Похищение свободы - Вольфганг Шрайер

О политике он говорил меньше всего. Как все правые, он презирал идеологию, которую использовал лишь для маскировки своих истинных целей. Позднее он стал заговаривать о женщинах, но не о супруге и не о своих любовницах, а о женщинах вообще.

Как-то утром на дежурство заступила Рената, не самая красивая из наших девушек, но в полутемном подвале и она вполне могла сойти за красотку.

— Ваши глаза я никогда не забуду, — сказал ей наш заложник.

Во время игры в шахматы он незаметно вытащил у Ренаты пистолет, торчавший из заднего кармана, и, направив на нее ствол, приказал:

— Ну, моя птичка, мы поменялись ролями; теперь ты станешь моей заложницей. Прояви благоразумие, и все будет хорошо… Разденься, и я верну тебе твой пугач… — Он преградил Ренате путь к двери и начал так срывать с нее платье, что отлетели все пуговицы.

Рената громко закричала и с силой ударила нахала, На ее крик прибежал Руперто, и все закончилось благополучно. Однако этот случай послужил нам хорошим уроком: ведь председатель парламента мог спокойно уложить из пистолета охрану и бежать.

Когда же в подвал спустился я, он заявил, что убивать никого не собирался, ибо это противоречит его убеждениям, и потребовал хотя бы два раза в неделю женщину. Пришлось вернуть заложника за решетку, отделив его таким образом от охраны.

Под вечер того же дня нас ждал еще один неприятный сюрприз — к нашему дому приближались какие-то люди, судя по всему, с вполне мирными намерениями.

Очевидно, наше пребывание в доме не осталось незамеченным для любопытных соседей. Сначала подходили к забору детишки, чтобы получить от нас по пакетику жевательной резинки и перекинуться несколькими словами с нашими девушками. Однако на этот раз пожаловали их родители, которых знал Руперто.

Пришлось пригласить их присесть в плетеные кресла возле бассейна и выпить по банке пива. Довольно молодой мужчина по имени Омар поблагодарил нас за то, что мы так хорошо отнеслись к его детям, и попросил, если это нас не затруднит, ежедневно заниматься с ними по часу письмом и чтением, поскольку в этой глуши учиться негде и не у кого.

Руперто объяснил соседям, что мы составляем небольшую группу молодых ученых, которые интересуются вопросами мелиорации, а я попросил их зайти завтра утром: к тому времени мы посоветуемся и решим, как поступить.

Как только соседи ушли, на меня напали все, кроме Руперто, убеждая, что просьбу соседей нужно уважить, тем более что контакт с простыми людьми нам не повредит. Более того, мы даже обязаны поддерживать с ними контакт, просвещать их, сплачивать, так как наш лозунг гласил: «Жить среди народа во имя народа!»

— Вечером, когда они свободны от работы, их нужно пригласить в дом, — предложил кто-то из девушек.

— В дом? — удивился я. — А если они услышат стоны Дона Фернандо или выкрики председателя? Что тогда? Если они слушают радио и знают о заложниках? Если Омар подослан к нам? — не сдавался я.

— Я его знаю, он не может быть шпионом, — возразил Руперто.

— Придется выбирать.

— Что выбирать?

— Одно из двух: контакты с соседями либо заложники. Одно исключает другое.

И тут меня вдруг осенило, что все это не обошлось без вмешательства Руперто.

— Это ты подговорил их зайти сюда, не так ли? — набросился я на него.

— Ну я, — сразу признался он, — Мне кажется, будет гораздо лучше, если в этот дом время от времени начнут заходить крестьяне, то есть наши союзники.

— Мы не можем отказаться от своих правил…

Между нами разгорелась настоящая словесная дуэль.

— Если ты не прислушиваешься к критике руководства, то послушай хотя бы нас… Давай проголосуем, Рене.

— Чего ты командуешь? Голосовать в такой обстановке!

— Обстановка нормальная. Ты хочешь нами командовать, хочешь, чтобы мы беспрекословно исполняли твои неумные приказы?

Чтобы сохранить единство группы, мне ничего не оставалось, как подчиниться воле большинства.

— Ты сам привел нас к изоляции, сам и исправляй положение, — сказал мне Руперто.

— Согласен, — проговорил я, стиснув зубы. — Мы переведем заложников в другое место, а здесь развернем пропагандистскую работу среди крестьян.

8

Однако найти новое место для заложников оказалось делом непростым. Правда, в городе у нас имелись две конспиративные квартиры, но обе они для этой цели не подходили.

Шли дни. Мы проводили политико-воспитательную работу среди местных крестьян, которые оказались на удивление понятливыми. Особым усердием отличались Омар и четверо его друзей, которых в скором времени можно было использовать как пропагандистов.

30 мая мне наконец удалось связаться с товарищами из соседнего района и договориться о том, чтобы они забрали наших заложников, если мы передадим их группе оружие. Пришлось согласиться, так как иного выхода у нас не было.

Вот когда я по-настоящему понял, как трудно действовать в одиночку, без поддержки местного населения, вернее, широких народных масс. Мы же поддерживали контакты всего с тремя десятками крестьян, среди которых мог отыскаться предатель, поставивший бы под удар нашу группу.

Я крутился как белка в колесе, чувствуя себя ответственным за группу. Я доставал оружие, договаривался о транспорте, а когда возвращался домой, то боялся, как бы там не оказалось засады.

Утро 1 июня началось с привычных жалоб профессора, который вот уже целую неделю ничего не ел, выпивал только несколько чашечек кофе с сахаром. Он сильно исхудал, однако не прекратил работы над проектом конституции третьей республики, который должен был представить в конгресс ровно через месяц. Мы, как могли, помогали ему, доставая книги в библиотеках.

Однажды утром Рената встревоженно сообщила:

— На опушке леса появился «бьюик» серого цвета. Я рассказал об этом Хорхе, который спросил меня:

— Ты боишься?

Отправившись на разведку, мы выяснили, что машина была действительно серого цвета, но совсем другой марки, а прикатила в ней на отдых супружеская пара с детьми. Паника улеглась, но неприятное ощущение незримо надвигающейся опасности осталось.

Однажды под вечер нас насторожила тишина, которая воцарилась на чердаке, где мы держали Дона Фернандо. Когда мы вошли к нему, то увидели, что он пьян. Оказалось, он отыскал на чердаке запас спиртного, припрятанный Хорхе на черный день.

Алкоголь придал Урбино смелости.

— Когда вы меня освободите?! — кричал он. — Или вы решили меня медленно убивать? Сколько времени я должен торчать на этом темном чердаке?

— Мы вас сразу отпустим, как только власти освободят двадцать восемь наших товарищей, — попыталась успокоить его Бланка.

— Это значит, никогда?

— Это значит, в любой момент, — холодно заметила Бланка. — Почему вы в письме не попросили начальника службы безопасности помочь вам? Он ведь ко всему прочему ваш родственник, не так ли?

— Что нужно, он сделает… не беспокойтесь… А вот что потом сделают с вами, вы даже не представляете. Я многое о вас знаю… Я все знаю! Вы уже мертвецы! Все до одного!..

— Мертвецы, мы?! — вскричал Хорхе.

— Да, все, все…

— Да он, никак, тронулся?

— Я-то в своем уме…

Бланка предложила покинуть дом, не дожидаясь, пока нас схватят. В ходе жаркой дискуссии вдруг выяснилось, что председатель парламента сбежал, проделав дыру в решетке.

Хорхе вскочил на мотоцикл и помчался догонять его, полагая, что далеко уйти он не мог. Но преследование не дало никаких результатов — очевидно, беглеца подобрала попутная машина.

Положение создалось критическое. Как только Сандоваль доберется до полицейского участка, всем нам крышка.

Согласно плану эвакуации мы должны были разделиться на две группы. Первая группа, прихватив заложников и все необходимое, включая множительную технику, на двух машинах кружным путем направлялась в горы, а оттуда в соседнюю провинцию. Вторая группа, то есть группа прикрытия, в которую входили Хорхе, Бланка и один из шахтеров, занимала позицию на опушке леса с задачей обеспечить благополучный отход первой группы.

Едва группы успели рассредоточиться, как в небе появился вертолет. Он завис над нашим домом и обстрелял его из пулеметов. Хорошо, что дом к тому времени был пуст.

А спустя четверть часа на шоссе показалась колонна полицейских машин, сопровождаемая репортерами. Полицейские окружили и атаковали брошенный нами дом.

9

Под вечер я, грязный и уставший, не имея ни малейшего представления о случившемся, подъезжал к нашему загородному дому, где, как выяснилось позже, полицейские оставили с десяток своих агентов, в лапы которых я чуть было не угодил.

Затормозив на повороте, я машинально бросил взгляд на небольшую сосенку — она была сломана. Это товарищи сигнализировали мне о провале. Сигнал этот, несмотря на грозившую опасность, подала Бланка и тем самым спасла мне жизнь. Быстро развернувшись, терзаемый неизвестностью, я помчался в город на запасную нелегальную квартиру.