Семейные тайны - Чингиз Гусейнов

Вот она, Ниса! С другим! Взломать дверь! И отдернул руки: этого еще не хватало!

Что ж. Вышел, спустился, прошел во двор - в окне не горел свет. Решил ждать. Ждал долго.

"А! Пусть!.." И уже собирался уйти, как увидел… Расул! Ну да, слухи ведь: сюда едет!.. Сообщить Айше!.. (Мало ли квартир здесь и у кого он был.)

И Расула утром застукали.

И звонок Бахадуру на работу. "Да, да, я говорила с ним,- это Айша.- Не опаздывай, он будет у нас, в случае чего - отпросись: Расул приехал!"

Бахадур ждал. Что же будет? Молчаливый сослуживец уткнулся в свои бумаги, но весь - внимание; у каждого свой участок, а по совместительству - контроль, он за Бахадуром, Бахадур - за ним. Ну нет: станет Бахадур за кем-то шпионить!.. Деревня, неуч!.. С чего-то взъелся на соседа-сослуживца. Тихоня!.. Слаб в державном языке, но свой знает неплохо, часто к Бахадуру, и хитрая лесть в глазах, чтобы ошибки помог исправить, и Бахадур чуть что - тыкает его носом в текст. Вспомнил, вот и отвлечение! как тот, когда прибыл сюда и совпало с рождением детей, кому-то позвонил, кричит на весь этаж: "Да, да, можете меня поздравить!" Потом приструнили: здесь надо говорить тихо. "С чем это?" - насторожился Бахадур, а тот и добавляет радостно: "Моя жена двойню родила!.." - Вдруг умолк, тяжкая мыслительная работа на челе, и тут же добавил: "От меня!" - боялся, что там подумают: "А от кого это жена его родила?" О неуч!.. Глаза и уши Унсизаде!..

А вот и вызывают к нему!

Пока Бахадур раздумывал и ему мерещились всякие картины, и обида нет-нет на Нису,- АНАХАНУМ ПРИТАИЛАСЬ, ЖДЕТ, Унсизаде вызвали к шефу. О том о сем, а Фархад напряжен, у него интуиция, почти инстинкт, непременно спросит о Бахадуре; и точно.

_ А ты разве,- вот оно!- не по утрам проводишь летучки?! - спрашивает о том' дне, когда Бахадур не

пришел.

_ Вообще-то по утрам, но как-то утром, если помните, вы нас собрали…-' В точности это было так в тот день. Надо развеять дым, тем более что слухи с молниеносной быстротой распространяются, и все в управлении знают, что он вызывал Бахадура. А раз вызвал - одарить или осадить.

- Кстати, ты доволен Бахадуром?

- А как же?- Если даже спросит, был ли на месте Бахадур в тот день, но вряд ли позволит себе эту слабость, надо будет схитрить; как же он может сказать, что нет? И услышит: "Какой же ты руководитель отдела, если не знаешь, где находится твой сотрудник?!" Или: "Придется подумать о твоем соответствии… Ты, кажется, имеешь высшее… какое? ах, экономическое! А я думал, юридическое! Ну да, я знал, что экономическое, как раз в институте народного хозяйства…" А там в ректорах - бывший певец: всех, кто приходит, посылает к руководителю хора, узнать, какой голос,- бредит хором, который поездит по миру, чтобы прославить институт. Но это - чудачество, а погорит на другом: желал, чтоб все вставали и аплодировали, когда он входит в аудиторию или в зал Ученого Совета.

Фархад так долго и упорно шел, уже признаки сахарной болезни, а его - в тупик, рядовым без степени педагогом, ни в приемную комиссию не попадешь, ни еще куда, где можно было б хоть… пусть не карьера, зато обеспечен на сто лет вперед. Но обошлось, тем более что институт вскоре закрыли (развал + неучи).

Короче: страхи напрасны, Унсизаде просто иногда самопуганием занимается, это полезно, чтоб не зазнаваться,- он твердо знает, что ему ничто не грозит, пока шеф на месте, особенно после недавнего разговора с бабушкой, ездили в деревню с братом навестить ее, надоумила; жалко ей стало внуков, особенно Фархада, изъел душу страхом, и она вдруг:

"Знаю я ваших начальников! И твоего прекрасно знаю, тоже мне, страшилище себе придумали!"

"Что же ты раньше молчала?" - обрадовался Фархад.

А потом она и говорит: "Ты не робей, как представится случай, скажи: "А мы из деревни Исс". И про мельницу тоже. "Бабушка моя еще не старая, вам привет передавала, и чтоб вы внука ее не обижали!"

"Так и сказать?!"

- Как, из деревни Исс?- изумился шеф, у него было хорошее настроение, и он как-то спросил Фархада, откуда тот родом, старая привычка. И глаза вдруг потеплели: "Ай да молодец бабушка!"

- Ну да.- Кто не знает их деревню Исс, где знаменитая мельница.- Дед, а у него мельница, всю жизнь мельником проработал.- И тут бы сказать о бабушке, но шеф прервал:

- А у деда молодая жена?

Унсизаде удивился:

- У деда три жены было.- И что-то помешало ему передать привет от бабушки.

В тот же день шеф, об этом Фархаду скажет Фарид, вдруг такую теплоту к нему выказал, что братья поняли: им, пока на месте шеф и его друг ББ, ничего не грозит.

Перед началом заседания, пока уточнялась повестка дня, Джанибек отозвал в сторону Друга Детства:

- Слушай, а помнишь мельницу в Иссе?

Тот опешил: подвох?! Но взгляд у шефа такой открытый, и вдруг жар прихлынул к голове, прежнее озорство во взгляде. "Ты ешь ее глазами". Оба расхохотались.

"О чем они?" - насторожились все, а прежде - Правая Рука (давно никаких от него сигналов НАВЕРХ - что замышляют?..), и волнение пробежало по затихшему залу (с выгнутой стеной-окном), а ББ казалось, что шеф забыл о том, что они друзья детства, хмурится, недоволен чем-то, особенно как снял с него недавно новую шкуру, после того как при Расуле снял,- появилась новая, еще крепче, так что не надо печалиться, нет худа без добра.

К тому же накануне удачно прошел АУКЦИОН друзья в беде не оставили, выкупили его Красную душу и Джанибек как будто остался доволен чистой, без при месей, прибылью (ив фонд слепых, кажется, перечне лил энную сумму, о чем местные газеты поведали восторженному читателю, а Джанибеку, кроме того, важно было проучить Друга Детства, порасторопней будет, вобьет в башку, что план прежде всего, и любыми путями чтоб сводка без задержки двигалась от разных ведомств на стол к Джанибеку и от него наверх, и пресса аршинными буквами оповестит, вынеся нули на первую страницу, радиостанции заполонят вестью эфир).

Не слышал никто про аукцион? И не услышит - это для сверхсверхузкого круга, максимум семеро, любимая народная цифра, даже Правая Рука, входящая в семерку, не знает (правда, семерка эта иного калибра): что ни говори, а все ж таки чужой, проболтается, и пойдет из края в край весть, что в ведомстве Джанибека шалости себе позволяют.

Вход сюда в частный дом по особому приглашению (из уст в уста, через уши, разумеется),- для родичей, друзей, меценатов, это по старинке, а нынче спонсоры, и Цветочные магнаты тут, и заправилы Шашлычных точек, и Огородные в системе вседержавного огорода плантаторы, как пугала, и Винных дел мастера, набили руку в конвейерном производстве чернухи-бормотухи, рекой она течет, заливая, а точнее, конкурируя с сибирскими реками.

- Наши вина… (и о нектаре для сердечных мышц),- любил выступать Джанибек перед виноградарями, выезды к ним готовились задолго, обставлялись торжественно, речи, грамоты, приветствия.- И непременно о том, что наши вина ждут на Крайнем Севере и Дальнем Востоке.

И гнали цистерны (спаивать народ).

Да, аукцион,- пускай выручают своих покровителей-шефов, провинившихся перед Джанибеком, выкупают их красные книжечки. Нет-нет, не скопом эти аукционы, а персональные, и каждый приглашает своих. А им, явившимся, это в удовольствие, что приглашены, престижно очень,- бумаги ведь, ну, деньги эти, девать некуда!.. Одна только печаль, что не удается близко лицезреть Джанибека,- неизменно ведет аукционы Бритоголовый, а Джанибек спрятался за кулисами, куда транслируется, видны и зал, и лица, и жесты, слышны речи, кого-то копирует.

Меценаты, опекаемые Другом Детства (такой могучий щит!), обязаны, как о том уже было, выкупить эту самую книжечку, Красную душу, высоко она котируется на черном рынке, в городе две тыщи, в деревне три, а попросту говоря - ни шагу без нее, она и мотор для движения, она и горючее для сердечного жара,выкупить, выказав тем самым искреннюю любовь: чем ей в сейфе чахнуть, книжке этой, одна-две еще куда ни шло, а их с десяток уже накопилось, среди них и ректорская есть душа, и риковская, и комитетская,- пусть лучше вертится-ворочается в деле, не давая купюре плесневеть.

Если не выкупят - места лишатся, за которое через поставщика кадров честь честью внесена сполна плата, и настала пора каждой этой книжечке ход дать, спустить с молотка, который в руке Бритоголового.

Да, в одной руке молоток-колотушка, в другой - Красная душа: кто сколько даст.

- Начальная цена ее под цвет души, вот она, трепыхается в кулаке!..- Уже знают, но молчат.- Красненькая десятка ее начальная цена!..- И выжидает, пока хохот в зале не утихнет. Шутник этот Бритоголовый, а он просто ритуал соблюдает, вовсе не шутит над почтенной публикой.- Кто больше?

- Сто! - И снова хохот: кто-то рассмешил публику, но планку надо поднимать не сразу.

- Еще нуль! - Это уже разговор: сейчас перед нулями пойдут цифры, движение убыстряется, и скачут кони (всадники с пиками), цокот копыт, и даже через ступеньку от единицы до девяти, пока кто-то не добавит еще нуль, и воцаряется долгое молчание, учащенно дышат, кто-то сопит, лишь глас Бритоголового слышен, стыдит собравшихся, будя в них джигитов-богатырей: