Ганнибал - Илья Кораблев

Гибель Архимеда на протяжении длительного времени была сюжетом многочисленных повествований. Плутарх [Плут., Марц., 19], который, подобно Ливию, старается уверить читателя, будто смерть Архимеда глубоко огорчила римского командующего, приводит три рассказа об его кончине. Согласно одному из них, Архимед был погружен в изучение геометрических чертежей; он не обращал внимания на римлян, бежавших по улицам, и даже не знал, что город уже взят неприятелем; когда перед Архимедом внезапно предстал римский воин и потребовал его к Марцеллу, ученый отказался, объясняя это тем, что он пока не решил проблемы и не закончил доказательства; солдат вытащил меч из ножен и заколол Архимеда. По другой версии, когда к Архимеду явился римский солдат с мечом в руке, ученый просил дать ему короткое время, чтобы задача, которою он занимался, не осталась нерешенной; убийца, не обращая внимания на слова Архимеда, пронзил его своим мечом. Еще один рассказ, сохраненный Плутархом: Архимед шел к Марцеллу и нес математические инструменты; солдаты, встретившие его по дороге, решили, что он несет сокровища, и убили его с целью грабежа. У Валерия Максима [8, 7, 7] также сохранилось предание, будто Марцелл приказал пощадить Архимеда, который был убит не только без ведома, но и вопреки ясно выраженному указанию Марцелла. Воину, ворвавшемуся к нему в дом, Архимед сказал: «Не порти это [чертеж]!»; римлянин, оскорбленный этими словами, отрубил ему голову. В изложении Диодора [26, 18] и Диона Кассия [фрагм, 45], Архимед был погружен в свою работу, когда какой-то римлянин предстал перед ним; не видя, кто ему мешает, Архимед сказал: «Отойди, человече, от моего чертежа!»; схваченный врагом, поняв, что он попал в руки римлянина, старик закричал: «Пусть кто-нибудь из моих даст мне какое-нибудь орудие!»; перепуганный римлянин тут же его убил. Марцелл оплакал Архимеда и приказал торжественно похоронить в родовой усыпальнице; убийцу казнили. По Зонаре [9, 5], Архимед чертил какой-то чертеж, когда к нему явился римский воин; за головой, — заметил Архимед, — а не за чертежом он пришел, и продолжал работать, почти не обращая внимания на солдата; едва успевший сказать «отойди, человече, от чертежа», он был убит разгневанным римлянином. Зонара не считает нужным говорить что-либо о действиях Марцелла и ограничивается констатацией: «захватив их (Ахрадину и о-в Ортигию. — И: К.), римляне убили многих других и Архимеда». Согласно этой традиции, Марцелл не приказывал пощадить ученого, не печалился об его гибели и уж тем более никого не наказывал.

Как и во многих других случаях, мы вынуждены оставить открытым вопрос об обстоятельствах смерти Архимеда и о подлинной реакции Марцелла на это событие. Факт остается фактом: Архимед был убит во время дикой оргии грабежа и убийств, развязанной Марцеллом в Сиракузах. Не исключено, что Марцелл счел необходимым продемонстрировать свою скорбь по поводу столь грустного инцидента и отдать последний долг убитому: в той ситуации, которая сложилась и в самой Сицилии, и в балканской Греции, где римляне отчаянно нуждались в поддержке греческих союзов против Филиппа V, римлянам политически было крайне невыгодно появляться в роли убийц и насильников, хладнокровно истребляющих лучших представителей греческой мысли. Напомним, что римляне уже старались привлечь на свою сторону дельфийский оракул. Сопоставление с Ганнибалом, при штабе которого, как сказано, находились греческие литераторы, было бы слишком невыгодным.[129] Как бы то ни было, достоверно известно [Циц., Госуд., 1, 14], что Марцелл одну из знаменитых Архимедовых «сфер» посвятил в храм Мужества, а другую взял себе как причитавшуюся ему долю добычи; в его семье эта реликвия передавалась из поколения в поколение.

Несомненно, однако, и другое: в Сиракузах, когда они оказались под властью римлян, было далеко не безопасно вспоминать Архимеда — одного из организаторов сопротивления римскому нашествию, вероятно, наиболее бескомпромиссного врага римлян.[130] Этим, надо полагать, объясняется, что могила Архимеда была заброшена и забыта, и только Цицерон уже в I в. после многих трудов смог ее отыскать [Циц., Туск., 5, 64 — 66].

Взятием Сиракуз война в Сицилии окончена еще не была. В сицилийских городах происходили столкновения между сторонниками Рима и приверженцами Карфагена; только вмешательство Марцелла могло обеспечить победу проримских группировок [ср. у Плут., Марц., 20]. О том, на какие уступки Марцелл вынужден был идти, говорит свидетельство Аппиана [Сиц., 5]: заключая договор с Тавромением, Марцелл отказался от права размещать в этом городе римский гарнизон и набирать там солдат во вспомогательные формирования римской армии. В Акраганте еще сидел Эпикид; там же находился с пунийскими подразделениями Ганнон; наконец, туда же Ганнибал прислал Муттона — гражданина Гиппона Диаррита, хорошо изучившего военное дело под его руководством. Муттону Эпикид и Ганнон подчинили нумидийских всадников. Очевидно, Ганнибал не терял еще надежды поправить положение на острове. И действительно, совершая смелые рейды во главе отряда, Муттон снова поднял по всей Сицилии антиримское движение. Наконец, Эпикид и Ганнон вместе с Муттоном вывели свои войска к р. Гимера. Там Муттон сумел в нескольких стычках разбить римлян, однако бунт нумидийцев, часть которых внезапно ушла в Гераклею Минойскую, заставил его отвлечься от борьбы с римлянами. Пока он отсутствовал, Ганнон и Эпикид решили дать сражение. Но их воины не выдержали первого же натиска и бежали. Одержав эту победу, Марцелл торжественно возвратился в Сиракузы [Ливий, 25, 40 — 41; Зонара, 9, 7].

Падением Сиракуз и разгромом карфагенян и греков у р. Гимера был предрешен исход борьбы за Сицилию. Остров, хотя в Акраганте еще оставались карфагенские войска и отряды Эпикида, становился римской провинцией; все планы карфагенского правительства, все военно-политические устремления самого Ганнибала, связанные с Сицилией, и в частности с Сиракузами, терпели крушение. Вместо того чтобы связывать Ганнибала с Карфагеном, Сицилия превращалась в непреодолимую преграду, отделявшую пунийскую армию в Италии от возможных источников подкреплений. Вместо того чтобы стать надежным тылом для армии Ганнибала, Сицилия делалась плацдармом, откуда можно было в любой момент ожидать и вторжения римских войск в Африку, и удара через южные районы Апеннинского полуострова по Ганнибалу. Рушилась надежда создать македонско-тарентинско-капуанско-сиракузско-карфагенскую коалицию для уничтожения Рима. В Таренте в акрополе засели римляне, Капуя была осаждена, Сиракузы захвачены Марцеллом. Что еще? Разве что новый рейд Тита Отацилия в Африку. За несколько дней до захвата Сиракуз, вторгнувшись рано утром на 80 квинкверемах в гавань Утики, он увел нагруженные продовольствием транспорты, опустошил поля вокруг Утики и с торжеством вернулся в Лилибей [Ливий, 27, 31].[131]

В Испании кампания 212 года началась при следующих обстоятельствах. Как известно, на Пиренейском полуострове находились в этот момент две римские армии: одна — под командованием Публия Корнелия Сципиона и другая — под началом его брата Гнея. Когда наступил сезон боевых операций, римские полководцы покинули зимние квартиры и объединили свои силы. Им противостояли три армии карфагенян: две — под командованием Гасдрубала сына Гисгона и Магона сына Гамилькара Барки — находились в общем лагере на расстоянии приблизительно пяти дней пути от римлян, и одна стояла около г. Анторга (ее возглавлял Гасдрубал сын Гамилькара Барки). Для того чтобы разработать план кампании и определить ее цели на ближайшее время, Сципионы созвали военный совет; его участники пришли к единодушному мнению: до сих пор стремились только помешать Гасдрубалу Баркиду пробиться в Италию, теперь же (несомненно, после блестящих успехов предшествующих кампаний) настало время закончить войну в Испании. Средств должно было хватить: к римлянам присоединились 20 000 кельтиберов — по тем временам весьма грозная сила. Сначала римское командование решило нанести удар по Гасдрубалу сыну Гамилькара Барки. Все были уверены в успехе и беспокоились о том, как бы, напуганные его поражением, Гасдрубал сын Гисгона и Магон Баркид не ушли в горы и не затянули бы войну. Поэтому римляне разделили свои войска. Две трети прежней армии Публий Корнелий Сципион повел против Магона Баркида и Гасдрубала сына Гисгона; одну треть прежней армии и кельтиберов Гней Корнелий Сципион двинул к Анторгу против Гасдрубала Баркида [Ливий, 25, 32]. Карфагеняне предоставили римлянам начать военные действия.

Хорошо понимая, что свои надежды Гней Сципион фактически возлагает на кельтиберов, Гасдрубал Баркид сделал все, чтобы оторвать их от римлян. Его аргументы оказались настолько полновесны, а потому и настолько убедительны и для рядовых кельтиберских воинов, и для их вождей, что они покинули римский лагерь, заявив на прощание, будто междоусобные распри мешают им принять участие в предприятии Сципионов. Гней, не имея теперь ни достаточной армии, чтобы осуществить первоначальный план и сразиться с Гасдрубалом Баркидом, ни возможности соединиться с братом, решил отступить, по возможности уклоняясь от боя на открытой местности; карфагеняне преследовали его по пятам [Ливий. 25, 33].