Пандемия - Евгений Ермаков

– Как… разве и там есть радиация? – вздрогнул Антон.

– Повышенные поля существуют и там. Мы исследовали ваш район со спутника. Оказывается, между Васильевским и Заячьим островами на дне Невы покоится ядерная бомба.

Шалый с Антоном ошарашено уставились на него. Степан усмехнулся, глядя на их вытянутые лица.

– Вы и не знали? Окружной военный штаб Ленинградского округа не просто планировал уничтожить инфицированных с помощью ядерного или химического оружия. Разрабатывались различные планы по уничтожению инфицированных. Как вы знаете, обычные авиабомбы сбрасывали на районы с эвакуированным населением, впрочем, особого эффекта эти операции не принесли – все равно, что палить из пулемета по комарам. Ядерная боеголовка действительно была сброшена, подрыв планировалось осуществить на высоте ста пятидесяти метров. Взрыв гарантированно накрыл бы полгорода. Однако, бомба упала в воду и не сдетонировала. Теперь уже неизвестно, что было тому причиной- неисправность бомбы, или кто-то в окружном штабе в последний момент изменил планы, устрашившись грядущих последствий. Она до сих пор лежит на дне реки, вызывая небольшой, но заметный фон, который и привлекал в ваш район шатунов. Неудачное место выбрали вы для своей базы. В какой-то мере, ее конец был предопределен с самого начала…

Антон никак не мог придти в себя.

– Значит, все это время мы жили рядом с бомбой?

– Именно так. – кивнул ученый. – Впрочем, насколько я понял, ты прожил на Стрелке всего несколько недель, фон не мог нанести вреда твоему здоровью, он несильно повышен в вашем районе. Слава богу, что эта боеголовка была единственной, иначе Питера уже не существовало бы в принципе…

– Давно надо эти гнезда подавить, – процедил Шалый. – Раз известно местоположение противника, чего ждать? Разбомбить скопления противника, выжечь напалмом, и дело с концом. Есть же у вас авиация, какая-никакая? Можно подвесить бомбы, и разнести все к чертовой матери.

– Читаете наши мысли, Владимир Аркадьевич! Именно такие планы у нашего командования и существуют. В конце концов, применим бактериологическое, либо химическое оружие…

– Но вы же не можете просто так уничтожить всех инфицированных! – воскликнул Антон. – Сначала надо изучить, какое действие оказывает радиация на организмы больных, а потом уничтожать их!

Ученый отмахнулся от Левченко.

– Приказ командования. Раз не можем вылечить, значит, следует уничтожить всех шатунов, ведь они представляют угрозу для здоровых людей. Да разве всех передавишь? Проще дамбу Гувера возвести голыми руками, чем выследить и уничтожить их всех до одного. Толку в этом, правда, нет, они и сами вымрут рано или поздно… Это будет демонстрационный акт, показуха. Уничтожат десяток тысяч инфицированных и бодро отчитаются перед президентом – так и так, боевая задача выполнена, угроза безопасности для здоровых людей существенно снизилась. Видимость, не более.

– Но неужели вы оставили надежду вылечить их? Вы же работаете над вакциной…

– Вакцину невозможно разработать. – презрительно хмыкнул майор.

– Пожалуй, вы правы. -поддакнул ученый. -Наши медики склоняются к тому же мнению. Мы нисколько не продвинулись в этом плане. Ряд ученых считает, что создать эффективную вакцину против этой чумы невозможно. И со временем, число сторонников этой гипотезы лишь увеличивается…

– Это же люди…- выдал Антон свой последний аргумент, хоть и сам знал, что это не довод.

– Были людьми!- оборвал его Шалый. – Были!

– Антон, в самом деле, лучше тебе перестать о них думать, как о людях. Эти существа не способны мыслить. У них нет разума, и они не могут называться homo sapiens. Это homo emoriens, вымирающий вид.

– Мы тоже скоро вымрем!- вырвалось у Левченко.

– Ну, мы по крайней мере, не сдаемся. На "Циолковском" живут несколько сотен женщин и детей. Пока они живы, жива и надежда…

– Неужели никак нельзя вылечить всех, кто заражен и еще не умер?

– Эффективного лекарства не существует. Правда, есть одна любопытная теория. Как известно, есть два типа…хм… человеческих существ на этой планете. Те, кто заразился и стал инфицированным, и те, чьи организмы уничтожили вирус. Ты, я, и все остальные на станции – все мы здоровые люди. Но есть предположение, что существует и третий вид человеческих существ. Это носители вируса. Они не заболели, но и не избавились от вируса, носят его в себе, бессимптомно. Не думаю, что существует хоть один такой человек на планете, ведь за все эти годы ученые так и не нашли ни одного носителя вируса. Но если бы обнаружили… О, это было бы поистине чудом! С помощью сыворотки из его крови мы бы могли создать действительно эффективную вакцину! Но, увы…

– И такие люди, если они существуют… Они сами знают, что носят в себе вирус?

Ученый помедлил несколько секунд, шевеля в воздухе тонкими длинными пальцами.

– Безусловно. Трудно не догадываться, что с тобой что-то не так, если люди вокруг тебя умирают десятками, сотнями, тысячами! Вирус крайне заразен, человек не мог не заразить воздушно-капельным путем всё свое окружение. Возможно, даже целый город! Да, именно так! Вирулентность слишком большая! Нет, мы бы знали о таком человеке! Но до сих пор мы не нашли даже косвенных фактов, подтверждающих эту гипотезу. Поэтому считается, что это нонсенс…

– Я найду такого человека. – неожиданно для самого себя вырвалось у Антона. Он покраснел.

– Юность! Тщетные надежды! – Степан добродушно рассмеялся.- Пойми, что это лишь теория, и таких людей, по всей видимости, нет в природе. Ученые время от времени любят развлекать себя подобными теориями. Поточить о какую-нибудь проблему острие разума. Но это лишь выдумка, не существует носителей вируса.

– Такие люди должны быть! – Антон упрямился.

Ученый потрепал его по плечу.

– Не стоить тратить время попусту. Лучше делом займись.

– Нам пора, Антон. – Шалый скучающе глянул на часы.

Всю дорогу обратно, лежа в удобном пассажирском ложементе транспортника у иллюминатора, Антон раздумывал над словами Степана. К моменту возвращения на базу, он твердо решил отправиться на поиски. Искать всю жизнь, если потребуется, но найти такого человека, чтобы вылечить тех, кого еще можно из числа инфицированных. Чтобы женщины и дети могли жить на Земле, свободно, а не чахнуть в стерильных боксах на "Циолковском", "Калипсо" и других замкнутых станциях. У него было какое-то необъяснимое чувство, что ему повезет. Теплое, греющие ощущение внутри, вроде интуиции, нашептывающей, что все будет хорошо. Возможно, в этом и было его предназначение. Его истинная миссия. Не путь воина, но путь странника. И Антон решил вступить на него….

Глава XII

Наваждение

Несколько ночей подряд Антон видел один и тот же странный сон в те короткие летние часы, когда удавалось заснуть. Яркий, отчетливый, запоминающийся, повторяющийся раз за разом.

Ему грезилось, что он бредет по лесу ранним утром и точно знает, что где-то впереди его ждет неописуемой, сказочной красоты девушка. Ее образ так отпечатался в его сознании, что он мог бы нарисовать ее , сидящую на берегу лесного заброшенного пруда -длинные вьющиеся черные как смоль волосы, бледное лицо. Она задумчиво зачерпывала пригоршней воду, словно проверяя, не слишком ли она холодна. Потом вставала, сбрасывала короткое желтое летнее платье и медленно входила в воду, по которой стлался легкий туман. Девушка оборачивалась назад, словно бы ждала, когда появится Антон. Ее полновесные тяжелые груди идеальной формы легко колыхались в такт движениям. Изгиб спины, крепкие бедра – все в ней манило и притягивало взгляд. Он шел к ней сквозь густой лес, ломая сучья, цеплявшиеся за одежду, и никак не мог дойти до озера. Ветки царапали лицо, лес становился все гуще и гуще, и как бы он ни старался, в результате дело кончалось одним и тем же. Каждый раз он просыпался с ощущением, что почти нашел загадочную красавицу, ему осталось пройти лишь несколько десятков метров до заповедного места, но лес вставал неодолимой преградой на его пути.

Он просыпался в поту, долго лежал, не в силах избавиться от ощущения того, как страстно и неутолимо желал он во сне эту девушку. В первый раз нахлынувшее на него жгучее желание было столь велико, что он, повернувшись со стоном на бок, вцепился зубами в уголок подушки, что есть сил стиснув ее зубами. Так он поступал еще в раннем детстве, вымещая на подушке досаду и раздражение. Полежав так несколько минут, Левченко немного успокоился, стало легче. Ему было нестерпимо жаль самого себя, всех остальных одиноких, глубоко несчастных мужиков, прячущих глубоко невысказанную душевную муку и боль одиночества…

Однако, желание не уходило. Оно оставалось и после пробуждения. Либидо, так глубоко загнанное им глубоко вовнутрь и не имевшее выхода, вновь вспыхнуло и ожило в его сознании.

Левченко никому не рассказывал о своем повторяющемся сне. Во первых, это был лишь сон, во вторых, просто не испытывал делиться с кем-то столь личными переживаниями.