Родник пробивает камни - Иван Лазутин

— Ты говоришь — годы? Почему же мы не смеемся над «Мариенбадской элегией» Гёте, которую он написал, когда ему было семьдесят четыре года?

Брылев присвистнул и покачал головой.

— Ты имеешь в виду пламенную влюбленность гениального старика в девятнадцатилетнюю Ульрику Левецов?

— Да… Я имел в виду пусть хотя позднюю, но чистую и пламенную любовь поэта, без которой не было бы его «Трилогии страсти».

Лицо Брылева стало деловито-серьезным.

— О да!.. Ты прав!.. Гёте даже хотел жениться на этой Ульрике! Сам великий герцог Веймарский и Эйзенахский Карл-Август принимал участие в сватовстве своего премьер-министра и тайного советника Иоганна Вольфганга Гёте.

— И это тебе смешно? — с укором спросил Кораблинов.

— Но право же, право, Сереженька… Запомни ты, наконец, мудрость древних греков: «То, что положено Юпитеру, не положено быку…»

— Пусть я не Гёте… — мрачно проговорил Кораблинов. — Но я честный человек! Я — художник. И со мной шутить не позволю!.. — Он внезапно собрался было уходить, но в дверях остановился. — Ты помнишь пушкинских «Цыган»?

— До последней строчки.

Кораблинов долго смотрел на Брылева, потом заговорил:

…Я не таков. Нет, я, не споря,От прав моих не откажусь,Или хоть мщеньем наслажусь…

— Ты злой, Сергей. Она молода, неопытна… К чему мщение?

— Меня втравили в игру, — зло, сквозь зубы, процедил Кораблинов. — А в любой игре бывают выигрыши и провалы. Вступая в игру, готовь себя к добру и злу. Прощай, Корней. — Он медленно закрыл за собой дверь.

Брылев налил в фужер коньяку, подошел к зеркалу и, чокнувшись со своим отражением, выпил.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Третий тур…

Коридор института гудел монотонно, напоминая гул вокзала. У дверей комнаты, где проходили экзамены, толпились юноши и девушки.

Лица у всех сосредоточенные. Последний тур… Что скажет он? Для одних он будет тем рубежом, за которым начнется пожизненное плавание по великому, бездонному океану искусства, где сколько ни плыви, а берегов не видно. Для других он станет тем девятым морским валом, который, накрыв неопытного пловца, повертит-покрутит в своем завихрении — и выбросит на песчаный берег.

На улице под окнами стояли молчаливые «Волги», важный вороненый ЗИЛ, рядом с ними, словно мальчуган среди взрослых, пригорюнился остроплечий «Москвич». Что им придется увозить от потускневших стен института, радость или слезы, — предугадать трудно.

Тех, кто выходил из экзаменационной комнаты, тут же, у самых дверей, забрасывали вопросами. От этих вопросов абитуриент совершенно терялся и приобретал поглупевший вид. Иногда из уст в уста переходило страшное слово: «Зарезали». Это означало, что все старания и труды, которые были положены на то, чтобы, пройдя два тура, попытать счастье на последнем, третьем, были напрасны. Всех, кто выходил из экзаменационной комнаты, заставляли ждать конца экзаменов, когда комиссия сообщит результаты.

«Скорей бы!.. Скорей! — Светлана жадно прислушивалась к каждому слову секретарши, время от времени выходившей в коридор со списком, на котором против некоторых фамилий еще не стояли красные галочки. — Неужели зарежет?!»

Но вот наконец, после четырех часов томления, вызвали Светлану. Не страх, а что-то другое, похожее на нервную дрожь, палило ее изнутри, когда она шла по длинной ковровой дорожке к столу, за которым сидели члены экзаменационной комиссии. Их было семь человек. Восьмой была секретарша.

Секретарша показала Светлане свободный столик:

— Посидите, пожалуйста, соберитесь с мыслями.

Светлана села.

За длинным столом, покрытым бордовой бархатной скатертью, в самом центре комиссии, восседал Кораблинов.

Знаменитый актер Гудимов всей своей могучей комплекцией напоминал старый сибирский груздь, который один закрывает собой всю корзину. Такие грибы вырастают после теплых ночных ливней, на опушке березовых колков, на брошенной пахотной земле… При малейшем движении стул под Гудимовым жалобно скрипел.

Светлана на какое-то мгновение встретилась взглядом с Кораблиновым и не выдержала этого взгляда. Но она успела заметить, как дрогнули в нехорошей усмешке его ноздри, как желчно опустились при этом уголки его резко очерченного рта. Что-то неуловимо недоброе пробежало по лицу Кораблинова. Пробежало и затаилось в прищуренных глазах.

Грузный Гудимов полудремал. Его седая крупная голова время от времени толчками склонялась на грудь. И когда подбородок упирался в золотой зажим галстука, Гудимов резко вскидывал голову и озирался по сторонам: не заметил ли кто из соседей, что он минуту вздремнул?

Перед экзаменаторами стоял молодой человек — абитуриент. Он был в солдатской гимнастерке и солдатских бриджах. На ногах поношенные кирзовые сапоги. Очевидно, только что демобилизовался и, не заезжая домой, решил попытать судьбу.

Размахивая руками и строя рожицы, он читал басню Крылова «Волк на псарне». Члены комиссии внимательно слушали, и видно было, что чтение им нравилось. Тут же каждый из экзаменаторов делал свои пометки на листах, лежавших перед ними.

Кораблинов положил на стол свою широкую ладонь и, добродушно оглядывая с ног до головы вчерашнего солдата, который ему сразу чем-то понравился, сказал:

— Теперь, молодой человек, последнее. Мимический этюд. Вообразите себе, что вы спите в полуподвальной комнате, вон хотя бы на том диванчике. Один. Вдруг просыпаетесь и видите, что пол залит водой. Вы кинулись к двери, но дверь заперта снаружи. Вы стучите — вам никто не открывает. Задачу поняли?

— Так точно!

И в этом солдатском «так точно» для всех членов приемной комиссии прозвучало нечто такое, что сработало в пользу абитуриента: весь он был как на ладони — открытый, прямой, непосредственный. К тому же, как все заметили, «с божьей искринкой».

И, словно давно и окончательно обдумав решение задачи, парень прошел к дивану, не торопясь разулся, портянки аккуратно повесил на голенища сапог и улегся на диване, подложив под голову кулак.

Так неподвижно он лежал с минуту. Члены комиссии любовались его загорелым выразительным лицом. Потом в комнате, постепенно нарастая, раздался равномерный храп.

Кораблинов не удержался от похвалы:

— Молодец!.. Так сладко спят только солдаты. Молодой человек, пора просыпаться, а то и мы, глядя на вас, зададим храпака.

Солдат просыпался медленно, неохотно. Некоторое время он, растянувшись на узком диване, сладко потягивался, почесывал живот и, не открывая до конца глаз, встал. Опустив босые ноги на пол, он быстро, как от горячего, отдернул их и испуганно уставился на пол. Со сна он никак не мог понять, что случилось. Но, осененный догадкой, быстро засучил до колен штаны и, боязливо и ознобно ступая в «воду», сторожко, как будто боясь ухнуть с головой в затопленное подполье, направился к двери. Толкнул ее — дверь не открывалась. Заглянул в скважину замка и принялся отчаянно стучать кулаками в дверь. Прислушался — за дверью полное безмолвие. Пытается открыть ее нажимом плеча, но все безуспешно.

В просторной комнате стояла тишина. Члены комиссии пристально следили за поведением человека, попавшего в беду. Даже с Гудимова слетела дремота.

— Вода прибывает. Она доходит до ваших колен. В городе наводнение, — словно приказ или донесение начальнику, отчеканил Кораблинов.

С опаской, озираясь, солдат отошел от двери, высоко поднимая ноги, подошел к окну, зачем-то посмотрел в него (во взгляде его был страх) и, взяв в охапку сапоги, забрался на стул. Дрожал, озирался, искал выхода…

И снова голос Кораблинова прозвучал, как команда:

— Вода прибывает! Стул затоплен.

Абитуриент по-обезьяньи проворно и решительно прыгнул на стол экзаменационной комиссии. Преподавательница Каплунова в испуге отпрянула от стола. Могучий Гудимов так откинулся в своем кресле, что оно под ним чуть не разъехалось.

Кораблинов встал и откровенно любовался игрой абитуриента.

— Вода затопила стол!..

Светлана сидела не шелохнувшись. Вместе со всеми, кто находился в комнате, она следила за каждым движением солдата, за малейшей переменой на его выразительном лице.

А абитуриент, дрожал всем телом и затравленно смотрел по сторонам.

— Вода все прибывает!.. — с трагическими нотками в голосе проговорил Кораблинов.

И здесь солдат нашел выход. Он, как кошка, прыгнул на массивный шкаф, стоявший в полутора метрах от стола.

Кораблинов зааплодировал. Его поддержали остальные члены комиссии.

— Ну, хватит, дружочек, хватит. Великолепно! — заключил Кораблинов, оборвав смех.

Абитуриент пружинисто спрыгнул на пол, опустил засученные штанины и смиренно, держа в руках сапоги, подошел к столу с лицом тихони.