплетающимся языком и при этом настолько громко, что все вокруг очень хорошо слышали его слова.

Чтобы разобрать ответ его товарища, Эреку пришлось навострить уши. Голоса почти не было слышно за оживленным шумом таверны. Парень говорил о своем брате, который был купцом, но почти прогорел, потому что больше не мог заходить ни в одну гавань. Теперь возможны были только контрабандные сделки, — с тех пор как год назад священнослужители Тьюреда запретили все контакты с язычниками.

— Пусть не выдумывает. Затянет пояс потуже. С нами ведь все в порядке. Я скажу тебе, когда станет совсем плохо. Когда появится старый Мандред Торгридсон. Вот тогда дела плохи.

— Это же детские сказки!

Пьяница прыснул. Дождь из мельчайших брызг яблочного вина попал на лицо его товарища.

— Детские сказки, говоришь? Я бы на твоем месте был поосторожнее с такими речами. Я уверен, что есть места, где троллей считают, черт побери, детскими сказками. А здесь Фьордландия. Наши саги — это правда. Наши соратники — кентавры и кобольды. И, черт возьми, остроухие эльфы. Зеленое колдовское сияние освещает наше небо, когда наступает зима. И когда все будет по-настоящему плохо, вернется Мандред Торгридсон, чтобы вытащить нас из дерьма при помощи своей секиры. Когда рыжебородый мужик пойдет по улицам города, мы поймем, что лучше держать рот на замке, потому что чертово дерьмо уже достало до самого подбородка. Но он с этим справится.

— Твой Мандред давно мертв. Уже много веков никто не видел его.

Светловолосый раскатисто рассмеялся.

— И что это доказывает? Только то, что у нас все в порядке! Уже несколько столетий враг не переходил границы. Так что старый козел может развлекаться.

— Никто не может жить так долго, — напомнил ему приятель.

— Ты что, забыл старые истории? Он путешествует с волшебствующим Нуредредом и королем меча Фаредредом. Они ищут самую прекрасную из эльфийских дам, которую утащило какое-то чудовище. Но старик никогда не забывает, что кровь — не водица. И пока он не сидит там, наверху, в королевском зале, чтобы перепить нашего короля Эрека, все, что с нами происходит, — это не неприятности.

— Глупые сказки. Почему же тогда эльфы и остальные убрались отсюда? Я скажу тебе, что происходит. Крысы бегут с тонущего корабля. На нашей шее затягивается узел. И мы, черт побери, остались совсем одни, не считая парочки вшивых друснийцев, которые бежали сюда, чтобы объедать нас.

— Ты ошибаешься! Ты ничего не знаешь. Мандред придет, когда борьба будет не на жизнь, а на смерть. А эльфы никогда еще не бросали нас в беде. Король Альфадас заключил с ними союз своей кровью. С тех пор мы не сражались без них ни в одной крупной битве. Вот увидишь!

Вино показалось Эреку горьким. Он поставил кружку на стол и пошел к двери. Как бы ни нравился ему светловолосый, приходилось признать, что его товарищ прав. Он понятия не имел, насколько все плохо.

Божественный приговор

У Оноре кружилась голова, хотя он сидел. Все было каким-то на удивление далеким. Он знал, что у него лихорадка. Веки то и дело опускались. Сон был желанным. Он избавлял от боли.

Примарх заставил себя поднять голову. Сухожилия шеи, казалось, раскалились. У него не было сил. Подбородок снова опустился на грудь.

Он сознавал, что уже не в темнице. Перед ним была стена из размытых красок. Мерзкий хриплый звук донесся до его ушей. Смерть была рядом. Он чувствовал это низом живота. Там рождался холодный страх, гасивший огонь лихорадки.

Заморгав, он пытался понять, что происходит вокруг. Недели, проведенные в темнице, сделали его глаза слишком чувствительными. Над ним раскинулось красное закатное небо. Стена из красок принимала форму. Вот трибуна, на ней — сановники Церкви. Казалось, все они смотрят на него.

Оноре хотел отпрянуть. Но он был привязан к стулу с высокой спинкой.

Хрип стал тише.

Примарх повернул голову. Взглянул в лицо своего товарища Мигеля. Глаза маршала ордена были выпучены настолько сильно, словно должны были вот-вот вывалиться из глазниц. Красные прожилки бежали по всему белку. Язык Мигеля неконтролируемо дергался в широко раскрытом рте. Лицо было красным, словно переспелое яблоко.

Страх смерти охватил Оноре. Он не хотел умирать. Ведь его время еще не пришло! Тьюред, помоги! — хотел закричать он, но его язык был не более чем израненным, бесформенным комочком, который уже не мог произносить слова.

Примарх сжал кулаки и выгнулся в путах. Бессмысленно. Широкие кожаные ремни были слишком крепки. Лихорадка оставила его, вероятно изгнанная страхом близкой смерти. Он вспомнил о даре, о подарке, данном ему Тьюредом. Исцеляющие руки.

Он попытался представить себе свой язык. Осторожно пошевелил им. Он был слишком коротким. Какова была его форма тогда, когда он еще мог говорить?

Он почувствовал себя сильнее. Его возрожденное желание к сопротивлению было той силой, которая поддерживала его изнутри. Язык казался теплым. Что-то шевелилось в его щеке. Возникало такое чувство, словно его плоть пронизана щепками.

По щекам его бежали слезы.

Мигель умер. Когда пришла смерть, он смотрел в глаза своему товарищу.

— Увидимся у башен Валлонкура, — тихо прошептал умирающий, прежде чем замолчать навек.

Потребовалось некоторое время, чтобы осознать, что он произнес эти слова, а не сформулировал их мысленно. Неуверенно коснулся языком неба. Оно было теплым и слегка опухшим. Хотел ощупать щеку, но кожаные путы держали крепко.

Лицо пылало, словно он только что получил пощечину. Подумалось о том, как выглядело его лицо в зеркале. И как оно снова должно выглядеть! Что-то было здесь, что давало ему силу, хотя Анисканс должен был потерять целительную силу уже много веков назад.

Может быть, это сундуки? Магические сокровища эльфов? Неужели очистительная сила Тьюреда очищает зачарованные артефакты из Вахан Калида, одновременно исцеляя его истерзанную плоть?

Он застонал от боли, когда выпрямились раздробленные кости в его руке. Сила, горячая словно пламя, потекла по мертвой плоти.

Он заметил, что в рядах публики что-то происходит. Зеваки, наблюдавшие за казнью, повскакали с мест. Некоторые указывали на него. Даже гептархи были охвачены беспокойством.

— Смотрите же, чудо! — воскликнул старик, сидевший вплотную к князьям Церкви. — Славьте Тьюреда! Он даровал нам чудо.

Оноре осознал, что сейчас самый подходящий момент для того, чтобы повернуть свою жизнь в новое русло. Он был последним на эшафоте, кто остался в живых.